Мир будущего (СИ) - Райот Людмила - Страница 23

В голове мелькнула радостная мысль, что я наконец-то очутилась в Атлантисе, но я прогнала ее вместе с остатками сна, до боли растерев заспанные глаза. Чушь. Я никогда не бывала в Атлантисе, но сны о нем — а это был, несомненно, сон — снились мне далеко не впервые. Позже они быстро забывались, оставляя после смутный образ и отголосок ощущений.

Необычайная ясность сознания, характерная для снов-образов, создавала обманчивое впечатление возможности выбора. Что делать дальше? Постучаться в какой-нибудь дом, остаться на месте или идти дальше?

Я выбрала последнее и пошла вниз по дороге, по пути заглядывая через невысокие живые изгороди и кованые узорчатые ворота, за которыми скрывались чистые ухоженные дворики. Бликующие окна провожали равнодушным взглядом, не позволяя рассмотреть, что происходит внутри домов.

Похоже, здесь не было никого, кто мог бы видеть мое пробуждение. Ни единой живой души вокруг, даже собачьи конуры, и те пустовали.

Можно было подумать, что это декорации, приготовленные для съемок фильма, если бы не многочисленные свидетельства того, что здесь действительно живут люди: закатившийся под скамейку грязный мяч; сложенный солнечный зонт; деревянный стол, за которым приятно обедать, сидя на свежем воздухе.

Во дворе следующего дома я увидала человека. Тимериус стоял у красивой, наполовину оплетенной вьющимся растением ограды и смотрел вдоль дороги, по которой я пришла. Даже понимая, что это всего лишь сон, я страшно удивилась и хотела спросить, что он здесь делает. Впрочем, раз он атлант, он имеет право быть здесь, ведь так?

— Привет, — сказала я.

Он слегка улыбнулся и взялся обеими руками за переплетения стали и зеленых стеблей.

— Хватайся. — Тим кивнул на что-то, находящееся у меня за спиной. Я застыла, ожидая объяснений, но потом поняла, что он имел в виду. Обернулась и почувствовала, как волосы встают дыбом, а язык примерзает к нёбу.

Над горизонтом поднималась огромная, необъятная, исполинская волна.

Обычно я стараюсь держать разум под контролем и не давать волю внутренним голосам, но сейчас один из них взял инициативу в свои руки и хрипло выдавил: "Цунами".

Не может быть! Я знаю, как выглядит настоящее цунами — видела в новостях, когда жила на Земле. Эта волна ничем не походила на нескончаемый, сносящий все на своем пути поток мутно-коричневого цвета, усеянный мусором и влекущий за собой машины и обломки домов…

Она приближалась медленно и величественно, расправляяюсь, словно гигантское крыло кристального синего цвета, желающее закрыть полнеба. Волна достала до солнца, и оно, на миг окрасив ее пенный гребень в золото, послало нам прощальные лучи и скрылось. Это не может быть цунами!

Я начала пятиться назад, не спуская с волны глаз. Потом развернулась и побежала, не разбирая дороги и не обращая внимание на камни, впивающиеся в босые ступни. Я не пробежала и десяти метров, как земля вздрогнула и будто слегка осела, а потом начала сотрясаться в такт бешено колотящемуся сердцу. Не удержавшись на ногах, упала и поползла дальше на четвереньках, а где-то подо мной, очень глубоко под землей, зарождался и набирал силу низкий, грохочуший стон, вторя неконтролируемому крику ужаса, зарождающемуся глубоко внутри.

Почему я не просыпаюсь?!

Стон земли закончился мощным, приглушенным расстоянием взрывом; неровная, покрывающаяся трещинами дорога вырвалась из-под рук, подскочила вверх и…

… плашмя ударила меня. Удар оказался не таким страшным, как я ожидала, но пришелся по всему телу, начиная от лодыжек и заканчивая головой — последней досталось больше всего.

Все закончилось.

Во сне я упала с кровати и встретилась с полом. Его успокоительная прохлада и неподвижность показалась мне чудесным убежищем, и я перевернулась на живот и раскинула руки, желая крепко обнять его.

