Последняя надежда Антрумы (СИ) - Смородинский Георгий Георгиевич - Страница 34

— Нет. Слишком много Тьмы… Сейчас…

Женщина вновь приблизилась. Шею обожгло холодом, ледяная волна прокатилась по всему телу и… Боль, вдруг, ушла. Совсем… Собачий лай за стеной затих.

— Все! — отстранившись, произнесла незнакомка. — Ошейник Гремма блокирует Тьму. Я отрезала его от Силы. Сейчас он придет в себя.

«А голос у нее волшебный», — мелькнула в голове мысль, когда я, уронив голову на грудь и тяжело дыша, пытался собрать воедино разбегающиеся мысли. Захотелось спать, но уже в следующую секунду меня грубо схватили за подбородок, голова дернулась вверх так, что лязгнули зубы:

— Красноглазый! — рявкнул на ухо мужчина и, добавил, четко разделяя слова: — Говори, кто тебя к нам послал и где остальные?!

Зрение восстановилось, и я увидел перед собой надменную физиономию говорившего. Правильные черты лица, прямой нос, длинные, темные волосы. На голове серебристый конический шлем с отложенной в сторону маской. Не из простых, слишком уж как-то все ровно и правильно…

— Куда «к вам»? — поморщившись от звука его голоса, переспросил я, но из пересохшего горла вырвался лишь нечленораздельный хрип, который спустя мгновение перешел в затяжной кашель.

Мужчина поморщился, отпустил мой подбородок, отступил, обернулся к женщине и спросил:

— Что он сказал?

— Мы это узнаем, если вы дадите ему воды, — спокойно ответила та. — Распорядитесь, Ханс.

Примерно через минуту в камеру прибежал солдат с полным ковшом воды и без церемоний ткнул его кромкой мне в зубы. Плевать! Так жадно я не пил никогда в жизни. Закончив пить, потряс головой, поднял взгляд и наконец увидел ее…

Девушка была нереально красива: струящееся голубое платье выгодно подчеркивало ее тонкую стройную фигуру, затейливая бирюзовая диадема на голове лишь слегка придерживала копну длинных серебристо-белых волос, а ее огромные глаза… Я никогда не видел таких больших и выразительных глаз… Заметив мой взгляд, она, едва заметно кивнув, попросила:

— Назови свое имя! — и этим вопросом загнала меня в ступор.

Казалось бы, что тут такого, но я не помнил… Не помнил ничего — ни кто я, ни откуда, ни имени…

— Ты понимаешь меня? — после затянувшейся паузы переспросила девушка.

— Да, — кивнул я, — но вы же сами называете меня дроу…

При этих словах мужчины переглянулись, и тот, что хватал меня за подбородок, наклонился и зло выплюнул мне в лицо:

— Дроу — не имя, это…

— Подожди, Ханс, — оборвала его девушка и, подойдя чуть ближе, пристально посмотрела мне в глаза и повторила:

— Назови свое имя!

Ее глаза увеличились до нереальных размеров, мир вокруг стал светло-серым, а в голове затухающим эхом, раз за разом повторялся вопрос. Впрочем, наваждение быстро пропало. Девушка отступила назад и растеряно посмотрела на спутников.

Я подтянулся в цепях, поправил затекшие суставы и спокойно, оглядев камеру, пояснил:

— Я правда ничего не помню…

— Люди мастера Энса очень хорошо восстанавливают память, таким как ты, — зло усмехнулся Ханс. — Посмотрим, как ты заговоришь на дыбе…

— Барон хотел говорить с ним сам, — холодно оборвала рыцаря девушка. — Дайте ему выспаться, накормите и доставьте в замок. Костоправы Энса подождут, я сама попробую восстановить ему память. Кандалы можно снять, ошейник блокирует силу, и избавиться от него невозможно. Все, господа, до встречи.

Девушка кивнула, задержала взгляд на мне и, обернувшись, отправилась к открытой двери. Оба рыцаря с минуту буравили меня своими взглядами, но затем ушли и они. Когда солдат закрывал камеру, я уже спал.

