Жена без памяти (СИ) - Романовская Лия - Страница 3

- Да. Ваша фамилия известна в городе.

- С какой стороны? – улыбнулся Смольнов.

- А это с какой посмотришь. С этой посмотришь – хорошая сторона. А с той глянешь - … ну вы поняли.

Смольнову очень не понравились последние слова Ермакова, и Ден это отчетливо увидел. Но тому хватило ума промолчать.

- Я могу идти? – сердито спросил Артур, - я и так потратил много времени. А моя жена…

- Подождет. В конце концов я думал, мы вместе ищем преступника, что сотворил с ней такое.

- Вы ищите! Это ваша работа, а я всего лишь хочу наконец-то увидеть свою жену.

«Ну вот… Муженек-то начал закипать и уже хуже контролирует эмоции. Нет, надо его сейчас как следует расспросить, а то потом ищи-свищи.»

- Да, конечно. Еще пара вопросов и я отстану, обещаю.

Денис поднял руки, будто сдаваясь. Смольнов сдержанно кивнул.

- Когда произошла эта трагедия, ваша жена была в платье, в горошек.

- В самом деле? Она сто лет его не надевала.

- Да?.. хм… и вы даже можете описать платье?

Смольнов засмеялся.

- Вы шутите? Вы много можете описать вещей бывшей жены?

- Раньше определено смог бы, - слукавил Ермаков.

Артур Дмитриевич недоверчиво покосился на него, но Ден не сдавался.

- Да вы попробуйте. Давайте я помогу. Какой длинны было платье?

- Ну где-то до колена. Может чуть выше.

- Горох какого цвета?

- Голубое платье в белый мелкий горошек. Это я помню точно. На мой взгляд оно какое-то детское, но ей почему-то нравилось.

- Нравилось?

Смольнов покачал головой, уловив тон следователя, не предвещающий ничего хорошего.

- Да, нравилось, - он сделал ударение на последнем слоге, - Потому что сейчас она его не носит. Значит больше не нравится. Что тут непонятного?

- Да вы не заводитесь, - добродушно воскликнул Ден. – Вы мне лучше скажите, воротничок какого цвета был?

«Ну давай же!»

- Воротничка там точно не было. А вот пояс был.

- Цвет?

- Пояса? – на всякий случай уточнил Смольнов.

«Нет, твоих трусов!»

- Да.

- Розовый. Странное сочетание, но она от него в восторге. Была. Говорила, что я ничего не понимаю в моде.

- Значит, я тоже. Хорошо… я еще буду звонить, заходить, ну и в целом держать вас в курсе. Всего доброго.

«Еще встретимся!»

НИКА

Итак… Она звалась Вероникой.

Вероникой Смольновой, двадцати трёх лет от роду. Её муж Артур Смольнов – оказался известным в городе бизнесменом и просто красавцем, рядом с которым даже дышать получалось через раз, так он был хорош собой.

Тридцатилетний брутальный мужчина, подтянутый и высокий с пронзительным взглядом ярко-голубых глаз, опушённых длинными смоляными ресницами. Темные, почти чёрные волосы и вот эти вот глаза – редкое сочетание, которое наверняка свело с ума не одну женщину.

В принципе эти два факта, ну те, что её зовут Вероника и она замужем, долгое время оставались тем немногим, что ей было о себе известно.

«Слово-то какое… замужем…»

Из больницы выписывалась с облегчением и страхом. Страхом не вписаться в новую жизнь.

В «свою» новую жизнь.

Ника, так называл её муж, из одного стационара переехала в другой, где врачи, наконец занялись возвращением лица куклы «Чаки» в нормальное человеческое состояние. И вот, спустя почти два месяца, она ехала домой.

«ДОМОЙ…»

Муж сильно задержался на работе и смог приехать за ней в частную клинику только к семи.

По пути заехали в магазин. Ника осталась в машине, сославшись на головную боль, и Артур сам потопал в супермаркет, ворча, что теперь он вместо жены вынужден покупать продукты. Сказал вроде в шутку, но чувствовалось не до конца скрытое раздражение.

Но Нике было все равно, как бывает все равно человеку, длительное время переносившему страдания и вернувшемуся в жизнь обычных людей с их обычными заботами, кажущимися такими незначительными.  Ее до сих пор мучали головные боли, от которых темнело в глазах, и сильно тошнило. А еще очень болело лицо.

