P.S. моей ученице (СИ) - Дэй Каролина - Страница 30

— А как карать, Станислав Родионович? — спросила Потапова со второй парты, стреляя накрашенными глазками в меня. Хорошо, что подружка не подключилась к этому, иначе вряд ли бы мои слова понравились вам обеим.

На самом деле я хотел ответить ей что-то о монашеском наряде или парандже, о том, что такие короткие юбки носят не в школу, а в стриптиз-клуб, но не стал. Это намного бесполезнее, чем разговор о прогулах. Тем более я знал, что эти малолетки поймут все с точностью наоборот, принимая мои замечания за комплимент. Замкнутый круг, мягко говоря. И с этим ничего не поделаешь.

— Тебе лучше не знать, Потапова, — ответил я слегка грубовато, но, кажется, девчонка восприняла мою информацию как-то иначе, судя по дальнейшему ответу.

— А если я хочу на себе испытать вашу злость? — в голосе слышалось кокетство. Только вот мысленно я хотел стукнуться об стену, дабы больше не слышать этот противный флиртующий писк. Она хотела привлечь к себе внимание? Пожалуйста! Сама напросилась!

— Ведро с тряпкой стоят в углу. Вперед и с песней, — спокойно проговорил я, смотря на ее резко изменившееся выражение лица. Кокетливые глазки сразу же округлились, а губы обиженно надулись.

— Ну, Станислав Родионович! — недовольно пробормотала Потапова. И куда же делось кокетство и наигранное обаяние? Правильно, исчезло, стоило только подумать о грязной работенке! Но я не собирался забирать свои слова обратно, особенно после заливистого смеха в классе.

— Тебе что-то непонятно, Потапова? — окликнул я ошалевшую ученицу. — Раз подписалась — иди работать! — рявкнул я напоследок, хотя поднимать на нее тон не стоило — все-равно бы пошла выполнять мое требование. Почему? Потому что в принципе не смогла бы отказать.

Она не сразу проследовала в угол класса и ушла набирать воду, кинув напоследок обиженный взгляд, полный разочарования. Мне равным счетом было плевать — нечего прогуливать уроки и язвить мне в неподобающей форме. Однако на этом я не закончил свой воспитательный процесс. Меня ждет десерт.

— Что касается остальных. Не испытывайте мое терпение, иначе без родителей можете в школу не возвращаться! — посмотрев строго в глаза каждому ученику, произнес я более тихо, но вкрадчиво, делая акцент практически на каждом слове. Некоторые действительно перепугались, а вот кое-кто удерживал мой взгляд стойко, будто оловянный солдатик. Сафронова. Научилась все-таки не бояться меня. Хотя после нашей прогулки она вряд ли будет сторониться меня.

Как я и предполагал, а точнее надеялся, она слегка преобразилась. Краем глаза, стоило мне завидеть девчонку на уроке, я старался наблюдать за ней со стороны, дабы удостовериться в ее нормальном самочувствии. Все проходило практически идеально. Она так же улыбалась, общалась с подругами, не подавала признаков своего внутреннего беспокойства. И я радовался, что мои методы прошли успешно. Возможно, в ту субботу я изменил ее взгляды на жизнь, перевернул страницу и дал понять, что любую проблему можно решить. Я тоже верил в эту гипотезу. А верю ли сейчас? Черт его знает.

Звонок с урока прозвенел неожиданно, когда я заканчивал читать нотации ребятам. Как злой папочка, серьезно. Именно таковым я себя и ощущал. Думаю, они усвоили урок. Им придется много что обдумать, пока я соберу свои вещи и отправлюсь в качалку, забыв об этом адском дне в чертовой школе. Затем заберу Аню из садика и отведу в какое-нибудь кафе. Наверное.

Но все мысли развеялись, стоило мне завидеть застрявшую в дверях девчонку. Нет, не буквально. Она просто слегка задержалась там, выходя последней из класса. Та же довольная улыбка, тот же хитрый взгляд, будто только мы вдвоем владели одним и тем же секретом. Сафронова только слегка улыбнулась мне и вышла, будто ничего не произошло. Как это происходило за последнюю неделю, и я знал причину таким действиям.