Я проснулся и не сразу понял, где нахожусь, затем вспомнил недавний разговор и… больше ничего. Ни своего имени, ни что со мной произошло, ни места нахождения вспомнить не получилось, словно та боль была какой-то незримой преградой для памяти. Нет, конкретное местонахождение как раз понятно, я оглядел небольшую сухую камеру, задержал взгляд на высокой проржавевшей двери с зарешеченным смотровым окном и обреченно вздохнул. Цепи с меня никто снять не удосужился, поэтому спина и плечи затекли и отвратительно ныли. Но хоть боль прошла — уже хорошо. Ошейник ощущался прохладным кожаным ремнем, дышать не мешал и ладно. Подтянув к себе прикованное к правой ноге ядро, я поднялся и несколько минут со скрежетом разминал спину и плечи. Закончив разминку, сел и попытался разобраться, что вообще происходит и как из этого всего выбираться.

Итак, для начала нужно понять, что произошло с моей памятью. Я прекрасно помню разговор с двумя рыцарями и этой красавицей в синем, мне известны значения слов: барон, рыцарь, тьма, кандалы, дыба. Понимаю, что рыцарь с именем Ханс угрожал мне пытками, догадываюсь, что девушка под конец разговора пыталась как-то проникнуть в мое сознание, но не преуспела…

Про себя вот только ничего вспомнить не могу. Совершил что-то ужасное настолько, что сознание отказывается это принять? Скорее всего… Не даром же на мне все эти цепи в закрытой камере. Еще эта девушка блокировала тьму, который, судя по всему, и рвала мое тело на части, а Ханс пугал людьми какого-то непонятного Энса. Я как-то связан с тьмой, и это противоречит религии? Или наоборот — местные жители поклоняются тьме, и она терзала меня за какие-то проступки? Ну да, конечно, десять раз… Какой-то странный и непонятный сценарий. Сценарий… Я поморщился, пытаясь понять, почему это сравнение пришло на ум, и минут пять пытался ухватить ускользающую мысль. Тщетно. Не помню… Не могу вспомнить…

Слишком мало информации и слишком много вопросов. Я медленно оглядел свои доспехи и озадаченно хмыкнул. Одного глаза у меня нет, но потерял я его давно, а вот все остальное… Светлая когда-токираса почернела, крепления частично вплавились в сталь. В правом боку и посередине груди — два неровных отверстия, диаметром около четырех сантиметров каждое, левый наплечник смят, узкая щель в правом набедреннике чуть выше колена. Интересно… Выходит я — труп и у меня сломана нога… Зажаренный труп, если быть точнее… Обе раны в груди — смертельны и теперь понятно, почему тот капитан не решился снимать с меня кирасу. Думал, наверное, что снимет, потом, с трупа… но я почему-то выжил. М-да… Еще вопрос: почему от меня не воняет? Ни потом, ни известной субстанцией? Я под себя, что ли, ходил? С меня же латы никто не снимал! Я тут двое суток по их же словам провалялся, а ощущения такие, что экипировался пять минут назад. Магия? Стоп! А я вообще человек?! Пришедшая в голову мысль заставила меня задуматься, но никакого отторжения не вызвала. Лицо жаль не пощупать, но кисти рук вполне человеческие. Кожа только темная с едва заметной синевой… Интересно… Но у этой красавицы кожа тоже вроде была такого же цвета? Или нет? Я хорошо помню только ее волосы и глаза. Может быть, мы как-то с ней связаны? Но зачем тогда она просила назвать имя?

Не знаю но, возможно, разгадка близка. Эти типы называли меня дроу. Осталось узнать, кто это и вопросов станет намного меньше. А имя… Имя я когда-нибудь вспомню и сам.

И еще… Та собака за стеной… Почему она замолчала? Лай прекратился, как только на меня надели ошейник. Так может он звучал у меня в голове, но если так, то…

— Просыпайся!

Снаружи загрохотало железо, щёлкнул засов, дверь со скрежетом отворилась, и на пороге камеры появился знакомый солдат. Он бегло оглядел мои цепи, зашёл внутрь и, приставив к ноге древко короткого копья, произнёс:

— Слушай сюда, урод! Сейчас мы освободим тебе одну руку, ты поешь, и потом на тебя снова наденут цепь. Вздумаешь дергаться — умрешь. У нас на это прямой приказ капитана.

— А как же слова той женщины в голубом платье? — я приподнял скованные руки на уровень плеч, перевел взгляд с одной на другую и вопросительно приподнял бровь. — Она же сказала, что я не опасен и эту дрянь можно снять.

— Эрла Меда всегда жалеет всяких проходимцев, навроде тебя, но капитан Дарс нам такого приказа не давал, поэтому заткнись и не дергайся. — Солдат криво усмехнулся и, посторонившись, пропустил ко мне кузнеца — худого бледного мужика в синей рубахе и потертом кожаном фартуке.