__________________________

1) Разведение костров и получение огня в Городе находится под строжайшим запретом, живое пламя можно встретить разве что в храмах и изредка — в мавзолеях.

Остаток ночи я почти не спала. Попеременно задремывала и вскидывалась, боясь снова вернуться в погибающий Атлантис. У этого была и положительная сторона. В кои-то веки ничего не проспав, я пришла на встречу даже раньше намеченного срока.

От прежней сумрачности Багрового зала не осталось и следа. Теперь это был зал Света. Свет проникал не только через открытые настежь окна, но и через несколько потолочных панелей, сделавшихся прозрачными.

За большим круглым столом сидел Никель, быстро касаясь его пальцами и наблюдая за каскадом таблиц и диаграмм, возникающих на столешнице вслед за прикосновениями. Прямо на моих глазах над головой мужчины соткалась маленькая голографическая модель Атлантиса.

Я крепко сжала зубы, не сводя глаз с ослепительно голубого шара, безмятежно вращающегося вокруг своей оси. Перед глазами встала гигантская, преследовавшая по пятам волна, и желудок скрутило узлом. Неужели я боюсь?

— У древних набилианцев была поговорка: "Как бы ни были прекрасны ночные сны, нет ничего прекрасней утреннего возвращения к реальности", — Ник заметил меня и прекратил манипуляции со столом. — Но, судя по твоему виду, и сны, и реальность одинаково неприятны.

— Как они назывались? — после паузы ответила я.

— Кто?

— Эти древние набилианцы. Должно же быть название у их народа.

Между бровями Никеля залегла морщинка.

— Консары. Но это не важно. Теперь мы все один народ.

«Не важно. Гораздо важнее то, что у тебя в голове можно найти абсолютно любую информацию», подумала я. Даже ту, которая не записывается на нейроносители уже очень много лет. Вроде названий некогда отдельных народов ныне единой расы.

— А это что? — я заметила стоящее чуть поодаль большое светлое кресло с откинутой спинкой.

— Оно для вас с Тимериусом. Мне нужно провести некоторые измерения, я же говорил.

Я снова взглянула на кресло, теперь с неприязнью. В голове крутилось два слова: "пыточное" и "подопытное".

— Хамелеон сейчас придет. Сможешь взять в прыжок нас двоих — его и меня? — спросил Ник. — По весу — даже троих. Нам понадобится много оборудования, — он окинул меня оценивающим взглядом. — Раньше у тебя бывали с этим трудности.

Я глубоко вздохнула и подошла к креслу.

— Столько сложностей. Столько мороки, — медленно провела рукой по гладкой обивке. — Похищение с родной планеты, завтрак в "Девятом"… И при этом ты все еще сомневаешься во мне.

— Как бы то ни было, я хочу дать тебе шанс, — Никель манерно поклонился мне, изобразив приглашающий жест, — Давай приступим, раз ты уже здесь.

Я понимала, на что он намекал. Несмотря на большой потенциал к посещению новых миров, моя сила как странника невелика. Причина этого — здоровенный груз из привязанностей и воспоминаний, которые, подобно якорю, держат меня в родном мире.

Они так и называются — якорями — обстоятельства, которые не позволяют брать с собой в прыжок сразу многих людей. Самыми крепкими якорями являются любимый человек и дети, они могут надолго ослабить способность к посещению иных миров. Затем — друзья, знакомые, собственная память и даже мечты — от всего этого в момент прыжка протянется тонкая невидимая нить, связывающая тебя с покидаемым измерением.

Есть странники, посвятившие жизнь увеличению силы. Они сознательно не заводят семью и друзей, стараясь свести до минимума количество связей с окружающим миром. Самые сильные (то есть одинокие) из них могут перемещать десятерых за раз, но это совсем не мой случай.

Раньше я никогда не могла брать в прыжок более двух человек. Сначала моим якорем были Земля и родители, затем — Набил и Ник. Кажется, все это было так давно… С тех пор я прошла немало на пути независимости и одиночества.

— Я легка как никогда, — мне захотелось повторить, что в этом мире у меня больше нет привязанностей, но не стала нарываться на спор.