Юность Маши Строговой - Прилежаева Мария Павловна - Страница 39

Витя Шмелев резко обернулся. Он стоял у окна и ждал, когда к нему "полезут". В том, что к нему "полезут", он не сомневался. Витя в душе трусил, но этого никто не должен знать.

Он ощетинился, как еж. Володя Горчаков в удивлении отступил на шаг, но тут же придвинулся вплотную. Они стояли и молча подталкивали друг друга локтями. Горчаков и не подумал бы связываться с новеньким, если бы тот отодвинулся или другим каким-нибудь способом показал свое уважение. Но маленький Шмель не собирался отступать, а, наоборот, все энергичнее наседал на Горчакова. Все это видели.

Вокруг собралась порядочная кучка любопытных. Вдруг она растаяла, как стая вспорхнувших воробьев, а на месте ее очутился директор Федор Иванович.

Заложив руки за спину, он смотрел из-под своих удивительных бровей подозрительно и строго. Горчаков не успел улизнуть и теперь соображал, какое на него наложат наказание за драку.

Витя Шмелев еще не остыл, и, хотя старался спокойно дышать, грудь тяжело поднималась.

- Почему не острижен? - спросил директор.

Витя провел ладонью по волосам, нащупав надо лбом торчащий вверх веерок.

- Федор Иванович, - сказал Горчаков, - это наш новенький. Он не знает, что нельзя носить чуб.

- Сегодня же под машинку! - приказал директор. - Никаких чубов. И марш на уроки.

Горчаков опрометью пустился в класс, не веря, что все обошлось.

В дверях он ухитрился дать еще тумака Шмелеву и шепотом пообещал:

- А на улице и не то будет!

Шел урок алгебры. Математичка Анастасия Дмитриевна нарисовала числовую ось на доске и принялась объяснять с таким увлечением, как будто ничего на свете не могло быть важнее сложения относительных чисел.

Объяснив урок, учительница стала вызывать мальчиков к доске. Это было уже неинтересно.

Витя Шмелев погрузился в свои мысли. Он думал о том, как было бы хорошо, если бы он был сильнее и старше всех ребят в классе и на целую голову выше Володьки Горчакова. Шел бы мимо Горчакова и свистел, будто не видит. Или пусть он останется таким, как есть, но все-таки победит Горчакова и положит на лопатки. Потом можно бы помириться, и он покажет Горчакову новый электрический паяльник. Если бы он победил Горчакова, он подарил бы ему старый паяльник. Зачем ему два?

Но получилось все по-другому.

На улице выпал снег. В переулке за школой шестиклассники бомбили "неприятельские объекты". Это были не убранные еще с осени сорок первого года заржавевшие "ежи". Именно этим переулком Витя Шмелев возвращался домой. Он сразу увидел Володю Горчакова и понял, что никогда не положит его на лопатки, но, вместо того чтобы незаметно юркнуть на противоположный тротуар, пошел прямо на Горчакова. Сумка с книгами хлопала его по спине.

Володя Горчаков бросил снежки и двинулся навстречу противнику. Если бы Шмелев посторонился! Взял бы и свернул в сторону - что ему стоило? Но он опять ни за что не хотел отступить, он важничал у всех на виду. Этого Горчаков не мог стерпеть.

И Витя Шмелев полетел лицом прямо в снег. Когда он поднялся, никого вокруг не было. По переулку шла классная руководительница Мария Кирилловна.

- Что с тобой? - спросила она, узнавая новенького.

- Ничего. Просто споткнулся.

Отряхнув снег с шапки, Витя перебежал на другой тротуар.

Маша знала теперь шестиклассников и по именам и в лицо. Она была уверена, что знает их всех одинаково. В действительности же из сорока человек ее класса только немногие раскрылись перед ней.

Она знала Диму Звягинцева. Книгочей, шахматист, первый в классе силач, охотно похвалявшийся бицепсами, его уважали ребята за справедливость.

- Как Димка скажет, - то и дело слышно было среди ребят. - Димка, скажи, на чьей стороне правда?

Звягинцев страдальчески морщил лоб, думал, вздыхал и выкладывал правду. Он учился хорошо не оттого, что науки легко ему давались или равно были интересны. Он был совестлив. Надо учиться? Кряхти, а учись.

