Граница проходит рядом
(Рассказы и очерки) - Данилов Николай Илларионович - Страница 1

Николай Данилов

ГРАНИЦА ПРОХОДИТ РЯДОМ

Рассказы и очерки

РАССКАЗЫ

В пустыне

н шел пустыней третьи сутки. Давно сбившись с пути, мужчина еще вчера верил, что обязательно набредет на аул, родник или колодец, а сегодня терял силы, а с ними надежду найти воду… Ориентируясь по солнцу и звездам, он двигался строго на север, огибая только высокие барханы. Сверни он вправо или влево, возможно, и натолкнулся бы на какое-нибудь селение, но, как знать, есть ли оно здесь поблизости. Лучше идти прямо, экономя силы и время. По его подсчетам, пройдено не меньше ста километров, и ни души вокруг.

Ночами он слышал душераздирающие разноголосые крики шакалов. Звуки, издаваемые животными, походили то на хохот сумасшедшего, то на вопль женщины, то на плач ребенка. И хотя он знал, шакалы трусливы и не нападают на здорового человека, страх одолевал — сдавала психика. И от мысли, что его обессиленного, но еще живого начнут грызть шакалы, становилось жутко, В такие моменты он дрожал, дрожал от страха мелкой безудержно, но всякий раз внушал себе, что виной тому холод. О, сколько проклятий послал он этой пустыне!

Раскаленные пески дышали днем жаром, вечером быстро остывали, а ночью от них веяло стужей. Человек приспосабливался к непривычному климату, резкой смене жары и холода.

Вечером и ночью он шел, шел до тех пор, пока не начинали подкашиваться ноги. С рассветом сворачивал за высокий бархан, сваливался на его теневой стороне и моментально засыпал. Но проходило какое-то время, и палящие лучи будили путника. Потный, он, ворча, поднимался и сонно брел к уползшей тени, чтобы уснуть до вечера.

Несколько раз над ним, спящим, раздавался гул мотора, но у него не хватало сил проснуться. Впрочем, мужчина не мог уверять, что это были реальные звуки. Гул вертолета мог присниться, а возможно, и того хуже, — начиналось то сложное психическое заболевание, которое называют слуховыми галлюцинациями. Если же над пустыней действительно кружил вертолет, то, без сомнения, люди сверху не заметили неподвижного человека, облаченного в костюм песчаного цвета. В противном случае, не изнывать бы ему от жары, не погибать бы от жажды.

А сколько физически крепкий человек может выдержать в пустыне летом без воды? Она, теплая, была во фляге еще вчера. Как ни бережно расходовал, кончилась. Последний глоток сделал прошлым вечером. Потом, лежа на спине, долго держал флягу над открытым ртом, терпеливо дожидаясь, когда по гладкому узкому горлышку капля за каплей вытечет вся влага.

Третьи сутки пути были особенно трудными. Удобно подогнанный рюкзак, с которым двое суток назад мужчина мог легко бежать, стал невыносимо тяжелым. Лямки резали плечи, свинцом наливалась спина, ныли ноги, обутые в легкие брезентовые сапоги. Человека мучила жажда. Во рту вместо слюны скопилась густая горькая пена, которую он не мог ни выплюнуть, ни проглотить. Сухое горло казалось суконным. Хотелось пить… пить… пить…

Незадолго до захода солнца путник увидел справа отчетливее, чем вчера, огромное озеро с небольшими песчаными островками. Оно было настолько естественным, что хотелось со всех ног броситься туда, где так заманчиво разливалась прозрачная вода. Ноги сами поворачивали в сторону живительной влаги, отказываясь подчиняться разуму. Но человек хотел пить, хотел жить, а поэтому страшным усилием воли заставлял себя не смотреть вправо — он хорошо знал, что такое мираж. Знал об этом коварном природном явлении вчера, позавчера, много лет тому назад, но сегодня…

Он вдруг резко повернул вправо, пошел легко и размашисто, потом побежал. Споткнувшись, увяз руками в горячем песке, встал и снова споткнулся… Поднявшись на корточки, путник жадно смотрел в ту сторону, где на его глазах сменялась картина — вода медленно уходила в сторону, образуя новые песчаные островки с отчетливым, как в зеркале, отражением. Путник сник. Сердце, нарушив обычный ритм, громко выстукивало: «Не дой-ду! Не дой-ду!..».

