P.S. моей ученице (СИ) - Дэй Каролина - Страница 50

— Проходи. Чувствуй себя как дома, — протянул я, чувствуя, что она не сделала и шаг в квартиру, стоя так же возле дверей. Стесняясь. Однако через некоторое время, осмелев, она преодолела коридор и уселась на диван даже раньше меня, пока я помогал Анюте снимать верхнюю одежду и сопроводил ее в зал. Она такими озорными глазами смотрела на Вику, видимо, предвкушая дальнейшее общение, только девчонка, скорее всего неосознанно, начала гнуть другую линию, хотя лично я надеялся, что к этому мы не придем еще долгое время.

— Я бы хотела перед вами извиниться, — резко выпалила девчонка, как только я приземлился рядом с ней на диван. Вряд ли они с Аней заметили, как я напрягся от ее слов, вряд ли почувствовали мое нежелание выяснять отношения прямо сейчас. Сегодня. Завтра. Всегда. Я так мечтал оставить все, как есть, хотел просто-напросто проигнорировать ее слова, только напряжение сбоку, на том месте, где сидела моя ученица, не давали мне пойти на поводу у собственного разума. Какого хрена?

— Анют, поиграй пока в своей комнате, Вика скоро к тебе присоединится, — произнес я с мягким подтоном, смотря на свою дочь. Мне даже показалось, что эти слова я процедил сквозь зубы, хотя Анюта, поняв все без лишних слов и нажимов, послушно проследовала в свою спальню. Хоть дочери поблизости не оказалось, злость так и не желала покидать меня. И, к великому сожалению, я знал причину этого негодования. — Могла бы подождать пару часов, пока она не заснет, — с небольшим упреком кинул я в сторону девчонки, даже не посмотрев ей в глаза, не обратив внимания на нее. Почему? Потому что не хотел видеть ее тоскливое, но довольно серьезное лицо, не хотел наблюдать за нежными пухлыми губками, которые она время от времени кусала от волнения. Не хотел рушить возведенный мной барьер за эту неделю, который отделял мою мужскую составляющую и роль учителя информатики в средней школе. Только он с каждым ее словом и пронзительным взглядом, казалось, мне в самую душу, рушился. По небольшому кирпичику. Хотя если ударить кулаком — взорвется все вокруг этой стены.

— Мне необходимо решить вопрос сейчас, — твердо заявила девушка. И ее взгляд, с которым мы встретились, подтвердил намерения решить все раз и навсегда. Расставить все точки над «i». Ненавижу эти выяснения отношений. И сейчас не хочу ничего менять. Потому что знаю, что вновь совершу непоправимую ошибку, как несколько недель назад на этом самом месте. Даже сейчас я старался смотреть на нее как на провинившуюся ученицу, только образ наивной маленькой девочки, которую хочется спрятать от посторонних глаз в своих объятьях, с каждой пройденной минутой виделся в ней все четче и четче.

— Тогда скажи мне, Сафронова, за что ты извиняешься? — смотря в ее большие глаза, полные грусти и сожаления, спросил я.

— За своевольное поведение неделю назад, — Викин голос звучал уверенно, хотя я мог заслышать легкую дрожь. Волнуешься? Правильно. Но лучше бы ты в это не ввязывалась, а оставила все, как есть. Зачем тебе это, девочка? Ты поработила меня, заставила изменить устоявшиеся взгляды на жизнь. Мне было так хорошо в своем мире с друзьями и любимой семьей, но ты ворвалась в мою жизнь, сметая все на своем ходу одним лишь искренним взглядом, уверенным только в самом хорошем. Только этого хорошего нет! Его просто-напросто не существует, а в нашем случае тем более. Блядь! Как же все легко и одновременно сложно. Как же хочется послать ее на хуй и одновременно прижать к себе. Отдалиться и сблизиться. Отстранить ее от себя, чтобы не страдала, и находиться рядом, чувствуя моральное удовлетворение. Я мазохист. Идиот. Педофил.

Сумасшедший…

— А конкретнее? — стараясь не показывать ей бурю эмоций, бушующую внутри меня, поинтересовался я. — За то, что унизила меня или мою покойную жену? — с небольшим нажимом вновь спросил я, чувствуя, что ответ на этот вопрос я не получу. Ведь она сама не осознавала о смысле своих слов, которые мне неприятны как таковые, не зная о трагедии в моей семье. О смерти Таси. Она ничего не знала, не подозревала, как била меня по больному месту каждым своим словом и заискрившимся от злости взглядом. Но все это бред. Я мог сделать скидку на ее незнание. Только нужно ли мне это? «Нет, забей на нее» — твердил мозг. «Выслушай ее» — пискнуло сердце тоненьким голоском. И как мне поступить?

— Мне очень жаль, — прошептала тихо-тихо, практически только двигая губами, однако я слышал ее слова, сидя совсем рядом. Она не смотрела на меня, метала взглядом в разные стороны, пока не сфокусировалась на паркете под своими ногами.

