Шелковые путы - Деверо Зара - Страница 22

• Предыдущая
• 22/37
• Следующая

Видно, неосознанное стремление обрести наконец друга, настоящего мужчину, до поры дремавшее в ее подсознании, пробудилось под влиянием стремительной езды на санях по белому снегу, в объятиях бывалого путешественника и неугомонного авантюриста. Любопытно, что сказал бы об этом ее психоаналитик?

Сани замедлили бег и остановились, уткнувшись в сугроб у подножия горы. Все вскочили.

Пошатываясь на затекших ногах, Тамзин сделала несколько шагов и воскликнула:

— Вот это кайф! Я давно не получала такого удовольствия.

— Давайте прокатимся еще разок! — предложила Дженис.

Они стали карабкаться вверх по склону, не обращая внимания на боль в мышцах, чтобы вновь испытать удовольствие от скоростного спуска. Однако на этот раз сани быстро перевернулись и все трое упали. К счастью, обошлось без ушибов и ссадин.

— Не пора ли нам передохнуть, девчонки? — спросил Алекс, счищая перчаткой снег с куртки. Он достал из кармана пачку сигарет и закурил. — А потом продолжим наши развлечения.

— Нет, с меня достаточно, — сказала Дженис, присаживаясь на упавшее сухое дерево. — Я замерзла и мечтаю лишь об одном: поскорее очутиться в массажном кабинете, где Борг разомнет все мои косточки.

— Ты соскучилась по этому красивому шведу? — спросил Алекс. — Инга рассказала мне о нем. Под два метра ростом, прекрасная фигура, голубые глаза, белокурые волосы. И замечательный пенис. Тебе захотелось остренького?

— Послушать тебя порой — одно удовольствие! — улыбнувшись, воскликнула Дженис и тоже закурила. — Признайся, ты ему завидуешь?

Алекс схватил ее за лодыжку и подтащил к себе.

— Чем же, по-твоему, я хуже Борга? — грозно спросил он.

— А ты считаешь, что ты лучше? — парировала она.

— Пока еще никто на меня не жаловался. Спроси у Тамзин, осталась ли она мной довольна.

Тамзин демонстративно отвернулась и, обхватив руками колени, стала смотреть в сторону коттеджа. До него было несколько десятков метров, отчетливо вырисовывалась дорожка, протоптанная от коттеджа к крыльцу. Ей почему-то расхотелось уединяться в домике с Алексом, она решила наведаться в него одна.

Она с трудом встала, держась за ствол дерева, и, оглянувшись на приятелей, спросила:

— Любопытно, кто там обосновался?

Глаза ее сверкали, как изумруды, ноздри трепетали.

— Кто-то из особо важных гостей Инги, какая-нибудь знаменитость, — беззаботно сказала Дженис, млея от прикосновения пальцев к ее ступням: Алекс стянул с нее ботинки и делал ей массаж.

— Я хочу сходить туда и посмотреть, — сказала Тамзин.

— Не советую, Инга рассердится. Ей не нравится, когда гостей беспокоят, это портит репутацию заведения. Оставь эту дурацкую затею, Тамзин!

— Пошли в пансионат! — сказал Алекс. — Скоро стемнеет.

Он встал и потянул за собой сани за веревку.

— Я догоню вас, — сказала Тамзин и пошла к домику: уж если она что-то решила, переубедить ее было невозможно.

Алекс был прав: сумерки быстро сгущались. Вскоре стало холодно, солнце скрылось за облаками. Оказалось, что до домика вовсе не так близко, как она думала, снег сыграл с ней злую шутку. Небо потемнело, повалили белые хлопья. Наконец Тамзин добралась до цели и застыла в недоумении: окна были закрыты ставнями. Резкие порывы ветра пронизывали ее до костей, ноги промокли и озябли.

Тамзин дернула за медное кольцо на входной двери. Внезапно дверь распахнулась и в проеме возникла монументальная мужская фигура. Тамзин обмерла, сердце бешено заколотилось в груди: вглядевшись в лицо великана, она узнала знаменитого пианиста, чьи концерты слушала в концертном зале «Барбикан».

— Какого черта тебе нужно? — звучным, как орган, голосом спросил он, повергнув ее в трепет.

— Мне холодно, — стуча зубами, ответила Тамзин.

— Ты кто такая? — продолжал допрашивать ее Гай Вентура, не приглашая войти в дом. — Пронырливая журналистка?

Он пытливо сверлил ее глазами-буравчиками из-под лохматых черных бровей.

— Нет, я не репортер, — ответила Тамзин, уверенная, что действительно им не является, поскольку занимает в редакции журнала пост главного редактора. — Я заблудилась.

