(Без)условная любовь (СИ) - Акулова Мария - Страница 4

— Куда смотришь?

Любопытство девушки заметила Марина, глянула в зеркало заднего вида, но чего-то очевидно интересного не обнаружила.

— Да никуда, — Катя же наконец оторвалась от разглядывания нового одноклассника, потянулась к Марине, оставляя на ее щеке поцелуй. — Это мне? — указала на стаканчик кофе, стоявший между сиденьями, и так манящий своим теплом и ароматом…

— Да, как ты любишь, такой сладкий, что пить невозможно… Я пыталась…

— Спасибо, — и тут же выбросив из головы все то школьное, что произошло сегодня, и от чего они отъезжали все дальше и дальше, Катя с нескрываемым восторгом схватила картонный стаканчик (хотя, если судить по размерам, его стоило бы назвать стаканищем), сделала глоток, издавая протяжный стон, закрыла глаза, расплываясь в улыбке…

Вот так… Оказалось, что для счастья нужно не так и много. Марина, машина, кофе, музыка… Все.

— Чего лыбишься, шкода из народа? Как день прошел?

Марина настроение Кати подмечала быстро и тонко. В принципе, как и настроение любого члена своей горячо любимой большой семьи. И очень радовалась, когда это настроение было хорошим.

— Прошел… и слава богу, — Катя подмигнула Самойловой старшей, отвечая так, как ответила бы сама Марина. Та же шутливо погрозила ей указательным пальцем, наконец-то выезжая на настоящую дорогу из дворов, которые надо было преодолеть на пути ко входу в школу…

— Куда поедем? Пообедаем в городе или тебя домой завезти сразу?

— Давай пообедаем. На завтра домашки не много, не хочется домой…

Долго уговаривать Марину не пришлось, она тут же взяла курс на согласованный развлекательный центр…

— Ну что у тебя интересного, рассказывай…

Вдоволь наевшиеся Марина с Катей сидели в кафе, потягивая сок и наблюдали за тем, как мимо снуют люди.

— Да ничего особенного, с Верой сегодня говорили, ее родители не сильно горят энтузиазмом насчет основательной подготовки к выпускному.

— Почему же, интересно? — Марина задала вопрос с сарказмом, ведь ответ-то она знала не хуже Кати. С мамой Веры они общались довольно тесно. Буквально вчера вон в обед на кофе выбирались группой классных мам-энтузиасток. Марина, конечно, была не мамой, но еще той энтузиасткой, и выпускным Кати занималась капитально. Вот только если сам процесс организации праздника для детей ее не напрягал — выбрать ресторан, договорить об аренде зала, оценить предлагаемое меню, возможные развлечения и сбить на все это цену до уровня вменяемой было мало того, что не сложно, но еще и интересно, то от необходимости общаться с другими матерями Марина слегка напрягалась…

Как-то так случилось, что она никогда не относилась к категории «яжематерей». Конечно, сложно к ней относиться, если у тебя нет детей, да и быть не может. Но у нее была Катя и определенный опыт общения с ней. Начиная с младенчества и до совсем уже взрослой девушки, которую скоро придется отпустить в неведомые дали, чего Марине очень не хотелось.

А еще у нее была безграничная любовь к этому ребенку. Катя стала для Марка, Леонида и для нее самой — невероятным подарком судьбы. Центром жизни, вокруг которого они вращались, радуясь ее успехам, переживая боль сбитых ею коленок и тревогу, стоило ей задержаться с ответом на звонок…

И, если быть совсем уж честной, Марина сильно сомневалась, что квочки, которые с высоты своего материнского опыта рассказывали о том, как неправильно она относится ко всему, что касается воспитания детей, смыслят в воспитании и любви больше, чем она…

Но сказать об этом напрямую отчего-то не могла. И это вводило ее саму в ступор, ведь никогда за словом в карман не лезла, никогда не боялась неправых на место ставить и границы очерчивать, а тут… Эти стервы били по тому, что болело у самой Марины, и что она загнала слишком глубоко, чтобы мочь хоть как-то жить…

