Конец света в Бреслау (ЛП) - Краевский Марек - Страница 39

— Подожди, — пробормотал Мюльхауз. — Минуту.

Он надел халат, тапочки и, потирая кончиком языка о неповрежденный клык, направился в прихожую. Тяжело уселся в кресло и прижал к уху трубку другого телефона.

— Объясни мне кое-что, Кнуфер, — Мюльхауз все еще немного сонным. — Зачем эти две тысячи нужны на насилие?

— Парни из Висбадена — игроки и сегодня много проиграли в казино. Они получили кредит от шефа казино. Завтра должны иметь деньги…

— Они пойдут в казино и проиграют, идиот, — воскликнул Мюльхауз. — Проиграют, никуда с тобой не поедут, а госпожа Софи Мок упорхнет на другой курорт…

— Если они не отдадут шефу до завтра до двенадцати часов пяти тысяч марок, могут не показывать в Висбаден. А они живут с этого города и с этого казино. Эти деньги — это для них «быть или не быть». Я должен им дать ответ, получат ли они деньги завтра.

— Послушай меня, Кнуфер. — Мюльхауз не был уже заспанным. — Первый час ночи, а твое донесение меня напрягает, как лай торговки. Ты получишь деньги. Вышлю тебе на почту до востребования. Каждое казино имеет хороший почтовый пункт. Завтра ты их получишь. Ты сказал, что эти парни много проиграли. Предупреждаю тебя, что — если меня обманываешь — то не проиграешь так много, как они. Ты проиграешь все.

Мюльхауз повесил трубку и поднялся в комнату. Он лег рядом с женой и почувствовал, что она не спит.

— Кто это звонил? Якоб? — спросила она испуганно.

— Дантист, — пробормотал Мюльхауз, а черная глухая сонливость отняла у него желание еще больше пошутить.

Кнуфер вытер пот со лба, повесил трубку и спустился по мраморной лестнице в тайное казино. После входа через тяжелые дубовые двери, покрытые пурпурной портьерой, у него закружилась голова от вида обнаженных женщин, которые с улыбкой разносили по огненно-красному шелку, которым обиты были столы, столбики фишек. Кнуфер был в своей жизни в многочисленных борделях, в том числе в нескольких действительно дорогих и эксклюзивных, где отпраздновал счастливое окончание выгодных и сложных заказов, но нигде не видел одновременно столько красивых женщин. Кроме того, он констатировал, что не их обнаженные тела, а улыбки являются причиной его пронзительного беспокойства и волнения. В раздвинутых губах, обнажающих влажные драгоценные камни зубов, скрывалось приглашение и обещание, за которое нужно было платить деньгами и честью.

За что стоило платить, доказывало поведение присутствующих в зале мужчин, которые бросали горы фишек, чтобы приблизиться к грани, после превышения которой обещание становится реальностью. Только фон Стейтенкротт и его мужской персонал, разносящий шампанское и закуски, не принимал участие в этой битве, а просто обменивали наличные и векселя на фишки. Он сделал это и в тот момент, когда Кнуфер вручил ему вексель на две тысячи марок. Он пригласил его к игре, указав на столик, на котором за светловолосую красавицу воевал генерал Баседов с десятком других распаленных наркоманов. Софи ошибалась немного, но никто из играющих не имел в том к ней претензий. Кроме того, ее ошибки исправляла темноволосая крупье, которая вводила ее сегодняшним вечером в арканы профессии. Она отличалась от Софи не только цветом волос. Она была не совсем голая, но была одета в белый, накрахмаленный и очень короткий фартучек, подчеркивающий ее смуглую кожу.

Кнуфер с трудом добрался до нового места работы Софи и закурил папиросу, усердно наблюдая за ситуацией за столом. Как он быстро понял, Софи была дополнительным вознаграждением для игрока, который бы выиграл пять тысяч марок. Каждая тысяча марок была отмечена зеленым слоником из нефрита. Перед генералом Баседовым было три таких слоника, у остробородого — два, у остальных — ни одного. Все играли очень одинаково и аккуратно. Они ставили по сто марок на конкретные цифры и продолжали проигрывать. Не тратили при этом слишком много, все еще сохраняя возможность играть ва-банк. Эту последнюю игру выполняли особенно те, кто лишен слоников. Когда перед ними оставалась одна стопка фишек, они ставили ее на красное или черное и выигрывали другую, и по одной ставили фишки на конкретные цифры. Это было скучно, однако недостаточно, чтобы красивая улыбка Софи была искажена зевками.