Минуты отчаяния прошли, и мужчина поднялся. Подумав, сбросил с плеч рюкзак, по-собачьи быстро вырыл яму, положил его туда. А это что еще давит на грудь? Он сунул руку во внутренний карман куртки и медленно вытащил ее назад. Нет, с этим предметом расстаться он не решился. Закопав яму, путник осмотрелся: вокруг рябые барханы — большие, средние, маленькие — ничего примечательного; такие он миновал вчера, позавчера. Если доведется вернуться за рюкзаком, как он его найдет? Безнадежно махнув рукой, побрел дальше, строго на север.

Это случилось глубокой ночью, через шесть-семь часов после того, как путник оставил под барханом свой нужный и ценный рюкзак. Он не поверил ушам, замер, весь превратился в слух. В пятистах метрах, не дальше, надрывно прокричал ишак, сонно и глухо забрехала старая собака, тотчас же ей вторила молодая, заливисто и звонко. Человек побежал. И откуда только взялась сила! Он бежал, падал, вставал и снова бежал, хрипло крича: «Воды!.. Воды!..».

Его услыхали собаки и, подняв отчаянный лай, бросились навстречу. У путника заплелись ноги, он упал и, не сумев подняться, пополз на четвереньках, не обращая внимания на яростную атаку псов. Потом он уловил человеческий голос: кто-то отгонял собак. С этого момента человек окончательно потерял силы, распластался на песке, уходя в забытье…

Очнулся от первого глотка воды. Дрожащими руками схватил большую глиняную чашку, булькая и брызгая, опростал ее и жестами попросил еще. Залпом опрокинув вторую чашку, он осоловелыми глазами уставился на спасителей.

— Болды! — произнес седобородый мужчина в сером чекмене.

— Болды, — тихо повторила пожилая женщина в длинном красном платье.

— Спасибо, — слабым голосом поблагодарил путник. — Геолог я… отстал… заблудился…

Он уронил голову на подушку и ушел в глубокий сон…

Проснулся от солнечного зайчика, который пробился сквозь густые ветви карагача и через окно упал на пол кибитки. Припоминая, что с ним произошло ночью и куда он попал, человек обвел глазами помещение — никого. Но вдруг интуитивно почувствовал, что у его изголовья кто-то стоит. Помедлив, как бы спросонья, он сунул руку под куртку и похолодел — пистолета в кармане не было.

— Доброе утро, незнакомец! — услышал он чей-то бодрый голос.

Мужчина вздрогнул, повернулся и резко откинулся назад. Около двери стояли, держа автоматы наизготовку, два молодых пограничника. Глаза незнакомца еще больше расширились, когда он увидел у ног сержанта свой рюкзак. Не дожидаясь команды, мужчина встал на ноги и поднял руки.

— А мы шли за вами от самой границы, — весело сказал сержант, — и тоже, между прочим, без воды…

Письмо

ляши, Солодов! — сержант держал в руке синий конверт с большой красной маркой. — От нее…

— Брось баловаться, — солдат потянулся к письму, но сержант поднял его высоко над головой:

— Нет, пляши, так не дам. Пограничник подбоченился и, неумело притоптывая, с улыбкой прошелся вокруг сержанта.

— Вот теперь другое дело!

Первая же строчка «Сергей, здравствуй!» насторожила. Что бы это значило? Раньше писала: «Здравствуй, Сережа!». Предчувствие чего-то неприятного сдерживало желание читать. «Извини за задержку. Молчала. Требовалось время, чтобы все хорошо обдумать и ответить честно и прямо…»

Солодов, не отрываясь от письма, пошел через двор заставы к конюшне. Прислонившись к углу здания, он вчитывался в строчки и мрачнел. «Ты — хороший парень. Из всего нашего класса, пожалуй, я тебя (имею в виду мальчишек) уважала больше всех. Перед отъездом в армию ты меня поцеловал. Это был первый поцелуй (не в счет родительские), и он останется на всю жизнь у меня в памяти. Я обещала тебя ждать, и это тогда было искренне…»