Гай еще раз с сомнением посмотрел на нее, словно бы раздумывая, не захлопнуть ли дверь у нее перед любопытным носом, но проникся к ней жалостью и, отступив на шаг, пробасил:

— Хорошо, проходи. Ты из пансионата?

— Да, — сказала Тамзин, входя в прихожую.

— Я позвоню администратору и попрошу кого-нибудь прислать за тобой. Ты уборщица?

Тамзин сделала вид, что не расслышала вопроса, и прошла в теплую гостиную, где пахло кофе, чесноком, пряностями и жареным мясом. Тамзин была в запорошенных снегом ботинках, но Гай не предложил ей снять мокрую обувь. Он молча прошел на кухню, налил ей чашку кофе и, сунув ее незваной гостье, плюхнулся в кресло напротив телевизора досматривать видеозапись оперы «Богема» Пуччини.

Удивившись, что Гай никуда не позвонил, Тамзин потопталась на месте, согрела руки чашкой кофе, сняла каракулевую шапку, обувь, расстегнула куртку и, присев на стул, тоже стала смотреть оперу. Поражала оригинальная режиссерская трактовка либретто: актеры играли в костюмах, характерных для пятидесятых годов двадцатого столетия, и в современной обстановке. В такой постановке «Богема» напоминала «Вестсайдскую историю».

Гай Вентура словно забыл о ее существовании, и она решила напомнить ему о себе, робко сказав:

— Вы хотели позвонить в главный корпус…

— Позвоню, как только закончится это действие. Пожалуйста, не мешай мне смотреть, замолчи! — ответил музыкант.

Его грубое обращение с ней покоробило Тамзин, но, поразмыслив спокойно, она вынуждена была признать, что такая бесцеремонность вполне оправдана с незваным гостем. Гай увеличил громкость звучания, и Тамзин утонула в потрясающей музыке третьего акта. Молодые и симпатичные актеры выгодно отличались от традиционных исполнителей этой оперы не только стройными фигурами и живыми движениями, но и прекрасными голосами. Без толстых пожилых примадонн в траченных молью платьях девятнадцатого века и морщинистых теноров, которым давно пора выйти на пенсию, «Богема» смотрелась значительно лучше.

— Кто поставил оперу? — спросила она, позабыв, что ее просили не раскрывать рот.

— Баз Лерманн, режиссер из Сиднея, — прорычал Гай.

Имя этого режиссера-новатора было Тамзин знакомо, она видела один поставленный им фильм. Оригинальная трактовка оперы так растрогала ее, что она расплакалась, сочувствуя бедным влюбленным студентам. Главной героине было суждено умереть от тяжелой болезни. Наконец занавес на сцене опустился, Гай выключил телевизор и, обернувшись, спросил:

— Ты так любишь музыку? Часто слушаешь оперу?

— О да! — с дрожью в голосе воскликнула она. — Особенно Пуччини.

— Как тебя зовут?

— Тамзин Лоуренс.

— А меня — Гай Вентура.

— Я вас узнала. Не беспокойтесь, я не выдам вас репортерам.

— Давно ты здесь работаешь?

— Я здесь отдыхаю и привожу себя в нормальную форму.

— Вы и так прекрасно выглядите, мисс Лоуренс, — сразу же перешел на вежливый тон пианист.

Она поймала его пытливый взгляд на своей груди, обтянутой кофточкой, и смутилась. Соски ее встали торчком, на щеках заалел румянец. Их взгляды встретились, и она потупилась, не выдержав пламени его черных глаз. Сейчас он казался ей еще более мужественным и притягательным, чем когда она увидела его в первый раз. Теперь она отчетливо видела, какие у него благородные черты лица — прямой нос, мощный подбородок, чистая кожа, иссиня-черные волосы, достигающие широких плеч.

Одет он был неброско, но со вкусом: в полосатую сорочку, бежевый жилет и выцветшие джинсы.

Тамзин почувствовала, что окончательно разомлела под его взглядом. Соски грудей терлись о свитер, ноги непроизвольно раздвинулись, а скользкий клитор высунулся из срамных губ. У нее возникло ощущение, словно бы Гай уже овладел ею и она вот-вот кончит: таково было магическое воздействие его голоса и обаятельной внешности. Тамзин заерзала на стуле, пытаясь избавиться от навязчивого чувства, что она сидит на фаллосе музыканта. В голове промелькнула мысль, что, вернувшись в Лондон, ей нужно первым делом посетить психиатра.

• Предыдущая
• 22/37
• Следующая