Возвращение росомахи
(Повести) - Зиганшин Камиль Фарухшинович - Страница 66

По характеру следа Степан понял, что у зверя не действуют задние конечности. Это обнадеживало: значит, ушел недалеко! Однако, к удивлению опытного охотоведа, ему пришлось, несколько раз теряя и вновь находя борозду, идти три километра, прежде чем она уперлась в зажатую между каменных глыб снежную нору. Овал лаза от частого посещения был отполирован до блеска.

— Ах, вон оно что! К детям ползла.

Степан принялся топором вскрывать канал, но никак не мог добраться до жилой камеры. Выручил Мавр — его чуткое ухо что-то уловило, и пес, дрожа от возбуждения, принялся раскапывать сугроб метрах в пяти от Степана. Тот бросился на помощь. Когда истончившийся купол обвалился, охотовед увидел шертистый ком. Степан отпрянул было, но ком не шелохнулся. В голове пронеслось: «Мертвая! Где же детеныши?»

Шерстинки посреди шубы слегка зашевелились. В густом меху охотовед нащупал двух щенят. Отощавшие малыши едва слышно пищали. Они были так слабы, что, когда пытались поднять головки, их начинала сотрясать неудержимая дрожь. Тем не менее лобастый щенок открыл «пасть» и даже попытался оскалиться. Второй, напротив, смотрел доверчиво, с надеждой.

Малыши были такими худыми, что сквозь нежную шубку прощупывалось каждое ребрышко, и улавливался стук сердца. Вид крошек растрогал охотоведа. Он, как никто другой, понимал: еще день-два — и им конец.

— Давайте-ка сюда, заморыши! Тут тепло! — Степан сунул малышей за пазуху.

Затем вытащил из норы и росомаху. Увидев, что та без хвоста, ахнул:

— Батюшки, старая знакомая!

Придя в зимовье, Степан растопил железную печь, развел в кружке с горячей водой сухое молоко и налил его в пластиковую бутылку. Пометавшись в поисках подходящей соски, отрезал от кожаной перчатки мизинец и, проткнув шилом дырку, надел на горлышко. Выпив теплого молока, малыши подняли тупые мордочки и запищали, требуя добавки. В итоге каждый выхлебал граммов по триста.

— Сколько ж дней вы, ребятки, голодали?! — оглядывая росомашат, произнес Степан.

Сознание того, что он спас их от смерти, наполнило его сердце радостью. Вернувшись домой, первым делом спросил жену:

— Вера, ты не знаешь, у кого в деревне ощенилась сука?

— На что тебе?

— Да вот росомашат на отцовом участке подобрал. Мать померла. Пристроить надо.

Степан вынул из-за пазухи найденышей.

— Ой, какие хорошенькие! — воскликнула жена. — В рубашке, похоже, родились. Пока ты ходил, у нашей Натальи Аська ощенилась. Что интересно, один из щенков — копия твой Мавр.

Степан вздохнул с облегчением: его двоюродная сестра Наталья — добрый человек. Уж у нее-то росомашата не пропадут.

Дверь открыл муж сестры — Николай. Этот поджарый, жилистый мужик объявился в поселке лет пять назад после отбытия срока в колонии. Человеком он оказался мастеровым и безобидным. Сойдясь с вдовой Натальей, жил тихо: рыбачил, плотничал по дворам, частенько помогал отцу Сергию. Это он вырезал из сосновых плах Царские врата и обрамление для иконостаса. Как бы оправдывая свою необычную фамилию — Пуля, — делал он все быстро и ловко.

Степан показал Николаю спящих в корзинке малышей.

— У них мать погибла. Вера сказала, у вас Аська ощенилась. Возьми, пожалуйста. Выкормить надо.

— Щенки-то чьи?

— Росомахи.

Николай напрягся.

— Я, конечно, не охотник, но слышал, что росомаха вредный зверь. Мол, в тайге она главный мародер, чуть ли не подручная сатаны. Даже…

— Зачем всех слушаешь? — перебил раздраженно Степан. — Если что интересно, у меня спроси. Про любого зверя расскажу. На самом деле росомаха очень даже полезный и разумный зверь. А главное — необходимый тайге.

— Ну ладно, коль так. А долго выкармливать?

— До осени. Потом на зообазу сдадим. На росомах всегда большой спрос.

— Айда! Попробуем Аську обмануть.

