Текила для девственницы (СИ) - Левитина Наталия Станиславовна - Страница 27

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

До утра бы так простояла. А ещё лучше было бы прилечь!

— Представь, если ещё и я сейчас начну к тебе приставать, — глухо произносит прямо в ухо Андрей, щекоча горячим дыханием. — Вот это был бы поворот! Мужское коварство в действии.

Так и хочется закричать: «Приставай, пожалуйста!»

Я поворачиваю голову и трусь носом о его щёку, потом целую.

Как всё загадочно устроено в природе! От прикосновений Бородухина я содрогалась, а Андрею готова позволить всё, что угодно. Более того, я даже дрожу от нетерпения. Признаться, конечно, не посмею. Вместо этого я снова шепчу слова благодарности:

— Спасибо, спасибо… Ты меня спас!

Андрей слегка отстраняется, смотрит прямо в лицо, переводит взгляд на мои губы. Я отчётливо вижу, что в его стальных глазах бушует девятый вал, грозовое небо нависло над вздымающимися волнами. Столько страсти в этом взгляде! Ещё секунду мы смотрим друг на друга, а потом…

Я не ошиблась? Андрей…

А-а-ах! Он меня целует! Сначала невесомо в щёку, потом — в губы! Так нежно, словно спрашивает разрешения. Но я-то знаю, что в смелости моему юристу не откажешь. Вон как он набросился на инвестора — кинулся молча, как злобный бойцовый пёс.

От нежного поцелуя кружится голова и слабеют ноги. От второго — такого же лёгкого и невесомого — уплывает сознание. Наше дыхание смешивается, и мы неуклонно сближаемся, как две вселенные. Меня сметает солнечным потоком счастья, опрокидывает навзничь — и только железные объятия Андрея удерживают от падения.

Я растворяюсь в чистом удовольствии, от возбуждения грудь мгновенно наливается свинцом. Обвиваю руками шею Андрея, запускаю пальцы в густые короткие волосы, а он прижимает меня к себе так сильно, словно хочет врасти каждой клеточкой. Жаль, что на нас так много одежды, больше всего на свете сейчас хотелось бы ощутить друг друга всем телом, каждым миллиметром кожи!

Новый поцелуй, и ещё один… Они становятся всё более смелыми и глубокими… Каждая секунда наполнена жарким удовольствием и новыми оттенками наслаждения, по венам разливается горячий глинтвейн. Андрей сминает меня в объятьях, терзает мои губы, я уже ничего не соображаю. Он такой вкусный, пьянящий, головокружительный!

Боже, пусть это продолжается как можно дольше!

Но настойчивый призыв мобильника ставит точку в нашем совместном безумстве.

Мы останавливаемся, это безумно трудно — как будто уже успели прирасти друг к другу, сплестись артериями и нервными окончаниями. Теперь нам надо как-то разъединиться. Я испытываю невыносимое разочарование. Это неправильно, мы не должны останавливаться! Хочу до утра чувствовать эти упоительные, жаркие поцелуи на губах… и где-нибудь ещё… Да везде!

— Прости, не могу не ответить, ты же понимаешь, — виновато шепчет Андрей. Вид у него совсем пьяный. У меня, наверное, тоже.

— Да, да, конечно.

Ещё не хватало, чтобы из-за меня мой рыцарь лишился работы. Возможно, в переговорной обсуждался контракт на миллиард, а я украла у них главного юриста.

Короткий разговор, и становится ясно, что с поцелуями покончено. Андрею надо возвращаться к работе.

— Я должен ехать, малышка, ничего не поделаешь. Увы. Не хочу уходить.

— Иди. Надо. Тебя ждут, — горько вздыхаю я.

— Думаю, товарищи уже заново перелопатили весь договор. Придётся начинать сначала.

— Извини меня!

— Так, стоп! Перестань.

Прежде чем уйти, Андрей ещё раз меня целует, и это вновь запускает цепную реакцию: мы опять начинаем яростно обниматься, чтобы, сцепившись в одно целое, закружиться в огненном облаке возбуждения.

— Ох, нет, нет… Вероника… Мне надо идти… Ты невероятная…

Уже на пороге Андрей спрашивает:

— Ты немного успокоилась после наезда этого урода?

— Ты очень хорошо успокаиваешь! — улыбаюсь я.

— Как думаешь, сможем увидеться завтра?

— Я постараюсь.