Шура Матвеев, чистенький, вежливый мальчик из профессорской семьи, учился, напротив, почти без усилий. Матвеев на лету схватывал объяснения, урок отвечал легко, хотя чуть небрежно, и любил поражать ребят разными диковинками: то билетом на концерт, то какой-нибудь редкостной книгой. Или притащил в класс подзорную трубу, будто бы доставшуюся его отцу от адмирала Нахимова. Ребята с интересом разглядывали все его редкости, но никакие подзорные трубы не могли создать Шуре Матвееву, как он ни тщился, особого положения в классе.

Главенствовал Володя Горчаков. Задира и плут, всегда счастливо озабоченный какой-нибудь выдумкой, поглощенный страстной дружбой или лютой враждой, Володя Горчаков к школьным наукам был равнодушен. Учился, потому что такова была неизбежная участь всех мальчишек с восьмилетнего возраста. Старался меньше получать двоек, чтобы не ругали дома. В школу тем не менее Горчаков ходил охотно: в школе было весело и товарищи любили его.

Был в классе сочинитель, Петя Сапронов, который доставлял учителям немало хлопот удивительной способностью путать все на свете. Был задумчивый и вялый Леня Шибанов, слишком робкий, чтобы выделиться хоть чем-нибудь.

Кроме того, в классе было много других. В сущности, они оставались мало знакомыми Маше. Среди них был и Витя Шмелев.

Однажды Маша задержалась в школьной библиотеке. Смеркалось. На лестнице было темно.

В пустой раздевалке копошилась фигурка. Кто-то ползал впотьмах, разыскивая галоши или упавшую шапку, и тихонько всхлипывал.

- Кто здесь? - спросила она.

Мальчик умолк. Маша повернула выключатель. Витя Шмелев, держа в одной руке шапку, поднятую с полу, торопливо вытирал кулаком заплаканные глаза.

- Здравствуйте, - сказал он растерявшись. - Я ничего.

- О чем ты плакал?

- Я не плакал.

Он бочком пробирался к двери, пряча от учительницы лицо.

- Погоди. Ты плакал из-за шапки?

- Нет. Я ее сразу нашел.

- Погоди. Тебя обидели? Ну, признайся, Витя, скажи мне, пожалуйста. Она взяла его за плечо и крепко держала, чтобы он не убежал.

- Никто меня не обижал. Да я и не плакал. - Он вывернулся из-под ее руки. - До свиданья, Мария Кирилловна! Можно мне домой, Мария Кирилловна?

- Иди, - ответила она.

Она видела, как Витя Шмелев с усилием открыл тяжелую дверь и юркнул в темноту улицы.

Глава 33

Когда за стеной у соседей пробило семь часов, Витя проснулся.

Сначала он подосадовал, что проснулся на полчаса раньше, потом обрадовался.

Он хотел проверить, усилился ли магнит, к которому подвесил на ночь грузик, но знал, что, едва пошевельнется, разбудит маму, и поэтому лежал не шевелясь и думал.

Он припомнил всю свою вражду с Горчаковым.

Однажды Дима Звягинцев заступился за Витю. Вот что из этого получилось.

После уроков Володя Горчаков прижал Витю в углу раздевалки и крикнул:

- Сдавайся, тогда заключим мир навсегда!

- Вот тебе мир! Первый сдавайся! - ответил Витя и сбил с Володьки сумкой шапку.

Дима Звягинцев поднял шапку, нахлобучил Володе на лоб и сказал:

- Брось приставать к Шмелю!

Дима Звягинцев был самым старшим в классе, но никого не трогал пальцем.

- Хватит тебе к Шмелю приставать, - повторил он и стал между ними.

Володя не знал, как поступить: кинуться в бой или не лезть больше к Шмелеву. Он уж и сам позабыл, из-за чего с ним враждует, и был бы рад, чтобы все это кончилось. Но Витя снова испортил все дело.

- Попробуй, попробуй пристань! - прокричал он, высовываясь из-за спины Звягинцева. За прикрытием он чувствовал себя надежно.

Володя Горчаков внезапно сочинил стихотворение:

Шмелишка-трусишка

За спину залетел,

Песенку запел.

Он изумился своим рифмам и пошел разыскивать Петю Сапронова: до сих пор подбирать рифмы умел только Петя Сапронов. Володя Горчаков стихи считал ерундой, но свое стихотворение ему понравилось.

Витя Шмелев в этот день возвращался из школы с Димой Звягинцевым. Дима, высокий, плечистый, в синих брюках галифе, ватной куртке и круглой кубанке, шагал широко, по-мужски. Витя семенил рядом, не спуская со своего нового друга счастливого взгляда, и выкладывал все, что было за душой.