Пуля взял росомашат и, обсыпав их сенной трухой, устилавшей пол хлева, сунул прямо к брюху собаки. Та тщательно обнюхала пополнение. Запах не чужой, но ее малышами не пахнет. Зарычала было на всякий случай, но голодные росомашата уже успели прилепиться к соскам. Материнский инстинкт не позволил лишать их пищи. Тем более что потягивали они до того жадно и энергично, что Ася даже задремала от блаженства. Ей нравилось, когда так активно опустошались ее сосцы.

Перед уходом Степан наклонился и ласково погладил собаку.

— Умница! Спасибо тебе.

После живительного сна росомашата сели и заозирались: куда это они попали? Вокруг светло и просторно, рядом на мягкой подстилке копошатся незнакомые щенки. Вместо темного косматого живота перед ними вздымался белый и довольно гладкий. От него не пахло матерью. Все чужое. Зато тепло и сытно! Но где же мама?!

Тут что-то заскрипело, и стало еще светлей. Над ними склонился большой зверь. Лобастый предупредительно ощерился. Наталья, а это была она, осмотрев малышей, запричитала:

— Бедняжечки! Какие вы худенькие! Ну ничего, я вас откормлю, вы только кушать не ленитесь.

Мелодичные звуки, издаваемые незнакомкой, и нежные прикосновения были до того приятны, что по телу росомашат пробежала сладкая дрожь.

За месяц найденыши окрепли и освоились. Теперь они не лежали часами под боком Аськи, а резво бегали по двору, участвовали в общих играх и потешных потасовках. Лобастый в азарте подчас так злобился, что горлышко начинало дрожать от хриплых звуков, и игра переходила в драку. Николай с Натальей от души смеялись, видя, как неуклюже переваливается на бегу с лапы на лапу убегающий от него брат. За эту комичную походку они назвали его Топом.

Добродушный малыш всем улыбался. Кто-то возразит: «Росомаха не может улыбаться!» Ну да, не может. А вот Топ мог, причем так искренне, что ему тоже начинали улыбаться в ответ.

Несмотря на упитанность, он в этой дворовой команде был самым подвижным и любопытным. Вскоре Топ знал в лицо обитателей не только человечьего логова, но и большинство соседей. Его удивляло то, что на них нет теплой, пушистой шерсти. Еще больше поражало пристрастие людей к ходьбе на двух лапах. Он тоже так умел, но на четырех-то удобней и быстрей.

Топ различал двуногих не только по внешнему виду, но и по голосам. Грубые, хриплые принадлежали самцам. У самок голоса были нежнее и мягче. Особенно приятный был у пышнотелой коротышки, кормившей их.

Запахи, шедшие от нее, приветливый взгляд говорили: ее не надо бояться, ей можно доверять. Выражая свою симпатию, Топ частенько покусывал мягкие пальцы кормилицы, а во дворе, не отступая ни на шаг, путался под ногами. Тут же постоянно крутилась коза Манька. Она все норовила пожевать подол юбки своей хозяйки. Топ из ревности запрыгивал козе на спину и, больно кусая загривок, отгонял подальше.

Поскольку молока у Аськи на всех не хватало, Коротышка стала подкармливать малышей кашами. Больше всего накладывала увальню Топу. Она же приучила его есть хлеб. Однажды, отщипнув кусок от еще теплого каравая, протянула его любимцу, ласково воркуя: «Ешь, Топушка, ешь!» Малыш опасливо обнюхал необычное угощение и отвернул мордочку: запах приятный, но пробовать страшно.

— Глупенький! Это так вкусно! — Наталья демонстративно откусила кусочек и, аппетитно чмокая губами, снова протянула хлеб малышу.

Топ последовал красноречивому примеру, а разжевав, весело покачал хвостом: «Вкусно! Еще!»

Восхищенная понятливостью малыша, Наталья потрепала его за ушами — «Умница!» — и протянула кусочек побольше. Когда она попыталась так же подкормить и приголубить Лобастого, тот сердито заурчал и попятился.

С того дня любимым лакомством Топа стал свежеиспеченный хлеб. Когда хозяйка пекла его и по двору расплывался пьянящий хлебный дух, он, в предвкушении теплой краюхи, садился у двери, терпеливо дожидаясь угощения.

Со временем щенкам и росомашатам начали давать мясо, рыбу. При «дележе» лучший кусок, как правило, отхватывал Лобастый.

— Знатный добытчик из него выйдет, — заключила хозяйка.

— Не спеши. Дай клыкам вырасти, тогда посмотрим, — возразил муж.