Возвращение росомахи
(Повести) - Зиганшин Камиль Фарухшинович - Страница 78

И тут незадачливого охотника прожгла догадка: «Неужели Мавр?! Как же он с росомахой-то сошелся?.. Стоп, стоп, а не тот ли это росомашонок, что у Пули жил? Тогда понятно, почему он такой наглый».

С этого момента зловредная парочка занимала все его мысли. Как же их изничтожить?! Собак нет, да и стрелок он никудышный. Капканы, как ни обрабатывай, они чуют и, даже попав, уходят. Надо придумать что-то более надежное.

Наскоро устранив последствия погрома, Подкова поехал в Верхи. Не стал даже проверять капканы — зачем лишний раз огорчаться? И так ясно — добычи в них не будет.

Завершив в селе торговые дела, прошелся по домам штатных охотников: может, кто чего и подскажет. Из опытных промысловиков застал лишь деда Ермила.

Старик встретил хозяина автолавки насторожено, но за стол все же пригласил. Пока старуха ставила самовар, пропустили втихаря по маленькой. Видя, что дед подобрел, Подкова рассказал о своей беде, утаив только, что на пару с росомахой орудует собака.

— Да уж! Не позавидуешь тебе. Росомаха — хитрая животина. Мне тоже от нее досталось, — тут дед замолчал, раздумывая, дать совет или нет. Поколебавшись, произнес: — Вот что я тебе скажу. Есть один способ избавиться от нее — яд стрихнин. Но он под запретом. Даже Степан не смог получить. Ежели добудешь — росомахе конец.

— Найду, лишь бы толк был. Мы ведь с разными конторами и городами работаем. Где-нибудь отыщем… А как им пользоваться?

— Проще простого. Берешь небольшой — так, чтобы зараз в пасть взяла, — кусок мяса, делаешь надрез и таблетку поглубже закладываешь. Тока опосля руки хорошо помой. Дюже опасная штуковина. До войны мой брательник через нее отравился. Три дня блевал. Чуть не окочурился. И еще: на приваду, штоб птицы не склевали, два-три пера положи, тогда не тронут.

Не сразу, но Подкова раздобыл-таки упаковку стрихнина. Жажда реванша в тот же день погнала его в тайгу. Пройдя по Дальнему путику, он отыскал свежие следы росомахи. Разложив приваду, Семен Львович три дня безвылазно просидел в зимовье — боялся вспугнуть.

Но его задумка сработала наполовину. Приманку со стрихнином съел Мавр. Топа же, обладающего более тонким нюхом, смутил едва уловимый непривычный запах, исходящий от аппетитных кусков мяса. Появившиеся вскоре изменения в поведении друга только усилили его подозрения. Лайка вдруг принялась жалобно скулить. Затем начались конвульсии, сопровождающиеся рвотой. Когда спазмы в желудке отпускали, Мавра начинали одолевать видения.

Вот он, чтобы спасти хозяина, вцепляется в медвежий зад. Вот после удачной охоты подходит к костру, садится рядом с другими собаками и зачарованно наблюдает за изменчивой игрой красных язычков. Вот уже сам хозяин выручает его, застрелив наседающего медведя. Вот они возвращаются с добычей, пораненные и помятые, полные взаимной любви… И тут до него донесся неповторимый голос хозяина. Он звучал где-то рядом. Пес кинулся на голос и провалился в черную бездну…

Топ, конечно, не понимал, от чего умер Мавр, но интуитивно связал смерть друга со странно пахнущим мясом.

Промысловики, завершая сезон, расстораживали последние капканы, опускали пасти, кулемки. Иные, загрузив волокуши, уже ушли с добычей в село.

Когда исходящие от людей запахи ослабли, а следы от их длинных «лап» стали пахнуть лишь снегом, Топ принялся педантично наведываться в избушки и других охотников. Забравшись внутрь, остервенело рвал, грыз все, что попадалось на глаза.

Он понимал, что его разбои не могут оставаться безнаказанными. Что могущественные двуногие будут добиваться его смерти. Поэтому ему следует быть особенно внимательным и осторожным. Перед каждым шагом осматриваться и принюхиваться — не таится ли в снегу лязгающая челюсть. А самое лучшее — покинуть этот край. Тем более что после смерти друга здесь ничто не держало. Воинственный пыл остыл, а переполнявшая сердце жажда мести была сполна удовлетворена.

