Ведьмины сказки (СИ) - Черная Ева Л. "Черная Ева" - Страница 32

— Эм-м-м… — пытаясь привлечь внимание к себе, — может чаю? — спросила, как только грустное личико повернулось ко мне.

— Лучше меду, — подавленно сообщила девушка, возвращаясь о окна, — гречишного.

Меду, так меду. Через полчаса отбившись от Лулиты, нашей бесовской и совершенно бессовестной поварихи, и с боем отвоевав мед, масло, булочки и чай, торжественно внесла все это добро в комнату.

— … а он мне: 'еще хоть раз узнаю — крылья, ноги и хвост станут для тебя несбыточной мечтою', - всхлипывала феечка, показывая зад и непроизвольно разбрасывая искорки вокруг, Геше, — а у меня не-е-ету-у-у хвоста-а-а.

Геша участливо смотрел на кроху и… даже не пытался ее съесть. Еще один плюсик в пользу его разумности.

— Вот, — бухнула поднос на столик у диванчика, — гречишный — тебе и чай мне. Булочки с маслом делим пополам.

Та благодарно хлюпнув носов, подлетела к столику и устроилась рядом с пиалкой меда, обняв ее, как самое дорогое, стала молча его, мед, гипнотизировать.

— Белет? — сочувственно спросила я, понимая, что будущий муж успел довести одно жизнерадостное существо до суицидальных размышлений. Демон, чтоб его.

Фея, достав из невидимого кармашка миниатюрную ложечку, мрачно зачерпнула меду и засунула себе в рот:

— У меня бифжнеш, — промычала, — клиенфы, а он… кто ж жнал, што этот колдун полный… шамоубийса? Так меня подштавил! — последнее слово было просто криком души у бедной. Видно, демон ее допёк таки.

Я кивала головой, поддакивая. Самоубийца — колдун, я имею ввиду — однозначно. И демон тоже… мм… редиска, да. А у нее же 'бижнеш', тьфу ты, бизнес. И вообще, все маленьких обидеть норовят.

— Он моему Карлосу клык сломал, — прожевав, взвыла несчастная, — а это был самый востребованный мой курьер! Знаешь, как от него дамочки пищали?!

Карлос — это у нас мачоподобный вампир, что ли? Да, жалко парня, ни за что пострадал. Как остановить поток слезоразлива и высказываний о наболевшем я не знала, да и просто опасалась — получить фейское проклятье с отстроченным действием от пострадавшей демонского самопроизвола не хотелось. Хоть и не смертельно, но жутко неприятно и долговечно к тому же.

После двух пиал с медом (для феи) — пришлось сделать набег на кухню еще раз. А также трех булочек и двух чашек чая и обещания угомонить зарвавшегося демона ('это им не того, не этого!' — возмущалась осоловевшая феечка) и заверения в том, что Занька под моим контролем лично запустит рассылку по друзьям-родственникам с рекомендацией одному конкретному цветочному магазину, расстались мы с ней лучшими подругами.

Феечка на бреющем поднялась вверх, ушла в шатающееся пике и… вылетела наружу, чтобы секунду спустя вернуться, размахивая так и не подписанной мной ведомостью. Моя подпись коряво написанная на мятой бумажке улетела слегка покачиваясь в такт своей новой хозяйки.

Ящер же лениво расплывшись на столике, валялся мордочкой в пустом блюдечке, где еще недавно было масло, и не подавал признаков жизни. Взяв под объемистое пузико своего неправильного геккона, оттащила в корзинку и там сгрузила, сообщив сонной рептилии — если можно вообще определить сонное состояние у животного с вечно открытыми глазами — что иду туда, где ему появляться не стоит.

Быстро приведя себя в порядок и натянув на ноги, презентованные Занькой, сапоги — видимо принесла мне их уже, когда я спала — решила заглянуть к ней самой и поблагодарить за помощь — сапоги выглядели как новенькие, приглушенно сверкая глубокой синевой.

А-а-а! Холодно! Я холодный душ с утра не заказывала!

Встреча оказалась… прохладной — стоило только открыть дверь в комнату сестрицы, как на голову мне прилетело… сначала холодная вода, а потом… ее догнало ведро, в котором собственно до этого эта самая вода и обреталась.

