Конец света в Бреслау (ЛП) - Краевский Марек - Страница 30

— Я не понимаю.

— Это я не понимаю вашего поведения, герр криминальдиректор. Гейссен висит на люстре. Повесил его там какой — то очень сильный парень. Кроме советника единственный — и то отнюдь не мощный — мужчиной был охранник Франц «Как-там-его». Я спрашиваю: Франц «Как-его-там» сидит в комиссариате и признает свою вину? Кто-то его вообще арестовал, герр криминальдиректор? Где он?

— У своей начальницы. Успокаивает ее. С ней он очень отзывчивый. Как можно судить, их связывают не только деловые отношения. Содержательница борделя была в шоке. А кроме того, — Мюльхауз удобно расправился на диване, рядом с убитой девушкой. — Вы думаете, Мок, что я разбудил вас и притащил в это заведение? Подумайте — нормально ли это, что шеф, вицешеф и один из трех рядовых сотрудников комиссии по убийствам идут на место преступления и совместно проводят следствие? Может, уже так когда-то было, да?

— Было так на прошлой неделе, — буркнул Мок. — Мы встретились при убийстве Хоннефельдера.…

Мюльхауз достал из портфеля темно-коричневый конверт, а из него аккуратно высунул щипцами листок из настенного календаря с датой 9 декабря 1927 года.

— Запястье Гейссена, — жестко сказал Мюльхауз, — было обернуто аптечной резинкой. Под резинку всунут этот листок из календаря.

— Прошу прощения, — ответил Мок. — Но охранник Франц мог убить Гейссена и выдать себя за «убийцу из календаря».

— Больше не пейте, Эберхард, — в голосе Мюльхауза была настоящая забота. — Алкоголь не способствует вашей фантазии — красивое название «убийца из календаря», — но убивает логику. О роли календаря в деле Гельфрерта-Хоннефельдера-Гейссена не знают ни спекулирующие газеты, ни кто-либо еще, кроме наших людей из комиссии по убийствам, — Мюльхауз ударил себя рукой по бедру. Мок поклялся бы, что его шеф ударил мертвую девушку по голому бедру. — А Франц Перушка об этом точно не знал.

— А почему вы предполагаете, что убийца Гельфрерта, Хоннефельдера и Гейссена, — спросил Мок, — не как раз Франц Перушка?

— Из рапорта криминального вахмистра Круммхельца мы знаем, что содержательница борделя впала в истерику и — забыв, что в доме есть телефон — выбежала на улицу. Однако прежде чем там оказалась, споткнулась на дороге и упала. Пораженный Круммхельц, который только что проходил возле дома, увидел потом выбегающего Перушку. Охранник бросился на помощь пожилой даме и потерял сознание. Пожалуйста, продолжайте свою речь, доктор Лазариус.

— Перушка страдает от острой формы агорафобии, — патологоанатом вложил палец в рот убитой женщины. — Когда он находится снаружи на улице, на открытом пространстве — падает в обморок. Поэтому он не мог убить Гельфрерта и Хоннефельдера, потому что ему пришлось бы покинуть этот дом.

— Доктор, — Мок задумчиво смотрел на мощную шею Лазариуса. — Неужели этот человек родился в этом доме и никогда из него не выходил?

— Он может выйти только с закрытыми глазами. В случае острой агорафобии это единственный способ и, кстати, не всегда эффективный.

— А значит, если бы Перушка был убийцей, у него был бы помощник, который отвез бы его к Гельфрерту и Хоннефельдеру?

— Похоже, — кивнул Лазариус.

— Как вам удалось так быстро поставить диагноз? Агорафобия, вероятно, является довольно редким заболеванием — я никогда не слышал о ней, — а вы физиолог, а не психиатр.

— Я бы не установил этого никогда… — Лазариус смотрел на потрескавшиеся от формалина руки, — но охранник, когда очнулся, показал мне документ призывной комиссии, в котором он признан негодным к службе из-за психического заболевания. Военный врач, — так же как господин советник, — понятия не имел о существовании этого заболевания, а следовательно, он не назвал ее, но только точно описал ее симптомы. По этому я узнал. Сама болезнь была описана именно Оппенгеймом и Хохе. Недавно вышла еще одна диссертация на ее тему, но забыл фамилию автора…

— Перушк могла устроить цирк с обмороком, — пробормотал неубежденный Мок. — И обеспечить себе отличное алиби… Во время войны не было недостатка в симулянтах с фальшивыми свидетельствами…

— Не преувеличивайте, — разозлился Мюльхауз.

