Я больше не твоя… (СИ) - "Танна" - Страница 39

Дальше был ад: фотографии сына показали по новостям. Начались звонки с якобы видевшими женщину с ребенком. Были отправлены патрули на поиски. Я сам объездил несколько мест до утра. Но все тщетно.

Несколько раз звонила Марина. Она забрала дочь и уехала к себе. Потом мы созванивались еще, но новостей не было.

Марк приезжал ко мне. Сказал что тоже организовал поиски.

Была мысль, что Дашка могла быть причастна, но ее мать сказала что она уехала заграницу еще месяц назад. Марк уже звонил ей. Звонил и я. Только ей насрать. Она была пьяной и орала чтоб я не лез в ее жизнь, и разбирался сам в пропаже своего сына.

Волонтерские группы, обследовавшие местность, тоже вернулись ни с чем.

С рассветом, объездив все ближайшие улицы и оставшись снова ни с чем, я поехал в участок.

Там тоже не было новостей. Меня отправили домой спать, сказав что свяжутся, если будут новости.

Я остался в машине, положив голову на руль, периодически вырубаясь и вскакивая.

Три дня. Сука, три гребаных дня прошло! А моего сына так и не нашли. Я отправил следака проверить Дашку, но тоже безрезультатно.

Поиски продолжались. По телевизору, радио, интернету и всеми доступными способами. Было обещано щедрое вознаграждение, но все было тщетно.

Эта тварь будто сквозь землю провалилась.

Я чувствовал, что схожу с ума. Не мог ни спать ни жрать.

Марину не видел, лишь отвечал на звонки.

Блять, будто душу вывернули наизнанку.

Одно желание: найти и задушить эту тварь голыми руками.

Беспомощность вызывает панику и бессилие. Никакие деньги не помогают. Как же она так спряталась и где?

Что она делает с моим сыном?

Мысли, одна хуже другой, скачут в голове.

Поехал к Марине. Черт, чувствую себя до мерзости отвратительно и выгляжу соответствующе.

Она выбегает навстречу: бледная и испуганная. Обнимает и заливается слезами. Стоим во дворе, и я сжимаю ее так сильно, будто в надежде что проснусь и пойму что видел дурной сон. Хочется выть от отчаянья.

Не помню как вошли в дом. Как оказался под душем, уткнувшись лицом в кафель и не чувствуя стекающие капли воды. Я хреновый отец. Ничуть не лучше его дуры-матери. Не уберег.

— Ты самый лучший отец — Марина обнимает меня, уткнувшись лицом мне в спину. Пытается успокоить. А я не могу. Я виноват. Сильно.

— Его обязательно найдут. Найдут — уверяет меня и я хочу верить. Хочу знать, что мой сын в порядке. Видеть его хочу…

/Марина/

Такого ужаса не испытывала никогда. Пережить пропажу ребенка — кошмар наяву. Когда позвонили из полиции и сказали что Юля в больнице, я готова была пешком идти. Такси ехало долго, но наконец — то я смогла обнять свою дочурку. Самое ценное, что есть в моей жизни.

Руслана не нашли. Вадим был раздавлен. Я переживала его боль как свою.

Сегодня уже неделя с того дня, как малыша ищут. Видеть сломленного мужчину тяжело. Он объезжает дворы, гостиницы, общежития, вокзалы и ищет…

Возвращается только с рассветом. Обессиленный, с потухшим взором.

Я чувствую такую вину, что она гложет меня днями и ночами. За счастье приходится платить…

Только плата немыслимо высока.

Вадим стоит и смотрит в окно.

— Тебе нужно поспать. Я разбужу тебя, если будет звонок — он качает головой и молчит.

— Пожалуйста. Я очень за тебя переживаю. Если тебе станет плохо, никому от этого лучше не будет — он неохотно поддается на уговоры. Но все же удается уложить его в постель.

Сижу рядом, поглаживая по голове, щекам, касаюсь отросшей щетины. Глубокие тени под глазами — результат бессонницы и сильного стресса. Он засыпает, но спит плохо: вздрагивает и метается.

Моя няня в детской играет с Юлей. А я теперь жутко боюсь, поэтому не закрываю двери спальни. Лишь когда Вадим успокаивается и начинает дышать глубже, я выхожу, прикрыв дверь.

