Волшебная страна - Деверо Джуд - Страница 1

• 1/87
• Следующая

Морган долго смотрела на безобразное коричневое платье, разложенное на постели, думая о том, что должна сделать сегодня вечером. Затем она медленно повернулась, задумчиво, без всякого интереса взглянула в зеркало на свои светлые волосы, голубые глаза. Она попыталась задорно вздернуть голову и улыбнуться. Но нет… хорошенькой ее назвать нельзя, и, конечно, красавицей она не будет никогда.

Раздался стук в дверь, она быстро оглянулась и увидела дядю, входившего в комнату. Это был невысокий, осанистый мужчина, склонный к излишествам за обеденным столом. Он улыбнулся и протянул руку, желая взять ее за подбородок, но она отстранилась.

— Что вам угодно? — холодно спросила она.

— У тебя все в порядке? Как идет упаковка?

— Прекрасно.

Он быстро окинул комнату взглядом, задержав его на готовых дорожных сундуках и коричневом шелковом платье, лежавшем на постели.

— Почему бы тебе не прилечь отдохнуть перед балом? У нас еще есть несколько часов в запасе.

Она промолчала, он повернулся и вышел, тихо притворив за собой дверь.

Морган сняла платье, надела простой халат и прилегла, но ей не спалось. И снова она стала думать все о том же.

Сложности возникли еще до ее рождения. Отец и мать родились в богатых плантаторских семьях в Кентукки и унаследовали земельные владения. Но отец желал рисковать, он желал жизни пионера, полной трудностей и приключений на американской границе.

После свадьбы новобрачные уехали в Нью-Мехико. И там родилась Морхан. Мать едва не умерла при родах. Схватки начались раньше времени, и прошло целых восемнадцать часов, прежде чем отец сумел отыскать и привезти повивальную бабку. И мать часто рассказывала Морган, какой ужас и муки ей пришлось пережить совсем одной. Будучи истинной леди, она не могла допустить к себе в спальню никого постороннего.

Когда Морган исполнился год, мать вернулась с ней в Кентукки. Она наотрез отказалась воспитывать дочь в диком краю. Родители много спорили и ссорились из-за этого, и отец объявил, что, если жена уедет с дочерью и оставит его одного, он больше знать их не хочет и не увидит никогда в жизни. Так оно и получилось: за все прошедшие с отъезда семнадцать лет Морган ни разу не видела отца.

Она сжала губы — вот теперь он им отплатил. Умирая, он отомстил жене, наказав дочь.

И она постаралась не думать больше об его завещании, с которым ее ознакомили две недели назад, об этом ужасном завещании, которое заставило ее принять решение. Сегодня вечером она его осуществит.

Тут она приподняла голову и улыбнулась, услышав голос тети, легко постучавшей в дверь.

Вошла тетя Лейси, и Морган невольно подумала, как подходит этой пожилой женщине ее имя[1]. Лейси была маленькая, изящная, хрупкая, казалось, что она вот-вот переломится в талии. Она напоминала Морган накрахмаленную салфетку с вышивкой «ришелье».

— Здравствуй, милая. Ты хорошо себя чувствуешь? Наверное, очень волнуешься перед балом?

Тетушка Лейси так мила. Она считает, что если Морган молода, значит, ей положено обязательно волноваться перед поездкой на танцы. Морган взглянула на противное коричневое платье, которое небрежно сдвинула в сторону, когда ложилась. Лейси проследила за ее взглядом, обошла постель, потрогала шелк и тихо сказала:

— Коричневый цвет не очень тебе к лицу, правда, дорогая?

Морган нервически рассмеялась:

— Все в порядке, тетя Лейси. Мне это безразлично. Я могла бы выписать платье из Парижа, но это все напрасно. От этого я не стану хорошенькой, как говорит дядя Горэс.

Глаза Лейси погрустнели. Она подошла и села на кровать рядом с Морган. Внимательно оглядела племянницу.

— Да, знаю, Горэс так говорит.

— И моя мать говорила то же самое.