Снег растаял, а Топ все не уходил. Он уже колебался: может, остаться? Тут все так привычно! Еды в достатке. Да и люди ушли из тайги — чего спешить?

В разгар лета на обширном горельнике поспела малина. Ее уродилось так много, что ветки склонились до земли. Сладкоежка Топ зачастил сюда. Как-то, лакомясь сочными, алыми ягодами, он услышал голоса людей. Привстав на задние лапы, разглядел поднимающуюся по горельнику большую «стаю» двуногих и мельтешивших среди них собак. Они шли прямо на него. Появление людей в теплое время года было для Топа столь необычным, что он не сомневался: это за ним. Надо бежать! А куда, Топ давно определился — за синевший вдали острозубый хребет, который находился дальше всех от места обитания людей.

На второй день пути он достиг водораздела, представлявшего собой плоский щебнистый гребень, поросший короткой и редкой травой. По нему вилась каменистая тропа, набитая за многие годы медведями. Кое-где видны их свежие лежки: клочья шерсти, помет, примятые, погрызенные ветки. Ниже — тощие языки кедрового стланика. Жадно цеплялись в каменистую почву карликовые березы. Изредка, где-нибудь в затишке, можно было встретить невысокую, скрюченную ветрами и морозами лиственницу.

От ближнего скального зубца ветерок донес запах мохноногого канюка. Вскарабкавшись по уступам, Топ обнаружил гнездо — хаотичное нагромождение сучьев с плоским дном. Вокруг валялось много погадок — комочков непереваренной шерсти и костей грызунов, отрыгнутых птицами из желудка. Птенцов в гнезде не было. Видимо, уже встали на крыло.

Отсюда были видны три расходящиеся веером кряжа, разделенные межгорными долинами. Их склоны за многие тысячелетия изрезали ручьи и ледниковые сходы. Над ними на уровне облаков парили беркуты. В одной из долин слезой поблескивало озеро. Прежде чем начать спуск к нему, осторожный зверь еще раз внимательно прощупал глазами незнакомую местность. Не обнаружив ни единого намека на присутствие людей (остальное его не беспокоило), запрыгал по шаткому курумнику вниз.

Путь к водоему преграждал перестойный пихтач с участками многоярусных ветровалов. Свисавшие с нижних ветвей сизые бороды лишайника то и дело облепляли морду паутиной. Приходилось смахивать ее лапой.

Вот и озеро. Над водой мечутся крикливые чайки. В высокой траве тихо переговариваются гуси. Топ притормозил — попробовать подкрасться?

Опыт подсказывал, что днем эту сторожкую птицу не добыть, и он побрел дальше, принюхиваясь к витавшим вокруг запахам. Вскоре ветер нанес самый чудный и желанный из них. От этого аромата Топ всякий раз терял контроль над собой. Это был запах меда. Лихорадочно процеживая воздух, определил источник — старая сосна.

Проворно взобравшись на нее, нашел в ребристой коре крохотное, отполированное до блеска отверстие, сквозь которое туда-сюда неутомимо курсировали пчелы. Аромат, сочащийся из дырочки, пьянил. Чтобы расширить отверстие, Топ обхватил одной лапой ребристый ствол, а второй стал расковыривать леток. Немного увеличив его, дальше заработал зубами. Грыз, не обращая внимания на укусы рассвирепевших хозяек. Они жалили не только покрытую короткой шерстью морду, но умудрялись с противным жужжанием протискиваться сквозь густую шерсть к животу, груди и вонзать свои копьеподобные жала в места, где шкура понежнее и почувствительнее.

Расширив отверстие, Топ принялся отрывать куски сот, истекающие янтарными тянучками. С жадностью поглощая их прямо с прилипшими пчелами, он время от времени потирал искусанный нос тыльной стороной лапы. В его урчании слышались как восторг от неповторимого наслаждения, так и страдальческие нотки от болезненных укусов.

Наевшись, отправился к озеру — после сладкого хотелось пить. Утолив жажду, взобрался на утес и вытянулся на прогретой за день плоской глыбе. Зверь был в прекрасном расположении духа — новое место пленило его.

Год пролетел незаметно. Очередное лето выдалось теплым и щедрым на пищу. Буйная растительность не только скрадывала шаги, но и хорошо маскировала Топа. Это значительно облегчало охоту. В покое и сытости он заматерел, налился подкожным жиром. Шерсть на спине и боках залоснилась, а на ногах и животе стала отливать вороновым крылом.