/Вадим/

Утро следующего дня. Пью кофе и пытаюсь впихнуть в себя омлет, чтоб еще больше не расстраивать Марину. Она тоже выглядит подавленной и нервно вздрагивает от каждого резкого звука.

Тишину разрывает звук входящего звонка. Хватаю телефон и жму ответить.

— Ваш сын найден. Он в Красноярске. В больнице. Машина вылетела в кювет, женщина мертва, ребенок в коме — В ушах шумит. В глазах темнеет. Трясу головой, не давая себе провалиться в черную дыру. Вскакиваю и лечу на выход, по дороге объясняя Марине. Она охает и зажимает рот рукой. Плачет. Крепко обнимаю и выхожу.

Вцепившись в руль, пытаюсь сохранить самообладание. Мчусь в аэропорт, требуя билет на ближайший рейс. Скоро. Скоро папа будет рядом. Потерпи сынок. Держись мой маленький, словно мантру повторяю про себя.

Расстояние. Чертово расстояние убивает. Еле выдерживаю полет.

Наконец я на месте. Но меня не впускают, лишь дают увидеть его.

— Он обязательно очнется. Потерпите. Прогноз благоприятный — бормотание врача доносится словно сквозь вату. Меня бомбит. Хочу схватить его за шиворот и треснуть об стену. Благоприятный прогноз? Тогда какого черта он в коме?!

Усмиряю эмоции и пытаюсь вести разговор.

Сильный ушиб головой, сотрясение какой-то степени. От смерти спасло детское кресло.

А эта тварь умерла на месте, разбив бошку при столкновении машины с землей.

Потом была полиция и опознание тела. При ней был дневник, в котором она писала, что считает Руслана своим сыном, ведь вырастила его с пеленок.

Сбежала, потому что боялась что ее выгонят за ненадобностью. Хотела и Маринину дочь забрать, но не справилась с двумя детьми. И тогда решила бросить ее на парковке.

Вот так и выяснилось, что моя няня, имевшая отличную характеристику, была чокнутой, от того что не могла иметь своих детей.

В дневнике она описывала каждый день, проведенный рядом с сыном. Она называла его своим сыном, и не смогла смириться с тем, что Русик стал питать симпатии к Марине.

В дневнике были еще снимки с узи, которые выкрала у Дашки. В планах у нее было доехать до деревни, в которой жили раньше ее родители. Но в последнее время, у нее был сильный стресс, в связи с тем, что она была объявлена в розыск.

Успокоительные таблетки почти не действовали на нее, и она решила увеличить дозу.

Я был зол и счастлив одновременно. Зол, потому что не могу задушить гадину, ведь она и так уже мертва. Счастлив, потому что наконец-то увидел своего малыша.

Капельница, торчащая из маленькой ручки, заставляла сильно стучать сердце. В глазах жгло.

Я опустился на скамейку, обхватив голову руками.

Позже, позвонил Марине, пообещав рассказать все при встрече.

Я провел в больнице трое суток, и чудо наконец случилось: мой сын открыл глаза.

/Марина/

Сколько человек должен пережить боли, чтобы стать счастливым? Неизвестно. Ведь каждая беда что — то ломает внутри нас, забирая частичку света.

И каждый раз мы становимся другими, пересматривая свои жизненные ценности. То что казалось неважным, несущественным, становится жизненно необходимым. Либо наоборот…

После произошедшего я боялась смеяться. Мне страшно было даже улыбаться, ведь в голове сразу мелькали картинки того, что я пережила, когда не нашла дочь в доме. Я улыбалась только Юле, потому что нельзя не ответить на искренний детский смех. Радовало то, что моя малышка находилась в том возрасте, когда не могла понять того, что с ней случилось. Что ее увез чужой человек и бросил в машине. Благо что ее нашли неравнодушные люди и вызвали полицию.

Меня долго преследовали кошмары. Лицо той няни я будто видела иногда в прохожих женщинах и вздрагивала, уговаривая себя что мне лишь только мерещится.

Я общалась с психологом, но в глубине души страх оставался. Тот, что будет напоминать о себе.

Марк повел себя очень ответственно. Поднял на ноги всю полицию и общественность, задействовав все свои связи. Он тогда тоже приехал в больницу и впервые обнял дочь. И я видела что он реально рад тому, что она нашлась.