Учитель на замену (СИ) - Зайцева Мария - Страница 14

- Ты приняла там что-то?

Анна облизнула губы, помотала головой. 

Майк широким длинным жестом провел от груди до живота, скользнул под юбку, дотронулся до насквозь промокших трусиков. Анна не смогла сдержать стон.

Майк, все еще не сводя с нее удивленного взгляда, вытащил руку, задумчиво облизнул пальцы, которыми трогал ее.

- Это че? Ты че?

Анна ничего не говорила, только тяжело дышала, так тяжело, что легкие, казалось, сейчас взорвутся, неспособные перекачивать воздух, ставший вдруг вязким, как кисель.

- Нихера себе…

Майк резко дернул ее на себя, опять обшарил жадными руками, заглянул еще раз неверящим взглядом в темные мутные глаза, и, прочитав там окончательный ответ, разрешение, просто слетел с катушек.

Анна застонала громко, несдержанно, когда почувствовала, как ее буквально вдавливают опять в стену, грубые  руки пробираются под юбку. Услышала треск белья, Майк не собирался нежничать, не мог просто. 

Сильные руки, пачкая белое платье и бедра чужой кровью, подняли под ягодицы, сухие жадные губы впились в шею, кусая, оттягивая кожу, даря сладкую, возбуждающую боль.

Еще один рывок.

Он дико горячий, просто огненный внутри нее, он рычит, двигаясь, еще больше заводится, слыша ее короткие вскрики, отдающиеся эхом в пустом узком переулке.

Он не занимается с ней сексом, не занимается любовью. 

Он ее имеет. Трахает. 

К этому действию, животному, дикому, подходят только грубые, жесткие определения. 

И ей хочется, чтоб он был именно таким, грубым, жестким, жестоким даже. Чтоб делал больно. Так больно, так сладко…

Перед глазами все время сцена драки, рычание зверя, бешеный взгляд. 

Она не знала его таким. Не видела. И теперь просто сходит с ума. С ним. От него. Такого.

- Стерва, ты просто стерва, - рычит он ей на ухо, кусая за шею, за мягкую нежную мочку, - ты не посмеешь так больше, никогда, никогда…

- Да, да, да… - Анна захлебывается эмоциями, сладостью, охренительным ощущением своей слабости перед ним, своей, такой невероятной, такой чувственной  беспомощности. 

Она понимает, что еще чуть-чуть - и ее разорвет просто от дикого, невыносимого  желания.

- Майк! - кричит она, сжимая его бедрами, обхватывая за бычью шею, лихорадочно слизывая пот с  его виска, - Майк! О Боже! 

Он понимает, ускоряется еще больше, делая больно, и эта боль выводит ее на новый уровень ощущений, и Анна кричит, кричит, выгнувшись, ударяясь затылком о кирпичную грубую стену, и не ощущая этой, такой незаметной боли за дикой, накрывшей ее с головой волной удовольствия. 

Майк как раз успевает кончить, рыча и матерясь, и поставить ее на ноги. 

И даже платье на ней успевает одернуть. 

За минуту до того, как  его принимают копы. 

Звонок телефона вырывает Доун из сна совершенно неожиданно и грубо. Она встряхивает головой, выпрастывает руку из-под одеяла, лихорадочно шаря в поисках проклятого устройства. 

Злость накатывает неконтролируемо. Ведь сказала же, ведь предупредила же! Если это что-то менее важное, чем конец света и зомбиапокалипсис, она будет убивать. 

Наконец выцепив телефон с тумбочки, Доун рявкает в трубку:

- Да!

На том конце начинают быстро и четко говорить, и Доун, какое-то время послушав, уже более спокойным тоном говорит: 

- Да. 

И отключается. 

Со вздохом откидывается на подушки. Вот и все. Вот и кончился ее отпуск. Проклятый, проклятый Ричер!

Ну чего еще ждать от скота, кроме проблем!

А, может, ну его? Перетопчется пару часов. Или сутки… 

Поборов в себе невероятное желание оставить ситуацию на самостоятельное разрешение, Доун вздыхает. 

Потом поворачивается и шарит рукой под одеялом, нащупывая раскинувшегося на  всем свободном пространстве кровати мужчину. 