— Перушка симулировал во время войны, чтобы двенадцать лет спустя иметь алиби после убийства Гейссена! Вы слишком подозрительны.

— Жаль, что только на работе… — Мок закурил папиросу и выпустил аккуратное кольцо. — В этом борделе почасовая оплата. Сколько времени прошло, прежде чем Гейссен истек кровью? — спросил он Лазариуса.

— Мужчина после разреза тазобедренной артерии истекает кровью примерно через пять минут, — ответил патологоанатом.

— Убийца имел таким образом, — продолжил Мок, — десять минут, чтобы оглушить обоих, заткнуть Гейссена, повесить его головой вниз, разрезать ему артерию, а затем перерезать горло девушке. Настоящий Блицкриг. Однако его нужно провести через четверть часа, когда клиент достаточно разойдется, чтобы забыть о мире божьем…

— Правда, так долго это занимает? — прервал Мюльхауз с саркастической улыбкой.

— Значит, убийца начал действовать в четверть седьмого, когда Гейссен резвился с четверть часа, — Мок пропустил замечание Мюльхауза. — Сделал свое в течение десяти минут, а потом ждал, пока жертва истечет кровью. Пять минут. Потом он ушел.

— Как?

— Так, как вошел — через окно.

— Я осмотрел лужайку. Никаких следов на снегу, который тверд, но не тронут. Под окном номера есть небольшой сугроб. Нетронутый.

— Это мог быть какой-то клиент борделя, который проскользнул в комнату девушки. В воскресенье тут, как правило, много клиентов, и кто-то из них мог спрятаться, не обращая внимания охранника…

— Может, и правильно, но как он вышел? Франц Перушка утверждал, что не сомкнул глаз, — Мюльхауз встал и застегнул пальто. — Ваш сценарий, кроме того входа и выхода через окно, выглядит правдоподобно. Но у меня сегодня нет похмелья, а несмотря на это, что-то тоже не понимаю: почему убийца ждал на кровотечение? Ведь после пересечения артерии привязанный головой вниз человек в любом случае умрет. Тогда почему этот ублюдок ждал, когда Гейссен истечет кровью? С чего вы это взяли?

- Вы учитывайте это, — Мок держал в руках листок из календаря. — Если это тот же психопат, что убил Гельфрерта и Хоннефельдера, то он должен поступать похожим способом. Тем двум листок прицепил после смерти. Это не подлежит сомнению. Теперь пришлось ждать, пока жертва умрет. Потом он вышел, скрылся в коридоре, например, за портьерой, и подождал, пока Франц напомнит клиенту, что его время миновало. Об обязанностях охранника знает каждый посетитель борделя…

— Правда? — Мюльхауз приминал табак в чубуке.

— Да, господин директор, убийца должен был бывать в борделях. Он подождал затем прихода охранника, его вторжения в комнату, а потом выскользнул тихо из здания.

— Вы начинаете разумно мыслить, Мок. — Мюльхауз посмотрел на Лазариуса. — Доктор, как долго длится похмелье?

— После портвейна довольно долго, — сказал Мок в задумчивости.

Мок влился в толпу, клубящуюся между киосками на Ноймаркте. Он посмотрел на часы. У него был еще час до отправления поезда до Берлина. Он хотел провести его в компании бутылки кизиловки, которая приятно оттягивала правый карман пальто.

Вокруг он слышал крики самодовольства и ожесточенного торга. Он прислонился к стене стоящего в центре площади фонтана и — подобно тому, как возвышается над ним Нептун — с иронией наблюдал за торговцами. Толстый и красный от мороза лесник в кепке, украшенной эмблемами милицких лесов фон Мальцанов, расхваливал в силезской немчине продаваемые им рождественские венки и собирал заказы на елки. В соседней будке крепкая силезка, чья мощный зад прикрывали бесчисленные полосатые юбки, спорила по-польски со своим невысоким и тонким мужем, улыбнувшимся заискивающе какой-то служанке и втиснувшем ей в руки плетеную корзину с откормленным гусем. Рядом усатый пекарь широкими движениями указывал на спиральные пирамиды выпечки, заснеженной глазурью и присыпанной маком.