P.S. моей ученице (СИ) - Дэй Каролина - Страница 41

Не выдержав, я с треском стянул с себя рубашку, оставшись в одних джинсах, и подошел к висящей с потолка груше в моей комнате. Даже не надел перчатки. Не видел сейчас в них смысла. Сейчас мне не нужно выпускать пар. Это бесполезно. Мне нужно почувствовать что-то еще, кроме двояких мыслей в голове. Чтобы я не собрался и не побежал за ней, сломя голову.

Чтобы не сорвался…

Я бил грушу, будто она являлась моим главным препятствием. С каждым ударом я наносил все больше урона, только легче мне от этого не становилось. Я хотел вернуться за ней, прижать к себе и не отпускать больше. Но не могу. Умом я понимал, что это все бред. Не могу ломать ее жизнь, свою жизнь и жизни других. Не могу подвергать опасности близких мне людей. Особенно ее. Вику. Для меня она перестала быть ученицей Сафроновой, вечно попадающей в неприятности, перестала быть нерасторопной девчонкой, лежащей на пешеходном переходе прямо перед моими ногами. Теперь она девушка. Красивая и недоступная. Находящаяся для меня под запретом. Чувствую себя ебучим педофилом, покусившимся на самое неприкосновенное. Кому я объясняю? Я и есть педофил. И пусть все чертовы моралисты будут бить меня головой о стену, возможно, мне станет от этого легче, хотя очень сильно в этом сомневался.

Пот катился с меня градом, руки начинали побаливать, но я продолжал колотить несчастную грушу, тратя на нее все свои силы. Пока не выдохнусь. Пока не забуду ее. Пока не пойму, что ничего не чувствую к ней. К моей Вике. Она всегда останется моей. Даже если будет находиться где-то далеко. Даже если возненавидит меня после этого поступка, найдет достойного парня и уедет отсюда далеко-далеко. Даже если я больше не увижу ее — она так и останется моей малышкой. Моей маленькой девочкой, моим сладким, но запретным плодом, который я вкусил, с удовольствием буду вкушать вновь и вновь, только и в своих мыслях. Блядь!

Нет! Нельзя! Не могу так. Не могу выкинуть ее из головы, не могу заставить забыть. Руки сбиты практически в кровь. Все это полная хрень! Мне нужно другое лекарство. Более действенное. Интенсивное. И я знал одно такое средство…

Костян взял трубку не сразу, только с третьего раза, когда я, выдохшийся после битья несчастной груши, свалился на кровати в своей комнате. На мое громкое, но короткое: «Приезжай, у меня проблемы», друг незамедлительно кинул небрежное: «Скоро буду», и появился на пороге моей квартиры через десять минут с бутылкой виски в одной руке и с ножом-раскладушкой в другой. Интересно, как его консьержка пропустила, хотя вопрос сразу же отпал, вспомнив, сколько раз он приходил ко мне с таким арсеналом после моего звонка. Видимо, уже привыкла к таким появлениям.

— Ты кого убил? — не поздоровавшись, Костян прошел в квартиру и закрыл за собой дверь, снимая попутно обувь. Его взгляд не отрывался от моих покрасневших костяшек на кулаках. Да, друг, наверное, ты будешь долго надо мной ржать или наоборот — называть глупым идиотом, хотя в какой-то степени на данный момент я считал себя таковым.

— Груша, — кинул коротко я, проходя в гостиную. Разглагольствовать о проблеме я не желал, но понимал, что от этого никуда не деться. Помнится, раньше я не рассказывал Костяну о своем влечении к собственной ученице, вообще никому не рассказывал, кроме Глеба Николаевича. И, видимо, придется сегодня это сделать, только вместить можно в одну фразу, которая либо заставит друга косо на меня посмотреть, либо поддержать, как и раньше, несмотря ни на что. — Чувак, я поцеловал свою ученицу, — выпив остатки коньяка, которые все еще плескались на донышке, проговорил я, не смотря другу в глаза. На самом деле мне хотелось сказать сразу о двух ученицах, но тот мимолетный чмок никак не сравнится с поцелуем Вики. Если честно, я даже позабыл о Лазаревой после мягких и нежных губ моей малышки, которая подстраивалась под любое мое движение, отвечая взаимностью на мои прикосновения. Блядь! Что же я натворил!

— Вот это ты Казанова! — воскликнул Костян, возвращая меня из воспоминаний о недавнем событии в реальность, где рядом со мной уже сидел светловолосый товарищ и улыбчиво, хоть и с небольшой обидой, продолжил речь: — А мне говорил, что школьниц трогать не стоит, — напомнил мне друг. Да, я тоже так думал, пока одна из них не поселилась в моей голове на постоянной основе.