Благодарность…

Для кого-то они ничего не значили, да и для меня они бы не значили толком ничего, если бы я не узнал ту самую улыбку, которую наблюдал в субботнюю прогулку в парке. Как у довольного ребенка, которому подарили самую желанную игрушку в жизни. Как у Ани вчера. Наверное, каждому родителю интересно наблюдать за последствиями после их вмешательства, но в этом было одно несчастное но. Нет, не наша родственная связь, которой не существовало в принципе. В ее глазах я заметил переутомление. Очень сильное, будто не спала несколько суток. Только старался не обращать на это внимание. Почему? Я знал причину. Эти признаки присутствовали не только у нее, но и у Галкиной с Лазаревой наравне с десятыми классами. Усталость, связанная с ежедневными приготовлениями к празднику, падала на глаза каждому учителю, а все из-за постоянных репетиций. Хотя, откровенно говоря, я не особо видел в этом смысла.

Сами репетиции проходили практически гладко; все-таки Афанасьев хорошо выполнял свою работу. Я дал ему полный карт-бланш, а он не беспокоит меня без надобности. Иногда я сам заходил в актовый зал на несколько минут, но затем, убедившись в полном контроле Афанасьева и отличном выполнении классов, уходил, облегченно выдохнув за дверью. Но однажды мне пришлось просидеть в актовом зале от начала до конца, за пару дней до праздника и за день до еще одной генеральной репетиции передо мной и матерью. Тогда я даже не подозревал, чем все может закончиться. И лучше бы я об этом не знал никогда.

Тот четверг ничем не отличался от предыдущих, кроме долгого моего пребывания в школьных стенах. Да, тогда я чуть со скуки не умер, хотя под конец оживился показушным номером Лазаревой и вокалом Сафроновой. Надо сказать, пели девочки хорошо, хотя одной из них не помешало бы убрать пафос из номера и взять пример с другой. Но это все ерунда. Тот четверг, правда, казался обычным днем недели, пока не произошло то, чего я совсем не ожидал. Не ожидал не только от себя, но и от нее…

Репетиция концерта закончилась ближе к вечеру, я бы даже сказал позднему вечеру. Все выходили из актового зала уставшие, изнеможенные, мечтая поскорее попасть домой и встретиться с любимой кроватью. Только одна из учеников, точнее учениц, слегка задержалась, копошась в своей сумке. Она даже не заметила, как зал в скором времени опустел, а мы остались один на один с ней. Вдвоем. Хотя меня этот факт никак не волновал. Или волновал?

— Хорошо поешь, Сафронова, — произнес я, подойдя незаметно за спину к девчонке. Вряд ли я хотел ее напугать, но получился именно тот эффект.

Вздрогнула и слегка пискнула, а, завидев меня, облегченно выдохнула, хотя у меня складывалось ощущение, что до этого момента она летала где-то в своих облаках. Проснись и пой, Сафронова! Спать будешь дома, как и все остальные.

— Стараюсь, как могу, — ответила она слегка устало, поворачиваясь ко мне лицом. Вся изможденная. Теперь мне ясна ее растерянность и испуг. Видимо, и правда отдала последние силы этой репетиции, как и все остальные участники. Два изумруда в полутьме актового зала смотрели на меня, как на спасение. Рада, что все закончилось или это я подошел в такой важный момент? На вопрос ответа не нашлось. Пока что.

Пока я не завидел в ее уставшем взгляде что-то странное. Что-то необъяснимое. Загадочное. В ее взгляде. В ее дыхании. В ней всей. Еще чуть-чуть, и она упадет в обморок, настолько слабой мне казалась девчонка. Ключевое слово: казалась. Потому что это не так. И я убедился в своем ошибочном суждении чуть позже.

— Ох, Сафронова, тебе точно пора домой, а то так и в обморок упасть можно, — потрепал я девчонку по маленькой головушке, разбрасывая пряди темных волос в разные стороны. Но она никак не отреагировала. Не улыбнулась, не одернула мою руку. Никак. Совершенно. Она смотрела на меня так же, как и до этого. Немного странно. Ее дыхание слегка сбилось, от чего грудь вздымалась очень быстро, лицо стало практически каменным, словно у застывшей куклы. Только бегающие по моему лицу глаза выдавали признаки жизни.

Я не сразу понял причину такому ступору. А жаль. Очень жаль. Если бы я не остался в этом актовом зале с целью похвалить девчонку, если бы эта мысль не закралась в мою голову, не случилось бы ничего. Не случилось бы непоправимого. Того, что не должно быть. Противоестественного. Неправильного. Ничего бы не произошло, если бы я сейчас ушел, оставив ее одну. Но я стоял на своем месте. Остался возле нее, всматриваясь в большие изумруды, так тщательно разглядывающие черты моего лица. Ее взгляд плавал по моему лицу: по глазам, по острому носу, по скулам, по пухлым губам. Спускался ниже, но затем возвращался на мое лицо. Она разглядывала меня с такой тщательностью, будто видела впервые. Но самое ужасное — я позволял ей это делать.