— Ты не в курсе, что я один воспитываю дочь? — спросил уже чуть мягче, не отрывая от нее своих глаз. Я замечал, как она постепенно вновь сворачивалась в некое подобие калачика, отрезая себя от этого мира. Эту привычку, на странность, я запомнил еще стой роковой аварии. Этакий способ защититься от всех. Защититься от причиняемой боли. Содрогается. Слышу тихий плач. Совсем незаметный для окружающих. Но я не мог не услышать едва слышимые всхлипывания.

В глубине души мне так хочется прижать ее к себе, успокоить, сказать о своих чувствах. Но я останавливаю себя от чрезмерной нежности, следуя на кухню за стаканом питьевой воды. Ей нужно успокоиться, да и мне тоже. Она не переживет еще одной волны боли. Более мощной и беспощадной. Боли от нашего принудительного расставания, когда может зайти все слишком далеко. Порой эти размышления кажутся мне такими правильно-бредовыми. Все должно быть правильно. Только кому это нужно? Мне? Нет. Ей? Вряд ли. Это нужно ебучему обществу, которое способно испортить нам жизни. Искоренить две судьбы, которым, возможно, следует идти по одной дороге. И всем плевать на будущее, на жизни. «Так правильно» — будут твердить посторонние. И я готов послать всех на хуй, только вот у меня есть маленькая дочка, которая не переживет утрату второго родителя и моя любимая ученица, до конца не осознающая все тонкости, которые смогут превратить ее в изгоя общества.

— Держи, — я отвлек девчонку от содроганий, протянув ей стакан с водой. Она не сразу откликнулась на мой голос, все еще смотря куда-то на пол, однако ладошками больше не закрывала свое лицо. Вика не спешила принимать напиток, все так же завороженно смотря себе под ноги, будто там сокрылись все ответы на ее вопросы. Только там ничего нет и узнать обо всем она сможет только от меня. Но хочет ли? — Почему ты плачешь? — поинтересовался я чуть мягче, присаживаясь рядом с ней на корточки.

— Потому что сделала вам больно, — ответила она тихим, тоненьким голоском, продолжая всхлипывать. Некоторое время я рассматривал не только ее покрасневшие глаза, но и лицо. Виноватое. Совсем невинное и ранимое. Вглядывался в покрасневшие глаза, наполненные влагой и горечью. И не мог оторваться от нее. Я бы вновь мог назвать это чувство отцовским инстинктом, только эта отговорка уже не срабатывала. В нее не верил ни я, ни окружающие.

— Ты и до этого делала мне больно, — парировал я, припоминая ее пощечину на школьной парковке в начале года.

— Но не настолько. Я задела ваши чувства и влезла в личную жизнь, — оправдывалась она, даже не обратив внимания на мой последующий ответ. Я не понимал, слышала ли она меня, возможно, просто ей плевать на то, что я хочу оставить это в прошлом, только вот она никак не хотела успокаиваться, продолжая свою речь. — Почему вы так спокойно разговариваете со мной? — спросила она, будто в ее голове не укладывалась элементарность этой вещи.

Будто она потерялась в бесконечных лазейках, в своих мыслях. Размышлениях. Но я не вникнул в суть ее вопроса. И я ответил первое, что сейчас мне пришло в голову. Что показалось правильным лично мне, а не сраному обществу.

— Потому что не хочу, чтобы ты плакала, — и я присел рядом с ней, вытирая подушечками пальцев ее щеки. Влажные. Немного липкие. Но такие родные и… родные. Мягкие, с нежной кожей. Я старался вложить в свое прикосновение все свои эмоции, надеясь в глубине души, что она вряд ли поймет мой позыв. Но эти надежды не оправдались. Вика не столь глупа, чтобы не понимать подтекстов. И этот момент не стал для нее исключением. Мраморные глаза не сразу посмотрели на меня, стараясь вновь рассмотреть каждую черточку моего лица, пытаясь взглянуть в мои глаза чуть глубже. Преодолев барьер, который я совсем недавно выстроил вокруг себя. И с каждой миной я замечал, как маленький кирпичик стены разрушается под воздействием заплаканных девичьих глаз, смотрящих на меня очень долго и пристально. Я первоначально понимал, что эта беседа ни к чему хорошему не приведет. Я вновь неосознанно старался открыться ей, показать, насколько она нужна мне. Как женщина. Как родная душа. Ведь она действительно мне небезразлична. Это уже не просто влечение, а какая-то тяга к этой девочке. К девушке. Вполне созревшей для любви. Только нужна ли ей моя любовь? Этого я предугадать не мог. — Выпей воды, — наблюдая, как она постепенно приходила в себя, а влага на лице больше не выделялась, я протянул ей стакан, который так и держал в свободной руке. Она выпила все практически залпом, не оставляя и капли, будто путник в пустыне, хотя понимал, что все это от переизбытка эмоций.