Поглаживает, в бесконечный уже раз с удовольствием проводя пальцами по мускулистой спине. Ужасно не хочется его будить. Учитывая, что уснуть удалось только пару часов назад. 

Он такой сладкий, когда спит, такой … Аж слюнки текут.

Но надо. Он не простит, если она уйдет, ничего ему не сказав. 

Все-таки брат его.

Внеплановый отпуск Доун начался неделю назад. В тот день, когда Дэнни Ричер, брат Майка Ричера, повел ее показывать озеро в лесу.

На само озеро, и в самом деле очень красивое и безумно холодное из-за бьющих со дня ключей, Доун тогда едва обратила внимание, полностью поглощенная своим спутником, мерно вышагивающим впереди.

Она не могла, просто не могла не смотреть на его широкую спину, на сильные руки, с рельефно вылепленными мышцами, на крепкую шею, полуприкрытую растрепанными волосами, на подтянутый зад, угадывающийся, хорошо угадывающийся в мешковатых грязных джинсах…

Отводила взгляд, ругала себя, чуть ли не щипала, чтоб привести в чувство! И никак, никак !

Это был просто ужас. Зачем она вообще за ним пошла? Ведь знала же, что мучение будет сплошное!

Надо было уехать, вызвать такси и уехать. Но, когда он своим тихим, хрипловатым голосом, буквально царапающим низ живота, уже и без того  заходящийся в мягких, томительных спазмах, предложил показать озеро… 

Она не смогла сказать “нет”. 

Это было глупо. 

Все ее поведение, все ее состояние до такой степени противоречило ее образу мыслей, образу жизни, вообще всему, что было в ее мире, что происходящее просто выбило из колеи и вынесло из головы все с таким трудом вложенные, заработанные тяжким горьким опытом установки.

Она осознавала, что сейчас это не она, это ее гормоны заставляют вести себя , словно сука в течке. 

Она все прекрасно осознавала. 

Но перестать смотреть не могла. 

И перестать идти за ним не могла. 

Озеро открылось неожиданно. Красивое, яркое  в свете дня, гладкое в безветренную погоду, как стекло. Вокруг было тихо. Так пронзительно тихо, что с трудом верилось, что совсем рядом гудит большой город.

Это был совершенно другой мир. 

И Доун было очень легко представить, как он приходит сюда каждый день, садится на берег, курит, смотрит на стеклянную гладь. Или, может, купается по утрам в холодной воде, ныряя с разбегу с виднеющихся неподалеку мостков. 

Она засмотрелась на озеро, впервые за это время отведя глаза от своего спутника, еще больше( а разве можно больше?) покраснев от возникшей в голове картины, как он выходит  из воды, и капли стекают по его груди, и… 

И он смотрит на нее. 

Прямо сейчас.

                                                                                             ***

Дэнни не верил сам себе. 

Он, вообще, категорически не умеющий разговаривать с женщинами, не способный что-то предложить толковое, кроме: “Пойдем потрахаемся”, пригласил (и получил согласие, невероятно, черт!) , и привел в красивое, романтическое (это че с ним? это откуда это слово выкопалось в его башке???) место понравившуюся ему девушку!  

И нереально  странно себя ощущал, изо всех сил стараясь вести себя нормально, не пялиться на нее, как дебил, даже на вопросы ее отвечая без мата!

Она стояла рядом с ним, смотрела на озеро, такая маленькая, хрупкая, беспомощная даже. 

И никак, ну вот никак в голове его не укладывалось, что она … 

Что она - это она. 

Та самая Леннер.

Тварь Леннер. Майк без этой приставки ее  и не называл никогда. 

Что она - коп. И не просто коп, а лейтенант целый, черт! 

И Дэнни знал, че надо сделать, чтоб этого добиться в ее (сколько же ей лет???) возрасте. 

Это явно ошибка какая-то. Явно он че-то не так понял. 

Она смотрит на озеро, а он смотрит на нее, не отрываясь, смотрит, как  в глазах ее отражается вода. 

И глаза у нее цвета этого озера, цвета глубокого , самого темно-синего омута в этом озере. 

И тонуть в этом омуте - охренительно приятно.

 И только в этот момент Дэнни осознает, что она уже какое-то время смотрит прямо на него. Не на озеро.