— Очень смешно, — с толикой сарказма, произнес я, замечая, как друг уже спешит открыть бутылку виски. О, нет. Я больше бухать не буду. Мне хватило последствий, хоть я и не опьянел вовсе.

— Нет, серьезно, ты просто ее взял и поцеловал или она сама на тебя накинулась? Ставлю ставку на второй вариант! — сразу же воскликнул Костян. Ему смешно. Он веселится, радуется, только мне вот как-то не до шуток. В моей голове все еще стоял образ раскрасневшейся девчонки с пухлыми губками и яркими, насыщенными глазами. Мои губы до сих пор помнили вкус ее кожи. Мягкой. Гладкой. Я помню ее и, кажется, никогда не забуду.

— Костян, я схожу с ума, — начал я серьезно, несмотря на его не сходящую с лица улыбку. — Она покинула мою квартиру больше часа назад, а я все равно хочу поехать за ней и все повторить. Я понимаю, что она моя ученица и не должен был с ней так поступать. Но я не могу. Разрываюсь между желанием находиться с ней рядом и всей этой ебучей субординацией. А главное…

— Не хочешь никому навредить? — перебил меня друг своим вопросом. Теперь он больше не смеялся, как и я, приняв серьезное выражение лица. — А теперь рассказывай с самого начала, — произнес он, протянув непонятно откуда чистый стакан с моей кухни. Когда он успел сгонять за ним — осталось для меня загадкой, однако в данной ситуации внимание я на это не обратил, погружаясь в воспоминания минувших минут, часов. Дней. Да, все началось гораздо раньше, чем в этой квартире. То, что случилось здесь — последствие моих мыслей и действий, слившихся в единое целое из-за одной маленькой девчонки, изменившей привычную для меня реальность. Из-за одного взгляда, который пристально рассматривал меня, загораясь ярким зеленым огнем. Из-за одной близости, которая снесла мне крышу и ей, видимо, тоже. Из-за одного поцелуя, который снился мне ночами, я потерял самого себя и до сих пор не могу вернуть. Вернуть себя прежнего. И что-то мне подсказывает, что я больше никогда не стану таким, как раньше.

Все-таки я не отказался от половины стакана виски, которые выпил практически залпом, а затем начал свой рассказ с того самого рокового четверга, когда мое отношение к этой девчонке изменилось раз и навсегда. Рассказал о ее блуждающем взгляде по моему лицу и телу, о ее красивом голосе и слезах, пролитых не просто из-за сопливой песенки, о ее покрасневшей щеке, причину появления которой я так и не узнал. Обо всем, заканчивая самым нежным за всю мою жизнь поцелуем и самым желанным. Самым сладким и красивым.

Надо сказать, выражение лица Костяна то и дело изменялось с удивленного на слегка довольное. Странные эмоции, но его мнение я узнал позже и, надо сказать, мой разум был полностью с ним согласен. В отличие от сердца, учащенно стучащего в груди, как только я вспоминал Вику. Как ебучий романтик, блядь!

— Стасон, оставь ее, — вынес вердикт Костян. — Это сейчас ты думаешь, что весь такой влюбленный, окрыленный, и вас ждет светлое будущее. Представь, какой скандал нагрянет, когда о вас узнают ее родители или ее болтливые подружки. Прикинь, что случиться с твоей семьей, с матерью, чья репутация будет запятнана. Что ты скажешь Ане, когда тебя под конвоем увезут в тюрьму? Что станет с ней? Знаешь, что с тобой могут сделать родители той школьницы? Они продохнуть тебе не дадут ни на свободе, ни в тюрьме, несмотря на связи твоих родичей, — заключил друг, принимаясь за второй бокал виски. К счастью, присоединиться я не желал — легче мне от опьянения не станет, а завтра еще топать на работу. — А главное подумай, что станет с ней, когда тебя не окажется рядом. Эти отношения обречены!

— Ты думаешь, я не понимаю этого? Думаешь я забавы ради поцеловал ее сегодня? Знаешь сколько сил мне потребовалось, чтобы остановиться и вышвырнуть ее из своего дома? Я чуть не побежал за ней и не впечатал в стенку подъезда, лишь бы она осталась со мной, ты понимаешь! — я и не заметил, когда повысил голос на друга. Не заметил, как его выражение лица вновь сменилось на слишком серьезное, даже немного угрюмое, будто он обнаружил во мне невидимые раньше черты характера, несмотря на нашу многолетнюю дружбу практически с самых пеленок.