Здравствуй, мама! (СИ) - Борн Амелия - Страница 30

— И что же ты решил? — улыбнулась она, стараясь выглядеть уверенно. Но я заметил, что на самом деле Ольга нервничает. И то ли еще будет! Это разговор завершится совсем не так, как она того сейчас ожидает!

— Я подумал, что не стоит мешать воссоединению матери и детей, — ответил с ледяной улыбкой.

— Это правильно! — оживилась Ольга. — Я так скучаю по своим крошечкам!

— Да, я заметил, — усмехнулся цинично. — Ты даже пыталась их похитить с помощью своего любовника.

Она застыла. Потом отрывисто рассмеялась:

— Что за ерунда!

— Дети во всем сознались, — сблефовал я. — Так что можешь не отрицать.

— Да, я это сделала! — пошла она в атаку. — И что с того? Я их мать!

— Вот и я так подумал, — угрожающе осклабился я. — Ты их мать, так что дети должны быть с тобой.

— Правда? — растерянно моргнула она.

— Конечно. Можешь забирать их прямо сейчас.

Я практически слышал, как в ее голове напряженно вертятся шестеренки. Наконец она спросила:

— А деньги?

— Какие деньги? — деланно удивился я.

— Деньги на их содержание!

— Содержать их будешь за свой счет, — усмехнулся в ответ, с наслаждением глядя как растерянность на ее лице сменяется гневом.

— Мне нужны деньги! — буквально выкрикнула она. — Я подам на алименты!

Не сдерживаясь, я расхохотался. Ржал от услышанного очень долго и со вкусом.

— Ты круглая дура, Ольга. Какие алименты? Ты лишена родительских прав и вообще не имеешь права приближаться к детям! Так что, пока я добрый, забирай детей и убирайся!

— Мне не нужны эти дети! — разъярилась она. — Мне нужны деньги!

— Как же так? — изобразил я искреннее удивление. — Ты же только что говорила, что скучаешь по своим крошкам!

— Я ненавижу этих сопливых детей! Как жаль, что ты не сварился заживо в той сауне, тогда я получила бы все, а от них избавилась!

К моему ужасу, в этот момент дверь распахнулась и в кабинет ворвался Адам. Позади него, с потрясенно распахнутыми глазами, застыла Дина.

Бросившись к матери, сын стал молотить ее маленькими кулачками, крича:

— Лгунья! Ты говорила, ты нас любишь!

— Отцепите его от меня, он порвет мне колготки! — истерически заверещала Ольга.

Я подскочил и, подхватив сына на руки, выкрикнул:

— Ба! Почему дети здесь?!

Подоспевшая бабушка забрала у меня Адама и без всякого сожаления сказала:

— Ну надо же! Убежали от меня, как только услышали, что мама пришла!

— Нет у нас мамы! — шмыгнула носом Дина и вдруг заревела так надрывно, что у меня сжалось сердце.

Я с осуждением посмотрел на бабулю, которая осталась совершенно невозмутима, и скомандовал:

— Уведи их отсюда немедленно!

— Папа! — попытался вырваться Адам. — Не отдавай нас!

Полоснувшая по нутру боль прокатилась по всему телу, подступила к глазам, которые стало нестерпимо жечь. Неужели дети всерьез думали, что я могу их отдать кому-либо?

— Потом поговорим, — глухо ответил сыну и, когда дверь за бабулей и детьми захлопнулась, посмотрел с кривой усмешкой на растрепанную Ольгу:

— Кажется, дети к тебе уже не хотят.

— Мерзавец! Ты все подстроил!

— Нет, — покачал я головой. — В отличие от тебя, я переживаю за чувства своих детей. И что же ты теперь, интересно, будешь делать? — поинтересовался насмешливо, сложив на груди руки.

Взгляд Ольги заметался по комнате, и выглядела она при этом, как затравленный зверь. Видимо, даже до нее дошло, что это конец. И в ее случае — отнюдь не счастливый. Наконец она гордо заявила:

— Я ухожу!

— Не так быстро, дорогая, — жестко отрезал я, перерезая ей путь к двери. — Ты думаешь, что уйдешь так просто и безнаказанно? Нет. Хочу, чтобы ты кое-что послушала. Узнаешь эти голоса?