О своем диагнозе она узнала в двадцать с небольшим. Тогда всю степень трагедии осознать не могла (может это и к добру, ведь случись иначе — вполне вероятно с ума бы сошла). Тогда у нее не было ни Лёни, ни другого мужчины, к которому она испытывала бы если не любовь, то хотя бы ее подобие. Тогда она не думала о детях, казавшихся ей далекой, но априорной перспективой. Тогда ее успокоили, что бесплодие лечится…

Она и лечила… От случая к случаю, ради той — далекой и априорной… Но что-то как-то никак…

В двадцать три года у нее случился первый брак. Все начиналось страстно и бурно. Ее обожали, она сама тоже была в состоянии постоянной эйфории, и о своем диагнозе мужу не сказала. Он не озвучивал желания обзаводиться детьми, был так же молод, как она, а сама Марина себе же подобные вопросы задавать всегда боялась. Ведь даже если окажется, что детей она хочет, что это изменит?

За три года она стала, пожалуй, лучшим гражданином своей страны в плане ведения здорового образа жизни. Не курила, не пила, занималась йогой, познавая глубины внутреннего спокойствия. Жрала все исключительно экологически чистое и абсолютно безвкусное. Вела календарь не то, что по дням и ощущениям, а по минутам и намекам на ощущения…

Будь она религиозной, пожалуй, и по монастырям бы поездила, вот только в чудеса что-то как-то не сильно верила.

Через год такого их счастливого брака родители с обеих сторон, а с ними и друзья-знакомые разной степени отдаленности начали донимать вопросами и намеками… а когда же?

Муж отшучивался, Марина отнекивалась, и корила себя за то, что не поговорила с ним сразу. О таком ведь положено предупреждать… Это ведь не шутки…

Разговор у них все же произошел. Уже года через полтора. Они тогда ссорились по какой-то мелочи, но отчего-то очень яростно. Мужчина бросил что-то по типу «от такой истерички детей заводить может только сумасшедший», Марина же сказала, что по этому поводу он может особо не волноваться…

Вот так вскрылась правда, ставшая причиной развода. Оказалось, что бесплодная… пустая… жена ему не нужна.

Пожалуй, произойди разрыв тех отношений по любой другой причине, Марина пережила бы его куда проще. К тому времени и сама сомневалась, что связала жизнь с нужным человеком, но брошенные им… его родственниками… разнесенные по соседям, и тем самым друзьям-товарищам разной степени отдаленности слова выбили у нее землю из-под ног.

Она забросила лечение, ушла в депрессию, закурила… Плюнула на все. На свою не сбывшуюся любовь, на свой вроде как не бесперспективный диагноз, на шушуканья за спиной и ударилась в работу. В конце концов, к тому времени она уже была неплохим бухгалтером. Была неплохим, а стала одним из лучших. Она совершенствовалась, занималась сразу десятком контор, отрывалась в той сфере жизни, которая не причиняла ей ничего, кроме удовольствия — она любила азарт, стресс и состояние вечно горящих дедлайнов и *оп. В какой-то момент даже смирилась, что диагноз — обязательное условие «правильного» развития ее жизни. Она ведь не смогла бы сидеть дома, в декрете, посвящая всю себя ползункам и памперсам. И вот так, в этой уверенности, она прожила еще какое-то время до встречи с Леонидом Самойловым.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он был старшее ее, она была хороша… Вот только обстоятельства их встречи были не так лучезарны, как хотелось бы. Существует полушуточное, полусерьезное расхожее мнение о том, что хороший бухгалтер обязан иметь как минимум одну судимость… Шутка жестокая, но судьба такие любит.

Растрачивая всю себя на работу, убиваясь ради нее, растворяясь в ней, ныряя в нее с головой, Марина сама же себя и подставила. Допустила ошибку, которая чуть не стоила ей слишком дорого и дотла выжгла репутацию. Разом потеряв все проекты, она оказалась никому не нужной… Да и сама все никак не могла понять: как умудрилась так облажаться? Вот только времени на то, чтобы думать об этом, особо не было. Купленная в ипотеку квартира не ждала, пока она опомнится, отряхнется, и с новыми силами ударится в мир расчетов… Даже больше — этого не ждал мир расчетом.