Преображение (Медовый месяц) - Деверо Джуд - Страница 1

• 1/66
• Следующая

В маленькой таверне, скрытой стеной дождя, стемнело, и в золотистом свете фонаря но стене плясали мрачные тени. Позднее осеннее солнце уже зашло, и в таверне стало холодно. За высокой дубовой стойкой полная, чистенькая, привлекательная женщина мылаоловянные кружки. Ее мягкие каштановые волосы были прикрыты чепчиком из белого муслина. Она напевала, время от времени улыбаясь, и тогда на одной ее щеке появлялась ямочка.

Боковая дверь, предназначавшаяся не для посетителей, открылась, впустив сырой холодный ветер, и в помещение скользнула девушка. Она замерла на месте, привыкая к свету. Буфетчица подняла глаза, нахмурилась, сердито щелкнула языком и торопливо подошла к ней.

— Лиа, каждый раз, как мы с тобой видимся, ты выглядишь все хуже и хуже. Посиди, а я пока пунш тебе согрею, — сказала полная женщина, силой усадила дрожавшую девушку на стул и сунула кочергу в огонь, украдкой поглядывая на свою младшую сестру. Лиа похудела еще больше — если это только было возможно. Казалось, ее лишенные плоти кости выпирают сквозь грязное штопаное платье; глаза ее запали и были обведены синими кругами, нос обгорел на солнце и шелушился. С одной стороны ее лица красовались три длинные царапины, покрытые засохшей кровью, а с другой — большой сине-зеленый синяк.

— Это его рук дело? — с омерзением спросила буфетчица и сунула раскаленную кочергу в кружку с «флипом»[1].

Лиа молча кивнула и с нетерпением протянула руки к напитку из горячего пива с патокой.

— А он хотя бы объяснил, за что бьет тебя?

— Не больше, чем всегда. — Лиа отпила половину содержимого кружки и откинулась на спинку стула.

— Лиа, ну почему же…

Лиа открыла глаза и сердито посмотрела на сестру.

— Лучше меня не трогай, Бесс, — предупредила она. — Это ведь не первый раз. Занимайся своим делом, а я сама позабочусь о себе и о детях.

Бесс замолчала и отвела глаза.

— Лечь под нескольких порядочных джентльменов легче, чем то, что приходится терпеть тебе.

На эти вульгарные слова Лиа даже глазом не моргнула. Слишком часто сестры ссорились из-за этого, чтобы обращать внимание на подобные высказывания. Два года назад Бесс надоел их безумный папаша, который постоянно избивал дочерей за то, что «женщины рождены в грехе». Старшая дочь ушла с их бедной фермы, стоявшей вдали от реки, и занялась поисками работы, а кроме этого, завела «дружбу» с несколькими мужчинами. Разумеется, Лию избивали за грехи Бесс. А Бесс пыталась убедить ее покинуть ветшающий дом отца. Однако Лиа оставалась дома и присматривала за своими шестью младшими братьями и сестрами. Она обрабатывала землю, сеяла, убирала урожай, готовила еду, кое-как поддерживала рушащийся дом, а что важнее всего — защищала детей от отцовского гнева.

— Посмотри на себя, — сказала Бесс. — Тебе можно дать сорок пять лет, а сколько тебе в действительности? Двадцать два?

— Думаю, да, — устало ответила Лиа. Она присела впервые за целый день и, выпив горячего напитка, теперь отдыхала. — У тебя найдется для меня что-нибудь из одежды? — тихо спросила она.

Бесс опять было принялась причитать, но передумала, пошла за стойку и достала холодный окорок, хлеб и горчицу. Поставив тарелку на стол перед Лией, она села напротив. Краем глаза она заметила, что Лиа медлит и не торопится приступать к еде.

— Ты ведь подумываешь, как бы эту еду утащить детишкам. Тогда я тебя буду кормить насильно.

Лиа слабо улыбнулась и жадно принялась есть. Набив рот, она опустила глаза и спросила небрежно, будто ответ ее не интересовал:

— Ты не видела его в последнее время? Бесе бросила быстрый взгляд на грязные волосы сестры.

— Не думаешь ли ты… — заговорила она, но осеклась и опять перевела глаза на огонь. Тьму в таверне рассеяла вспышка молнии.