Я включил записанный Тамарой разговор и с отвращением наблюдал, как на лицо бывшей жены наползает паника, затем — бешеная ярость:

— Ты ничего не докажешь! — прошипела она.

— Ошибаешься, — усмехнулся я. — В этом кабинете стоят камеры. Кроме того, есть несколько надежных свидетелей всех ваших подвигов. Так что… счастливого времяпрепровождения в тюрьме… дорогая.

Я сидела и листала журнал с такой скоростью, что у меня стало мельтешить перед глазами. Не видела ни одной строки, написанной на его страницах, но продолжала упорно делать вид, что увлечена чтением.

— Тамара, — тихо окликнул меня Игорь.

Я не сразу подняла на Разумовского взгляд.

— Тома!

Это воззвание прозвучало чуть громче. Я отложила журнал и повернулась к Игорю.

— Что-то случилось? — поинтересовался он мягко.

Хотелось бы мне знать, случилось ли что-то, или после того, как с Ольгой было покончено, стало можно расслабиться и больше ни о чём не думать.

— Нет. Ничего, — соврала я, поднялась с дивана и отошла к окну.

Уставилась на улицу, где ровным счетом ничего интересного не происходило. Только однообразный пейзаж, да и только.

С того момента, как я узнала, что бывшая жена Разумовского теперь нам ничем не грозит, я заметно успокоилась. Поначалу. Потом же меня стали терзать мысли, одна другой краше. И мысли эти были продиктованы в первую очередь молчанием детей.

И Адам, и Дина стали самыми послушными детьми из всех возможных, но при этом они закрылись. Превратились из близнецов, способных на самые вопиющие поступки, в двух замкнутых детей. Это пугало. Игорь же заверял, что ничего страшного не произошло, и что совсем скоро Адам и Дина придут в себя.

Я очень и очень в этом сомневалась. Та прививка реальностью, которая была сделана им при прямом участии их матери, была слишком болезненна. И последствия ее могли стать непредсказуемыми.

— Тамара…

Разумовский оказался позади меня, положил ладони на мои плечи и провел ими сверху-вниз и обратно.

— Если ты будешь молчать, мы ничего не решим.

— Я очень переживаю за детей, — выдохнула, поворачиваясь к Игорю.

Он сразу стал мрачнее тучи, но не отстранился. Одной рукой прижал меня к себе, другой — растер свое лицо.

— Я тоже очень за них переживаю, — признался Разумовский.

Некоторое время мы постояли так. Близко друг к другу, насколько это было возможно.

Наконец я сказала:

— Хочу подняться к ним. Вдруг им нужна сказка на ночь.

По правде говоря, сильно сомневалась в том, что сейчас Адам и Дина желают чего-то подобного. Но надежду ведь никто не отменял.

Разумовский чуть отстранил меня на вытянутых руках и сказал:

— Я думаю, что очень нужна. И я бы сделал все, чтобы рассказать ее вместе с тобой.

— Тогда пойдем и расскажем! — горячо заявила я. — Даже если они не захотят слушать — мы хотя бы попытаемся!

Эта мысль стала настолько осязаемой, что я высвободилась из рук Разумовского. Уже направилась к лестнице, ведущей наверх, но застыла, когда услышала:

— Тамара…

— Да?

Обернувшись к Игорю, я взглянула на него с непониманием. Ожидала чего угодно — что он скажет, что я не должна лезть туда, куда не стоит. Что сейчас все же нужно оставить близнецов с самими собой наедине. Но Разумовский вдруг произнес:

— Я тебя люблю.

Тихо, но в то же время уверенно.

— Что?

Мне показалось, что я не расслышала. Игорь Разумовский взаправду признался мне в любви? Боже! Я оказалась совсем к этому не готова!

— Я люблю тебя.

Он подошел, и я застыла на лестнице. Впилась пальцами в перила, стояла, как соляной столп и смотрела на мужчину, которого тоже любила больше жизни.

— И я… я тебя люблю, — шепнула в ответ, жадно всматриваясь в черты лица Игоря.

Может он так надо мной шутил?

— Скажи это еще раз, — потребовал Разумовский ответа.