Сборник "Лучшее". Компиляция. Книги 1-9 - Казанцев Александр Петрович - Страница 21

— Для счастья.

Молодой инженер умолк, бросив смущенный взгляд на свою спутницу.

Машина свернула с магистрали и перешла с воздушной подушки на колеса.

Теперь они ехали уже более узкой дорогой между возделанными полями, поразившими Вилену своей расцветкой.

— Тюльпаны! — сдерживая себя, сказала она. — Голландские тюльпаны!

— Теперь голландские, но ввезены сюда из Турции в XVI веке. Как раз тогда Голландия покрывалась ветряными мельницами, сделавшими ее самой энерговооруженной и передовой страной Европы. Потому к нам и приезжал русский царь Петр.

— Он любил трудолюбие. Говорят, у вас матери показывали своим малышам их ручонки, на которых линии складываются в букву М, а если смотреть наоборот, то в букву W.

— Верно. Менс — человек. Верк — работа. Да, так в былые времена отгадывали судьбу, зная, что она неотделима от труда. Может быть, потому трудовая Голландия так легко вошла в семью народов Объединенного мира.

По сторонам дороги мелькали каменные домики ферм. Часто их окружали рвы с водой, через них были переброшены мостики. За рвами расстилались поля выращенных цветов.

— Почва в Голландии взлелеяна поколениями. Недаром в мрачные годы мировой войны двадцатого века эта почва вывозилась в гитлеровскую Германию как ценный военный трофей, — продолжал инженер занимать гостью.

Вдали показался странный холм со срезанной макушкой. Словно огромный стол стоял среди равнины. На нем в листве деревьев проглядывали старинные черепичные крыши. На крутом склоне холма виднелись древние почерневшие деревянные сооружения — защита от морских волн.

— Причуда отца, — указал на них тен-Кате. — Не позволяет убирать. Память предков! Даже старые причалы сохраняет. Видите вверху просмоленную лодку? Редкая древность.

— Значит, остров не среди моря?

— Среди поля — среди бывшего моря. Но зовется островом. На нем и помещается клиника отца. Мы приехали.

Они поднимались по выбитым в скале ступеням, пока не оказались на поверхности бывшего острова. Вилена окинула пристальным взглядом поля и представила себе морскую даль и домотканый парус в синеве. Ветер дул ей в лицо, развевая платье.

— Море прорывалось сюда дважды: в двенадцатом веке в небывалый шторм и потом в двадцатом, когда гитлеровцы, проиграв войну, взорвали дамбы.

— Войны теперь невозможны, а против штормов вы воздвигнете надежные ледяные дамбы, увеличив территорию Голландии.

— Может быть, не только Голландии, но и всего Объединенного мира. Осушить бы все материковые отмели! Это дало бы человечеству вторую Евразию!

Он вел ее по парку. В аллеях встречались одинокие больные.

Профессор Питер тен-Кате-старший ждал Вилену, но не вышел ее встречать.

Невысокий, как и сын, но отяжелевший, с заметным брюшком, он не хотел поддаваться возрасту и довольно старомодно боролся с ним. На голове у него были тщательно уложены редкие крашеные волосы. Несовременные пышные усы его — тоже крашеные.

— Очень рад вашему приезду, — сказал он Вилене звонким голосом. — Мой друг академик Руденко просил меня принять вас.

Вилена, пристально всматриваясь в него, решила, что ему не дать его семидесяти пяти лет. Если бы он прочел мысли своей новой пациентки, то был бы очень доволен.

Профессора срочно вызвали в операционную, и он, извинившись, ушел.

Вилена осталась его ждать, вспоминая, как впервые услышала о нем.

Академик Руденко не забыл о Вилене после трагедии с Ладой. Однажды, выйдя в общую комнату, Вилена увидела за семейным столом профессора Лебедева из Института мозга.

Авеноль суетилась около контейнера электромагнитной почты, очевидно заказав что-то в магазине. Софья Николаевна и Анна Андреевна хлопотали у стола. Папа занимал гостя. Вилена услышала слова отца:

— Я сам хотел везти к вам Вилену. Губит свой мозг.

— Начатый ею эксперимент беспримерен. Вот и она! — Профессор обратился к Вилене: — Надеюсь, вы не забыли меня и простите за вторжение? Владимир Лаврентьевич так заботится о вас!

