Орки (СИ) - "Урук Хромой" - Страница 72

После чего я просто забился себе в угол и уснул. Пару раз вставал смотреть больного, и с шаманкой приложили еще одну гадюку. Утром меня никто не будил и, как я понял, в лагере все ходили на цыпочках и молча. Умывшись и помахав оружием вернулся в землянку и немного посидел, глядя на огонь в очаге. Вокруг деловито возились самки что-то делая.

- Тзя, - она обернувшись, подошла ко мне и замерла в ожидании, - там кто?

Не поднимая головы, я ткнул пальцем в дальний угол и замер, ожидая ответа. В землянке мгновенно установилась мертвая тишина. Не дождавшись ответа, поднял голову. Посеревшая от ужаса Тзя судорожно мяла свой новый фартук и бегала глазами, избегая смотреть мне в лицо.

- Я жду.

- Щенки. Мои, прости меня, - она что-то попыталась сделать, то ли упасть в ноги, то ли кинутся на меня. Я остановил ее движением руки.

- Веди, - кто-то из самок охнул и уронил на пол что-то из посуды. Тзя деревянной походкой сходив в угол, привела двух перепуганных щенков и замерла, не выпуская их рук. Принюхавшись, я вспомнил запах. Дети Тзя. Как я совсем про них забыл. Мимо Тзя просочилась Ая и с ходу бухнулась в ноги.

- Вождь, прости нас, мы их не оставили за Воротами. Сегодня обратно отправим. Накажи нас, старших.

- Давно прячете?

Тзя сокрушенно кивнула головой.

- Больше не прячьте, не надо. Сколько еще по лагерю таких?

В землянке завздыхали и смущенно завозились самки, не поднимая глаз.

- Ясно. У нас лагерь воинов. В любой момент все, что угодно случится может. Куда вы их тогда денете? Два дня вам, потом всех собрать и отвезти за ворота к Хромому, - услышав горестные вздохи, поднял руку, - отобьем Ульриха, разрешу вернуть всех.

Опустив взгляд, посмотрел на жмущихся к матери щенков.

- Идите ко мне, -Тзя, закусив губу, подтолкнула ко мне прижавших ушки малышей, - идите.

Неуверенно оглядываясь на мать, они подошли ближе и замерли в шаге от меня. Протянув руку, притянул их к себе. Обнюхал обоих: двойняшки, разнополые, здоровые. Шерстка еще на обмялась вся, сезона два им нет. Мягкие. Боятся. Положив руки на головы, поднял лица и поймав испуганные взгляды дунул им в мордочки. Оба одинаково удивленно захлопали глазами.

- Есть хотите? Тзя, ты уж накорми нас всех, - мать с дочерью одновременно метнувшись на выход, столкнулись и вылетели на улицу. Я посмотрел на стоявшую в стороне Таур, закусившую губу и с завистью смотревшую им вслед.

- Таур, - она повернула голову и замерла, - Ру позови, общая еда у нас. Только не беги, а то вы все развалите сегодня.

Следующая пятерка дней прошла в суете и беспокойстве для всех. Люди постепенно осознавали произошедшее и наличие совсем рядом древнего и страшного врага. Оставшиеся в виде то ли заставы, то ли сторожей полтора десятков орков, разного размера постоянно напоминали о новом порядке вещей. У отца Ируки немного в стороне от остального хутора стоял сарай. Он в нем обычно держал необмятый лен. Сейчас же его заняли под жилье заставой орков.

Ушедший Староста оставил разлад в душах, страх и робкую надежду на то, что оно как-нибудь само решится. Хутор старался жить, не замечая орков. Получалось это плохо. В повседневной жизни утром, просыпаясь с мыслью, что все это плохой сон, хуторяне прямо за порогом своих домов натыкались на орков ночного дозора, деловито идущих к своему сараю. Они проходили мимо сторонящихся и уступающих дорогу людей и ныряли в полумрак своего сарая.

Староста оставил отца Ируки старшим для общения с орками и свел его с десятником дозора, коренастым и кривоногим орком со странным и невнятно звучащим именем Чжаргх. Ростом он был едва по грудь высокому хуторянину, но шириной груди и плеч уступал ему совсем немного. На встречу он вышел из сарая в сопровождении пары орков поменьше, закутанных в отличии от него в травяные плащи и скрывающих лица широкополых шляп из тростника. Они мгновенно, тихо ступая кривоватыми ступнями, обтекли пришедших людей со спины,и замерли в неподвижности, держа в руках свои копья. Джар, как про себя прозвал десятника отец Ируки, внимательно выслушал Старосту, морща лоб и поглаживая топор, засунутый за неплохой кожаный пояс, явно работы мастеров Аллейн. Обычный плотницкий топор, что сейчас лежал прикопанный у очага в золе в доме Ируки. Подняв голову, десятник шагнул ближе к новому Старосте хутора и, глядя ему прямо в глаза, проскрипел.