Иногда Нике казалось, что её лицо – это один сплошной синяк, такая большая гематома, или даже гнойник, нарывающий при любом движении головой.

И тем не менее, жизнь шла своим чередом и нужно было как-то в неё вписаться, и желательно без крутых поворотов.

С аварии прошло больше двух месяцев, и Ника уже успела свыкнуться с мыслью, что вот этот красивый мужчина ее муж. В принципе вполне себе вариант, почему нет? Было бы гораздо хуже, если бы она так и осталась безымянным пациентом без памяти. Ведь могло оказаться так, что у неё и вовсе бы не было никакой семьи и тогда она навсегда могла бы быть забыта всеми и, что хуже всего, самой собой.

О себе Ника так до сих пор ничего и не могла сказать. Знала, что после операции у нее была сломана правая нога, ушиблено все, что могло быть ушиблено в принципе, и тело красивым узором, будто краской, украшали багрово-черные синяки и ссадины. Вернее, не так, все тело стало синим, но, по уверению доктора, основной удар пришелся на голову и лицо.

Ника ни разу не видела себя без бинтов, она безумно боялась, потому что… потому что? Она и сама бы не смогла ответить. Но скорее всего она боялась увидеть там чистый лист. Врач, поджимая губы, сказал, что нос сильно ушел вбок, и буквально испарился целый кусок щеки, обнажив зубы. До мяса была содрана кожа на лбу и носу, и разорван рот. Именно это и заставляло Нику отказываться от зеркала даже когда все зашитое и вправленное вроде бы зажило. Она ждала обещанных мужем пластических операций, которые бы вернули ей былую внешность, потому что то, что было сейчас, сделано наспех, когда ее только привезли в больницу.

Поэтому сразу, как только швы зажили, и как только разрешили, она, не снимая бинтов, вместе с мужем поехала в клинику, где ей обещали восстановить прежнее милое личико. Это самое милое личико она уже не раз видела, Артур еще в первые дни принес фотографии.

Да, пожалуй, она хотела бы такое лицо. Со снимков смотрела симпатичная девушка. Серо-голубые глаза, русые волосы, небольшой аккуратный рот и слегка курносый нос. И вот все это ей обещали вернуть.

Сейчас на лице еще были бинты, какое-то время нужно менять повязки, Артур обещал нанять медсестру, которая бы приезжала прямо на дом. Впереди её ждала еще не одна операция, но уже совсем скоро она сможет снять наконец эти надоевшие бинты и спокойно смотреть на себя в зеркало, не боясь упасть в обморок.

Ника вышла из машины, и, пока Артур доставал пакеты из багажника, со смесью Вероника со смесью ужаса и восхищения вглядывалась в темные окна большого и незнакомого дома в три этажа.

Нет, она точно не могла жить в этом доме.

Можно забыть все, что угодно, но не такую роскошную жизнь.

НИКА

На улице, пока еще летней улице, в закатном солнце, жизнь шла своим чередом: визжали на площадке дети, не желая отправляться домой; о чем-то громко спорили соседки; крякали клаксоны проезжавших мимо машин; и, едва слышно за шумом и гамом вечернего города, в каком-то открытом окне соседней многоэтажки, с любовью пел Синатра.

Ника сразу узнала его голос. Она узнала его точно так же, как узнавала звук капающей воды из протекающего крана, или пение скворца в утренней тишине едва просыпающегося города. Она точно знала, что это за звуки, но не знала какую музыку она слушала когда-то. Какие цвета были её любимыми и что она предпочитала съедать на завтрак… А вот Синатру узнала сразу.

Центр города, красивый и переливающийся тысячами огней вечерних окон, пугал и завораживал одновременно.

«Как дико я наверное выгляжу…» - думала она, зябко ёжась в вечерней прохладе.

Крепкие руки обхватили ее за плечи, согревая и давая ощущение защищенности. Совсем маленькой, но это было хоть что-то. Единственный знакомый человек в целом мире.

- Узнаешь? – вкрадчивый голос проникал в сознание, тут же сделавшегося вязким и уплывающим в неведомые дали, будто гипнотизируя, и Ника почувствовала, как ее накрывает странная дрожь. То ли от страха, то ли от удовольствия и предвкушения чего-то необычного, то ли от всего сразу.