Вилена улыбнулась.

Гостя усадили за стол. Вилена удивилась обилию блюд. В их спартанском доме не принято было много есть. Лебедев шутливо потирал руки. Интересовался, как у Вилены идут занятия.

— Жаль, не научились еще прививать человеку нужные способности, — ответила она.

— Вам ли не благодарить предков за гены музыканта?

— Но мне нужны гены математика-отца или далекого предка по материнской линии — физика Ильина.

Так зашел разговор о памяти предков.

— Она существует, — решительно заявил Лебедев. — Есть знания, опыт жизни, передаваемые по наследству. Волчонок, лисенок играют в охоту. Мы это называем инстинктом, не понимая сущности.

— Вы отрицаете инстинкт? — спросила Анна Андреевна.

— Не отрицаю, а пытаюсь объяснить… без чванства гомо сапиенса. Птицы знают маршруты перелетов, рыбы — пути нереста. Бобры умеют строить инженерные сооружения, не заканчивая институтов. А человек…

— Что человек? — подняла глаза Вилена.

— Человек все-таки загадка, — вздохнул толстяк, вытирая губы салфеткой. — Возьмите его мозг. В нем нейронов что звезд в Галактике. А сколько мы используем? Весьма малый процент.

— Как жаль, — отозвалась Вилена, хмуря брови.

— Знаменитый голландский ученый Питер тен-Кате называет белые пятна на полушариях мозга материками сюрпризов.

— Не там ли хранятся знания предков? — спросил Ланской.

— А как иначе объяснить, что один человек, упав с лошади, заговорил вдруг на древнегреческом языке, которого не изучал? Или: почему в двадцатом веке английский пьяница-моряк Эдвард Смит, напиваясь, изъяснялся на арабском языке и отменно бранился на забытых средневековых диалектах? И, трезвея, сразу забывал.

— Во всяком случае, естественно объяснить это памятью предков, — сказал Юлий Сергеевич. — Добавлю: многим приходилось испытывать странное ощущение: как будто это со мной уже было, хотя быть этого не могло!

— Дежавю. Так в медицине зовут подобное нервное расстройство.

— Расстройство? — переспросила Вилена. — А полеты во сне? Без крыльев, без всяких усилий взмываешь, как при невесомости. А летают во сне все.

— Возможно, и не расстройство, а тоже проявление наследственной памяти, далекое воспоминание из чужой жизни. Голландский ученый тен-Кате делает дерзкие опыты, пробуждая у своих пациентов память предков.

Вилена, сощурясь, пристально смотрела в окно на бегущие облака. Ею овладела мысль обратиться к этому профессору через академика Руденко. Если бы он попросил тен-Кате принять ее!

И вот она сидела теперь в старинном рыбачьем домике бывшего острова, снова готовая на опасный эксперимент. Было бы неверно думать, что она не боялась. А вдруг она станет идиоткой? И она невольно повела плечами, но, тотчас же овладев собой, расправила их.

Профессор тен-Кате вернулся из операционной, довольно потирая руки.

— Вы очень смелы. У меня еще не было полной удачи, — сказал он Вилене.

Она твердо ответила, посмотрела ему в глаза:

— Теперь будет.

— Наши предки слишком мало знали по сравнению с теперешним временем.

— А их способности можно во мне пробудить?

Старый профессор улыбнулся:

— Хотите заполучить частичку их «я»? Именно этим мы и занимаемся. Все ли вы взвесили? Имеете ли представление о механизме памяти?

Вилена готовилась перед отъездом сюда. Она знала, что современные физиологи проводят аналогию между живым организмом и кибернетической машиной. Главная отличительная черта живого — способность принимать информацию извне и реагировать на нее… Даже у дождевого червя наблюдаются такие процессы. Ячейки памяти расположены у него в хвосте. У большинства животных — в центральном мозговом образовании. Впрочем, есть и память мышечная. Вилена слишком хорошо знала о ней — ее пальцы сами воспроизводили наизусть в строго определенном порядке тысячи движений с поразительно точными интервалами, записанными композиторами в нотах. С кибернетической точки зрения в мышцах существовали элементы логической памяти.