— Но мне все равно кажется, что если бы ты одевалась поярче и не прятала волосы… ведь ты знаешь, волосы у тебя чудесные, — она провела пальцем по щеке Морган, — и кожа прекрасная. — Немного помолчав, она добавила: — Если бы ты почаще улыбалась, то была бы гораздо привлекательнее.

Морган сделала гримасу. Тетушка часто ей говорила, что, будь она повеселее и поживее, она казалась бы хорошенькой. И слегка улыбнулась, подумав, как бы отнеслась мать к тетушкиным советам — сделать себя более «привлекательной». Вот уж действительно — словно она цветок, на который должны слетаться пчелы.

Увидев, что Морган улыбается, Лейси потрепала ее по руке:

— Вот так-то лучше, милочка, — и поднялась, чтобы уйти, но у двери помедлила: — Помочь тебе с платьем? Или с прической?

— Нет, спасибо, тетя Лейси. Наверное, я немного подремлю.

— Ну и хорошо. Через часок я разбужу тебя.

Дверь закрылась, и Морган осталась одна. Она легла и заснула. Через час Лейси вернулась, разбудила ее и опять ушла к себе.

Морган подняла с постели платье из коричневого шелка, с минуту оглядывала его и опять бросила на кровать. У нее возникло сильное искушение разорвать его на клочки. И опять она подумала об отце. Все это по его вине. За все восемнадцать лет ей еще ни разу не приходилось беспокоиться о том, как она будет выглядеть.

Пятнадцать лет они с матерью прожили в усадьбе Трагерн-Хауз. Само название вызвало у нее тоску по дому. Они владели ста семнадцатью акрами зеленой, холмистой земли, где были пруд с утками, тропинки для верховой езды и леса. Мать исполняла каждое желание Морган. Она с грустью вспомнила свою хорошенькую кобылку Кассандру.

Как-то мать сказала, что Морган некрасива. Она знала, что матери хочется, чтобы так было. Мать никогда не допускала в дом мужчин. Она говорила Морган, что мужчин интересуют только хорошенькие женщины и что Морган просто повезло — родиться некрасивой. Потому что по этой причине она спокойно сможет прожить свою жизнь в Трагерн-Хаузе. А Морган хотела жить только там.

Два года назад безвременная внезапная смерть матери привела Морган в дом дяди. Это был настоящий удар. Вторым ужасным ударом было завещание отца. Почему же мать никогда не говорила, что настоящим владельцем всего ее состояния был отец? Ей было хорошо известно, что Трагерн-Хауз раньше принадлежал Моргану Трагерну, ее дедушке по материнской линии, и поэтому она полагала, что мать унаследовала имение. Но почему же и дом, и земли принадлежали зятю Моргана Трагерна, а не его собственной дочери?

Морган опять посмотрелась в зеркало. Глаза глядели холодно, а вслух она сказала:

— Вы, Чарльз Уэйкфилд, надо полагать, мой отец, но вы никогда Не относились ко мне как к дочери. Вы отняли у меня единственное мое достояние — Трагерн-Хауз и поставили отвратительное условие для того, чтобы я его вернула себе. — Она подошла к зеркалу поближе и прошептала: — Но вы так никогда и не узнали, какая она, ваша дочь. У нее сильный характер. Клянусь здесь и сейчас, что ни вы, ни какой-нибудь другой мужчина, — и тут она на мгновение вспомнила дядю Горэса, — не сумеете помешать мне получить то, что я хочу.

Она все еще глядела на себя в зеркало и очень удивилась, увидав, что ее голубые глаза вдруг потемнели и стали зелеными. Подумаешь, важность, что она не обладает внешней красотой. Мать много раз говорила, что ей присуща красота внутренняя, духовная. Вот это и важно. Физическая красота — удел неумных женщин, у которых лишь одна цель в жизни — поймать мужчину, выйти замуж. А Морган муж нужен меньше всего на свете.

Она снова подошла к постели и к платью. И подумала, что вот только на этот предстоящий вечер ей хотелось бы стать хорошенькой. Потому что именно сегодня вечером Морган собиралась сделать то самое, что презирала. Она собиралась поймать себе мужа.

• 1/87
• Следующая