На шум, грохот и визг (а вы попробуйте принять ледяной душ — поймете) сбежался весь дом, в том числе и подорвавшаяся с кровати Занька.

И вот стою я… обтекаю. 'Помощница' моя на меня глаз таращит, от чего еще больше зверею. Все остальные пока молчат.

— Это что?! — рычу на хозяйку комнаты, волосы мои, хоть и мокрые, уже искрятся на кончиках, показывая, что до маленького армагедончика локального масштаба, осталось совсем немного.

— Не я это, — испугано открестилась она, отступая.

Преследуя свою добычу, сделала шаг следом и поняла, что с нижними конечностями что-то неладно.

Мои милые, стройные ножки покрылись короткой шерсткой насыщенного синего цвета с проплешиной в месте недавно беспокоившей загогулины, а на, всегда маленьких аккуратненьких и родных, пальчиках появились жуткие черные когти.

Когда подняла взгляд с моих конечностей окружающие дружно, как будто репетировали, тоже… совершили тактическое отступление назад.

— Как интересно-о-о, — пробормотал папа, — что у нас тут?

Все так же не сходя с места, осмотрел меня еще раз:

— Проклятие на сапогах вижу, ага… а тут… ух ты!.. ведро катализатор, а воду сделали закрепителем, так? — вроде как обращаясь к самому себе и не требуя ответа.

— Так, — пропищало детским голоском позади него.

Тихое: 'попандос', прилетевшее со стороны Лалики, шестой по меньшинству сестры, заставило меня озвереть окончательно.

Обоженные стены уже почти восстановились самостоятельно, сверкая новыми красками. Черти из обслуги споро собирали обуглившиеся щепки и черепки — все, что осталось от мебели и ваз, некогда наполнявших коридор и комнату младшего шестого по счету недоразумения, пыхтевшего виновато рядом как и две ее сообщницы двумя годами младше.

Мама, с мечтательным выражением на лице 'ах, как давно я не меняла интерьер', с маниакальным блеском в глазах мучала по телефону заказом мебельщика — полулешего, дальнего родственника прабабкиного подопечного.

Папа же тихо похлопывал по плечу тяжко вздыхающую меня, пытаясь таким образом утешить. Получалось у него плохо. Выражение тихого блаженства на его лице говорило о совершенно обратном. Мое и так не самое лучшее настроение спасало только то, что он не пытался таким образом поиздеваться надо мной: 'просто в нашем доме так давно не было детских погромов….'. Видимо это заставило их ностальгировать по ушедшим денькам, наполненным сплошным сумасшествием.

Все оказалось до банального просто — это месть. Нет, не мне. Младшенькие, как только узнали, кто стал причиной несанкционированной конфискации такой необходимой в хозяйстве вещи, как компьютер, решили жестоко отомстить. И проклятье на сапогах, и вода — оба 'подарка' предназначались для Заньки. Кто ж знал, что приведенные в порядок сапоги у Заньки в комнате были предназначены для меня?

В общем, вышло то, что вышло. Девицам нашим младшим — трехдневный наряд на кухне. Маме ностальжи от общения с полулешим с мебельным уклоном. Заньке — бесплатное недельное рабство на ниве высоких технологий в пользу семьи. Папе достался еще один день — отсрочка от серьезного разговора со мной.

А мне… а мне синие бархатистые с набивным узором ноги на целые сутки и ходьба босиком — черные когти, как оказалось, не признают никакой обуви, чему доказательство три пары порванных домашних тапочек. Просто 'мечта', а не ноги, да.

Тело предавалось ленивой неге недолго. С каждым разом от прикосновений мужских пальцев к моей коже внутри все сильнее разгоралось пламя. Легкие касания вдоль позвоночника снизу вверх вызывали дрожь.

Нежные касанья губ, ласкающие кожу у основания шеи и легкие покусывания мочки уха, вырвали сладкий стон. Хвост самопроизвольно обвился о ногу мужчины и притянул ко мне поближе. Тот, и не подумав сопротивляться, забросил мне ее на бедро. Опуская теперь руки мне на живот, поглаживал его. В голове не осталось ни одной здравой мысли. Лежа на боку, я изогнулась, прижимаясь тем, что пониже спины к незнакомцу.

— Милая, я уже скучаю, — горячее дыхание опалило нежное местечко за ушком и все тело покрылось гусиной кожей от возбуждения, — сладкая… моя.