Бедная Лиа, подумала Бесс. Во многих отношениях Лиа походила на отца, особенно своим упорством и неподатливостью. Бесс смогла уйти из дома, оставив детей на произвол судьбы с отцом, однако для Лии семья означала все, даже несмотря на то что одним из ее членов был безумный старый гуляка. После смерти матери Лиа решила воспитывать детей до тех пор, пока не повзрослеет и сможет покинуть дом самый младший. Что бы ни происходило, как бы с ней ни обращались, она отказывалась расстаться с ними.

Продолжая жить с отцом под одной крышей, Лиа упорно хранила одну мечту. Ее желания были иными, не те, что у Бесс: еда, убежище и тепло. Лиа же мечтала о несбыточном.

Это была мечта о некоем Уэсли Стэнфорде. Когда Лиа была еще девочкой, мистер Стэнфорд пришел в их халупу, задал ей несколько вопросов и в благодарность за помощь поцеловал ее в щеку и дал золотую монету — двадцать долларов. Когда Лиа рассказывала Бесс об этом событии, глаза ее сияли. Бесс тут же решила потратить деньги на новые платья, но Лиа взбесилась и стала кричать, что монету она получила от своего Уэсли и что любит его, а он ее, и когда она вырастет, то выйдет за него замуж.

В то время Бесс думала только об этой спрятанной где-то блестящей золотой монете, так и не истраченной и потерявшей всю свою ценность. Она жалела, что Уэсли не подарил Лие букет цветов. Она пыталась выбросить из головы мысль о монете, но временами замечала, как Лиа, запряженная в плуг, замирала и вперялась в пространство.

— О чем ты думаешь? — спрашивала Бесс, и Лиа отвечала:

— О нем.

Бесс со стоном отворачивалась. Не было нужды спрашивать, кто это — «он».

Спустя долгие годы Бесс решила, что больше не будет терпеть злобный нрав отца и надрываться на земле, поэтому ушла с фермы и подрядилась буфетчицей в таверне на другом берегу реки. Илия Симмонс проклял старшую дочь и запретил ей бывать на ферме и видеться с младшими братьями и сестрами. Но за последние два года Лие несколько раз удавалось украдкой навестить свою сестру и взять одежду, которую Бесс собирала для нее. Горожанам хотелось помочь нуждавшейся семье Симмонс, но Илия не разрешал детям принимать бесплатную помощь.

Придя в таверну в первый раз, Лиа стала расспрашивать об Уэсли Стэнфорде. В то время Бесс была в восторге от того, что познакомилась со всеми богатыми владельцами плантаций, а богаче всех из них были Уэсли и его брат Тревис. Целых полчаса Бесс рассказывала о том, как красив Уэс, какой он учтивый, как часто бывает в таверне и как счастлива будет Лиа, когда они поженятся. Для Бесс это было грезой, скрашивающей холодные зимние вечера, и она думала, что Лиа воспринимает ее рассказы так же. Но как-то раз, несколько месяцев назад, Бесс со смехом поведала Лии, что Уэс обручился с юной красавицей леди Кимберли Шоу.

— Кого теперь ты будешь любить? — рассмеялась Бесс, но внезапно заметила, как лицо Лии побледнело. Под синяками и грязью видно было, как кровь отхлынула у нее от лица.

— Лиа! Ты же не можешь мечтать о Уэсли всерьез. Он богат, очень богат, и ему в гостиной не нужна такая… скажем, «леди» вроде меня и такая бедная грязнуха, как ты. А эта мисс Шоу — девушка его круга.

Лиа молча встала и направилась к двери. Бесс схватила ее за руку.

— Это же была только мечта. Неужто ты не понимаешь? — Она помолчала. — А вот третий садовник Уэсли, может быть, и заинтересовался бы женщиной с… с нашего берега.

Лиа ничего не ответила и, побледнев, вышла из таверны. Придя в следующий раз, она держалась так, будто ничего не знала о том, что Уэсли Стэнфорд обручен. Она еще истовей расспрашивала Бесс о Уэсли. Но теперь Бесс не хотелось распространяться на эту тему и все же еще раз напомнила сестре о его намерении жениться. Лиа посмотрела на сестру так холодно, что Бесс отвела глаза в сторону. Несмотря на кажущуюся хрупкость и беспомощность, Лиа временами проявляла удивительную твердость и упорство. С тех пор Бесс решила с ней не спорить, и каждый раз, когда сестра навещала ее, она безразличным тоном рассказывала о том, как Уэс в последний раз появился в таверне. Она так и не сказала, что он начал чаще бывать здесь, потому что таверна стояла на пути от его дома к плантации Шоу.

• 1/66
• Следующая