Собственность государства (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович - Страница 41

Воздух в Пустоши сух, как мартини: дождя здесь нет. Стокилометровый круг пересекают две небольшие речки, но на влажность атмосферы это почему-то не влияет. Что интересно – на выходе воды этих речек совершенно стерильны: в них не содержится ничего, ни живого, ни мертвого. Куда девается рыба и прочая живность, вплоть до водорослей и микроорганизмов – хороший вопрос. Впрочем, это никого особо не удивляет: Пустошь безжизненна. Сюда не залетают птицы, не забредают животные, если не считать отчаянных хомо сапиенсов вроде нас. Только мы и одержимые. И Порча. И что они тут едят – тоже занятная тема. Мы-то с пайками в ранцах – а у Порчи порой даже пищеварительной системы нет. Гипотеза о том, что Порча питается благодаря вырастающим из ее тела полупрозрачным кристаллам, якобы соединяющим ее с измерением Хаоса, не лишена оснований, потому что иначе налицо брутальное нарушение закона о сохранении энергии. При этом остается открытым вопрос, за счет чего живут те одержимые, которые почему-то не имеют таких кристаллов.

Как оказалось, о кристаллах размышлял не я один: Данко пришла в голову мысль на ту же тему, только более приземленная.

- Ребят, я как-то слышал, что за кусок кристалла из спины Порчи, размером не больше кирпича, один человек получил миллион с гаком, - сказал он. – Как думаете, вранье или правда?

- Смахивает на правду, по крайней мере, по части цены, - отозвался Бела. – Кристаллы эти интересны яйцеголовым тем, что они не подчиняются нашим законам природы, но их хрен достанешь. А вот в то, что некий человек зашел за Край, раздобыл кристалл из спины Порчи и назад вернулся, мне как-то совсем не верится. В Зону только пробраться через оцепление – задача нетривиальная…

Я хмыкнул, не оборачиваясь:

- Такие ловкачи порой находятся. Но я не слыхал, чтобы они потом возвращались с собственной душой в своем теле. А вот одержимые, бывает, возвращаются.

Мы добрались до окраин городка и тут я уже вздохнул спокойнее: когда по полю чешешь – как на ладони, и мой талант тут ничем не поможет. Если увидят – то с расстояния, многократно превышающего мою «дальность». Но городское окружение – идеальная для меня среда, так как тут преимущество в дальности обнаружения уже на моей стороне: Порче нужен визуальный контакт, а мне – нет.

Мы собрались у крайнего дома и заняли круговую оборону для короткого совещания.

- Значит, парни, учтите одну вещь, - сказал я. – Главное нам не оказаться где-нибудь в месте, просматриваемом больше, чем с полусотни метров. В этом случае я даю почти полную гарантию, что преимущество первого обнаружения будет за нами. С пятидесяти метров я наверняка учую все, что тут может быть, и мы эту дрянь просто обойдем, не дав себя заметить. Двигаемся как можно плотнее и не шумим.

Рамага – городок, в котором царит противоестественная вечная осень. Когда Зона расширилась год назад в нашу сторону – вся растительность даже не завяла, а просто высохла. В Рамаге почему-то не гуляют сквозняки и ветры, потому местами еще стоят сухие кусты и сухие деревья. Как так вышло, что поля превратились в серые равнины, а город стоит почти нетронутый – очередной интересный вопрос без ответа.

Мы прошли огородами на полусогнутых два крайних дома: благо, жители Рамаги не строили высоких заборов. Сразу после этого я выглянул на улицу и сразу же ощутил знакомое чувство омерзения.

«На два часа, та сторона, далеко, обходим слева по дальнему радиусу», показал я жестами и мы свернули. Вскоре путь нам преградил высокий забор из ржавого листового железа, но тут Клемент помахал рукой и указал на пролом.

Что-то крупное проползло тут и не сочло нужным огибать препятствия. В проломе на сухом грунте отпечатались самые разнообразные следы, от обычных копыт до похожих на слоновьи.

Достигнув перпендикулярной улицы, я снова выглянул из-за угла. Вроде чисто, то, что я учуял, осталось далеко справа, на пределе моего восприятия. Все хорошо и тихо… как в склепе.

Я махнул рукой: «пошли».