— Не хочу от тебя уходить, — повторяет Андрей с тяжёлым вздохом.

Но всё-таки уходит, оставляя меня с ощущением потери и жуткой пустоты в груди: как теперь дожить до новой встречи? Когда это будет? Завтра? А если у нас не получится?

Моё сердце не выдерживает напора чувств, и из глаз льются слёзы, они катятся вниз по щекам, обжигают. Спотыкаясь и всхлипывая, бреду в спальню, падаю на кровать, обнимаю подушку. Плачу и смеюсь. Сердце разрывается от счастья, меня уносит поток из разноцветных бабочек, лепестков роз и сияющей пыльцы.



Андрей

Едва захожу в приёмную, секретарша Анечка осматривает меня пристально, кокетливо улыбается и хлопает ресницами:

— Ой, Андрей Владимирович, вы весь какой-то… такой…

— Какой?

— Одухотворённый!

— Серьёзно? Я именно так выгляжу?

Кстати, Ромка, с которым я столкнулся сейчас в коридоре, тоже заметил:

— Ты чего такой возбуждённый? Всю ночь трахался что ли?

— Если бы.

— А почему рука разбита? Подрался?

— Ничего она не разбита. Ободрал слегка об одного урода.

— Я и говорю подрался. А с кем?

— Да так.

— Ладно, не спрашиваю. Когда ты всё успеваешь? Вы же с батей прямо из офиса отправились на переговоры и, насколько я понимаю, тусовались там до победного конца.

Да, от ночи ничего не осталось. В переговорной просидели до двух, а в восемь утра я уже был в своём кабинете в «Армаде».

Зато накануне вечером всё сложилось на редкость удачно. Сначала надавал по роже Бородухину. О таком счастье я не мог и мечтать. Руки чесались с того самого момента, когда увидел в «Кастелло», как этот хмырь клеится к моей Вероничке. И вот вчера он словно специально создал провоцирующую ситуацию, которую я удачно реализовал.

Когда влетел в дом Бородухина и увидел испуганную несчастную девчонку, в голове перемкнуло. Зато потом я имел чудесную возможность на практике отработать некоторые приёмы моего тренера-десантника. Егор Михайлович меня бы похвалил. Жаль, что пришлось остановиться, так как Бородухин не сопротивлялся, противник он вялый, а такого бить неинтересно. В конце концов, козлище просто драпанул от меня, сверкая пятками. Не бегать же за ним по всему дому, если он драться не хочет. Я и так успел капитально подпортить ему рожу, на роль Джеймса Бонда в ближайший месяц он претендовать не сможет.

Таким образом, инвестор, которого я считал опасным соперником, самоликвидировался. Вычёркиваем. Совершенно ясно, что Веронике он не нужен, несмотря на всю его немыслимую красоту, шикарный дом, счёт в банке и прочие миллиардерские примочки…

И наконец — самый волнующий эпизод вчерашнего вечера, да и всей недели: я поцеловал Веронику. А она не оттолкнула, не возмутилась, наоборот, немедленно отозвалась! Как же меня накрыло… Не мог оторваться от её горячих губ, огненная волна прокатилась по телу от затылка вниз по позвоночнику, лишая сил. Ещё мгновение, и я бы не выпустил сладкую добычу. Остановила мысль о том, что сегодня Веронике и так с избытком досталось мужского «внимания». Это был бы уже перебор…

А сегодня меня капитально штормит, и окружающие это замечают.

Улыбаюсь секретарше, хвалю её причёску, платье, цвет лица — но перед глазами Вероника. Вот у кого цвет лица просто необыкновенный. Что сейчас делает моя малышка? Наверное, уже сидит на лекциях, пишет конспект, сосредоточенно хмурит брови. Пришла ли в себя после вчерашнего нападения? А вдруг проплакала всю ночь?

От этой жуткой мысли начинаю жалеть, что не стёр Бородухина в порошок. Надо было догнать гада и навалять ещё сильнее!

Надеюсь, сегодня мы с Никой снова встретимся.

Тем временем Анечка уже выбралась из-за секретарского стола и вьётся рядом. Очевидно, я перекрыл ей подступ к кофе-машине. Освобождаю путь, но красотка опять рядом. Хм…

— Ах, Андрей Владимирович, вы прямо забросали меня комплиментами, — млеет Анечка. — Идите скорее, Михаил Иванович ждёт.