Кнуфер поставил перед собой пять сотен фишек по триста марок и отрицательно покачал головой, когда темноволосая крупье захотела обменять их на слоники. После команды «Faites vos jeux», которую произнесла Софи с таким безупречным акцентом, как будто всю жизнь провела в Монте-Карло, Кнуфер поставил все на красное. Движение не произвело впечатления на состязающихся и не изменило их манеру игры. Затрещал шарик, и детектив закрыл глаза. Когда он открыл их, он увидел улыбку Софи. Новая крупье передвигала к нему его пять сотен и пять дополнительных. Тяжелые груди колыхались над столом, и Кнуфер поклялся бы, что соски трутся о скользкий шелк. Он встал, поманил официанта и выпил два бокала шампанского — один за другим.

— Сколько нужно выиграть, чтобы получить дополнительное вознаграждение? — спросил он сидящего рядом мужчину, которым оказался остробородый.

— Пять, — услышал ответ и передвинул все на черное.

— Внимание, — пропела темноволосая крупье. — Вы играете на все, что получили. Господа, после возможной победы этого господина игра на этом столе может закончиться, если вы немедленно примете дополнительное вознаграждение. Если так будет, уважаемый господин…

— Кнуфер. Не знаю, так ли будет, — услышал он свой хриплый голос. — Ничего не скажу, чтобы не сглазить.

Баседов и остробородый, единственные игроки, которые могли себе это позволить, поставили на красное, черное, четное и нечетное такую сумму, которая после победы дала бы им сумму шесть тысяч марок. Кнуфер закрыл глаза и приглушил свой слух. Он не мог, однако, zupełnie совершенно отключить и сделать, чтоб слышны стали огромные аплодисменты, которые раздались за столом. Открыл глаза и получил награду — самую красивую улыбку, которую видел в жизни. К сожалению, такой же улыбкой был наделен остробородый. Кнуфер взглянул на шарик. Он покоилась в секторе «два черное».

— Господин Кнуфер и господин Влоссок выиграли по шесть тысяч марок, потому что господин Кнуфер поставил на черное, а господин Влоссок на четное, — голос фон Стейтенкротта, который появился у стола Софи, как и большинство гостей тайного казино. — Дальше имеют право играть только те два господина, а преимущество хотя бы одной марки дает права на получение дополнительного вознаграждения, какое представляет собой мадам Лебецайгер.

Кнуфер, думая о затвердевших о фиолетовый шелк сосках Софи, поставил все на красное. Влоссок поставил также шесть тысяч марок — на этот раз на четное. Кнуфер снова закрыл глаза и через некоторое время услышал аплодисменты. Софи улыбалась лучезарно. Влоссоку.

Кнуфер подавил зевоту и почесал тяжелую от никотина голову. Хотя спал с короткими перерывами более тринадцати часов, он был невыспавшийся, помятый и переполненный съеденной перед этим пищей, вчерашним шампанским, бешеным эротическим сном и сильным чувством разочарования, которое беспокоило его с момента, когда Влоссок выиграл Софи, а потом с карманами, полными фишек, в пять часов утра выходил вместе с ней из тайного казино. Кнуфер выпил тогда бутылку шампанского и скрылся в своем номере в «Nassauer Hof», поддерживаемый под руку заботливым Рихтером. Теперь посмотрел на часы и обнаружил, что только миновало обозначенных четырнадцать часов, которые Влоссок провел с Софи, в которых ему самому отказала «богиня Рулетка». Кнуфер стоял перед маленьким висящим зеркалом за ширмой, холодной водой из таза умыл лицо и прилизал торчащие тут и там волосы. Потом побрился, одел манишку и смокинг и — посасывая палец, порезанный запонкой для манжет — спустился в холл казино, чтобы получить деньги от Мюльхауза.

Забрал в почтовом пункте две тысячи марок и вошел в главный вестибюль. Подошел к охраннику и показал ему вчерашнее приглашение.