- Тии, хоон, - он ткнул в Старосту когтистым пальцем, - хак хоон. Чарга, - вновь ткнул в стоящее высоко в небе солнце, - тии, тууут, - показал на землю под ногами.

Пожав плечами на недоуменный взгляд нового Старосты, старый перевел.

- Ты как я. Теперь Староста. Утром приходишь и говоришь, что будете делать в течение дня. Он слушает, запоминает. И вы всегда будете под присмотром. Не стоит проверять, так ли это. У меня дома лежит пара таких неверящих, палками они бьют очень умело. Медленно и не торопясь говори ему, что ты хочешь сказать. Он все понимает, говорит плохо. Зубы у них мешают им говорить, как мы. Но ты его поймешь. Вы их кормите. Каждый день приносишь им продукты. Не надо стараться дрянь им давать. Нюх у них не хуже собачьего. У меня такую умную, Затина, ты ее знаешь, заставили порченую крупу съесть. Еле отпоили ее настоем. Вот как-то так. Остальное ты сам разберешь. Мне домой пора. Я к вам пока шел, думал упаду и не встану. Это им, - он кивнул на все также неподвижных орков, - все равно. Бегут и бегут. Пусть тебе помогут светлые Боги. Покосившись на орков, добавил.

- Нам всем помогут.

Проводив глазами уходящего от них к толпе уже собравшихся орков Старосту, человек и орк посмотрели друг на друга и, кивнув, разошлись в разные стороны, заниматься своими делами.

И сейчас каждое утро, Староста приходил к сараю с большой корзиной и всегда заставал сидящего не пороге Джара. Осмотрев и обнюхав принесенное, Джар выслушивал человека, дотошно уточняя, больше пользуясь жестами, чем словами, предстоящий день и, кивнув, отпускал. Теперь все знали, что где-то рядом с ними, очень тихо, ничем себя не выдавая, находятся орки. Наблюдая и не вмешиваясь.

У сарая с утра недолго горел небольшой костер, для готовки, после чего орков было мало видно и слышно. Они вообще оживали ближе к вечеру, начиная парами и тройками шнырять по хутору. Всюду заглядывая и суя нос, но ничего не трогая.

Но человек привыкает ко всему, и через короткое время труд, тяжелый повседневный труд земледельца, смыв новизну произошедшего, заслонил повседневными проблемами такое необычное событие. Только орки продолжали все также неутомимо заниматься своим делом.

Перестав обращать на орков внимание, люди стали возвращаться в повседневность, со своими нечастыми и скромными радостями. Одной из них были песни. И как-то вечером, забывшись, Дара, вытащив во двор на просушку от постоянной сырости одежду своей немалой семьи, с дочерьми развешивала ее на ограде. Поглядывая на небо, что багровело облаками намекая на завтрашний ветер, тихо запела. Ее дочери-близняшки, радостно покосившись на нее, дружно подхватили. Сидевшие в ожидании ужина на лавке у входа в дом отец с братьями переглянулись. Довольно улыбнулись. Занятая помешиванием похлебки в котле в очаге Ирука тоже замерла, прислушиваясь. Женские голоса слаженно выводили знакомый мотив.

Ирука толкнула сидевшего рядом с ней младшего брата и, сунув, ему деревянную мешалку, выскочила во двор. Ее семья увлеченно и дружно пела, славя дом, поле, небо, Светлых богов за их дар жизни и все-все то, что так дорого каждому человеку. Ирука тоже заслушалась не спуская глаз с сейчас такого красивого лица матери. Но ее невидимо потянуло и дернуло изнутри уже знакомое чувство. Она медленно повернула голову и увидела торчащие над оградой головы. Остроухие головы, головы орков. Сейчас все из дозорного десятка кто был на хуторе неподвижно стояли за оградой и напряженно слушали, поблескивая глазами и шевеля ушами. Ирука увидела того самого орка, что подарил ей то замечательное ожерелье, что сейчас было зарыто на сеновале. Встретившись с ней глазами, он дернул ухом и медленно кивнул ей. После чего вновь повернул голову в сторону поющих людей и замер, задумчиво покусывая себя за губу и усиленно пытаясь что-то уловить, мучительно морща лоб и судорожно дергая щекой.