Рамага на деле оказалась даже меньше, чем на сохранившихся картах: мы пересекли ее за каких-нибудь полчаса. Даже не город, а скорее большая деревня, девяносто процентов зданий – частные дома высотой в один-два этажа. Вот только разве что огородов почти нет, да благоустройство чуть получше, чем в деревне: парк, лавочки, клумбы, уличное освещение.

- Привал, - скомандовал я, когда мы оказались на самом крайнем дворе.

Мы расселись, кто где, чтобы дать отдохнуть уставшим ногам, поснимали ранцы и принялись доставать пайки.

- Знаете, ребята, меня это обнадеживает, - сказал Кай. – Забрались уже на десять километров, даже чуть больше, и пока что почти ничего не видели. Только тот экземпляр на равнине и теперь вот Саша что-то учуял. И все! Как-то даже чересчур легко.

- Это потому, - ответил ему Юджин, - что вся мерзость из округи развлекается сейчас там, где первая группа застряла.

- И не только там, - добавил Ян. - Я так думаю, что если принц и его гвардейцы еще держатся – то в районе падения мы наткнемся на очень шумную вечеринку. Саша, у тебя план есть? Тут мы можем обойти благодаря твоему таланту – а там обойти нельзя будет.

Я похлопал рукой по «кишкодеру»:

- Вот мой план. Там нам придется всыпать Порче и эфирным приблудам. Если мы предположим, что здешнее «население» стягивается к непрошеным гостям вроде нас пропорционально числу этих непрошеных гостей, то в месте падения нас ждет гораздо меньший зоопарк, чем тот, что фестивалит сейчас в долине с первой группой. В принципе, иначе и быть не может, потому что в противном случае принца в живых давно уже нет.

Вацлав проглотил кусок тушенки и сказал:

- Парни, давайте обсудим то, на что мы старательно закрывали глаза до этого момента. Предположим, мы пускаем ракету и не видим ответного сигнала. Предположим, мы либо не видим вообще места падения дирижабля, либо видим, что там кишмя кишит всякая дрянь. И во втором случае – опять два варианта. Мы видим кучу дряни и не видим принца, или же мы видим еще живых принца и гвардейцев, но вокруг совершенно несусветное количество дряни, через которую шансов пробиться нет. Что мы тогда делать будем?

Я заработал челюстями, обдумывая ответ.

- Думаю, первый случай самый простой. Не видим ни следов аварии, ни толпы дряни – пытаемся поискать. Видим толпу дряни, но не видим следов падения – возвращаемся. Видим толпу дряни непосредственно на месте падения – возвращаемся, так как принц все равно мертв. Видим выживших и умеренное количество врагов вокруг – пытаемся спасти, кого сможем…

- А если принц жив, но спасти его малореально?

Пожимаю плечами:

- Это самый тяжелый случай. Думаю, тогда я и добровольцы пойдем вперед, а все остальные могут возвращаться.

Вацлав обвел взглядом остальных:

- Ребят, а давайте поднимем руки, чтобы знать, что к чему и на что рассчитывать. Предположим, мы видим, что принц жив, но спасти его невозможно, и Саша собирается пойти за ним, не взирая ни на что. Он ведь у нас патриот… Кто пойдет с ним безоговорочно, а кто еще подумает?

Бела тяжело вздохнул:

- Вот это действительно тяжелый случай. Пойти и сдохнуть – вариант плохой. Но что, если мы не пойдем? Это тоже дерьмовый вариант… У кого еще работает видеорегистратор?

Оказалось, что уже ни у кого.

- Только это ничего не значит, - заметил Вольфганг. – Если мы вернемся без принца и без видеозаписей – почти стопроцентно попадем в гости в один неназываемый отдел на дознание. И чем это для нас может кончиться?

- Смотря что мы скажем, - ухмыльнулся Ян. – Начнем врать – поймают на нестыковках и разнобое в показаниях, они мастера. На крайняк – вколют «сыворотку правды» и узнают истину. Так что лучшая стратегия - с самого начала сказать правду. Что видели, но спасти оказалось невозможно.

Драгутин печально покачал головой:

- И это очень дерьмовый вариант. Чем это для нас кончится? Не рудниками ли?

- Маловероятно – мы все-таки арендованы Керриганом и находимся тут по его приказу. Проще говоря, мы вне юрисдикции министерства. Так что рудники – это вряд ли, причем вне зависимости от юрисдикции. А вот выслуга до десятки и похороненная карьера для того счастливчика, который до выслуги сумеет дожить – без вариантов.