Воскресный роман (СИ) - Светлая et Jk - Страница 36

До дома в Зазимье он добрался уже сильно после полудня. Собственно, солнце медленно, но верно клонилось к закату. Все пространство двора занял огромный черный танк Закревского. Предвкушая продолжение вечной Санта-Барбары в святом семействе Вересова-старшего, Кирилл решительно вошел.

Предчувствие его не обмануло.

Из кухни, где, несомненно, вершилась история литературы, на весь дом голос Марины вещал:

- Я не ожидала, что будут такие продажи. Честно, не ожидала! В издательстве хотят дополнительный тираж выпускать… Я от этого всего разве что под стол не лезу! И знаешь, в чем самая жесть, а? Знаешь?

- Я не до конца уверена, что хочу знать, - ответил ей негромкий голос Вероники.

- Мозгунова! – трагичным голосом продолжила Вересова. – Фастфуд, говорит. Никчемное чтиво! Ник, я туда всю душу вложила, понимаешь?

- В творчестве я ничего не смыслю, Марин.

- Никто не смыслит, - раздался вдруг всхлип. – Теория литературы, критика – все это такая чушь! Тут только два варианта. Либо пишешь, либо не пишешь. И если можешь не писать, то нечего и пробовать… В общем, завязываю!

- Из-за Мозгуновой? Не сто?ит. Всегда и во всем найдется тот, кто будет критиковать.

Ненадолго повисло молчание. Кирилл напрягал уши, как мог. Встреча на Эльбе свершилась, а он ничего не слышит!

- Ник, мне таааак стыдно, - наконец, протянула Марина.

«Пьяная», - констатировал Кир.

Ответа Ники он так и не дождался. Возможно, она кивнула. Зато по первому этажу пронесся тайфун из трех детей и Аллы Эдуардовны. Кто-то у кого-то отнял мяч. Кто-то требовал вернуть обратно. Кто-то просто весело орал. Среди всех Кирилл успел рассмотреть Машкину русую головку. Рыжая и черная, по всей видимости, принадлежали гордой фамилии Закревских. Алла Эдуардовна пыталась увещевать, соблазняя ужином.

Кирилл рассмеялся и поднялся на второй этаж, чтобы добраться до «своей» комнаты. И заодно напороться на отца и Ярослава Сергеевича. Они расположились в креслах посреди коридора и задумчиво курили. Оба. Окно, что примечательно, было открыто.

- Привет! Я за вещами! – сообщил Кир.

- Привет! – отозвался отец. – Квартира точно пригодна к проживанию?

- Не знаю, - пожал плечами сын. – Я пока у Леры живу.

- Где-где? – уточнил отец.

Закревский издал негромкий смешок и с любопытством осмотрел Кирилла с ног до головы. Тот снова пожал плечами.

- Лера Митрофаненко. Характеристики можешь у Марины спросить. Ее любимая ученица.

- Это многое объясняет, - кивнул Вересов-старший. – Привет своей Лере передавай.

- Передам. А у вас чего происходит?

- Да ничего особенного, собственно.

- Помирились?

- Говорят, что да.

- Закрепляют результат, - выдал Закревский.

- Вроде, даже успешно, - добавил Макс.

- Ну… удачи вам, - рассмеялся Вересов-младший и все-таки отправился собирать вещи.

Это заняло не так уж много времени. Улыбался от уха до уха, когда до него доносились крики детей или причитания Марины – он жил прямо над кухней. Если говорить громко, то слышно. И спешил. Очень-очень спешил домой. К своей Лере. Смахивал рубашки с вешалок в сумку, собирал мелочевку и гаджеты по углам. И думал о том, что это пятое воскресенье с тех пор, как она у него появилась. А казалось, была всю жизнь.

Возможно, и была. Только он об этом ничего не знал много лет.

Когда спустился обратно на первый этаж со своей сумкой, обнаружил, что Алла Эдуардовна все-таки согнала всех на кухню ужинать. Во всяком случае, оттуда теперь звучали все сразу голоса. И по всему дому разносился божественный запах выпечки. Кир усмехнулся: на следующей неделе он все равно притащит Леру сюда возобновлять знакомство. Теперь обязательно. Потому что это его семья.

Уже обуваясь, на тумбочке в прихожей обнаружил Маринкину книжку. Этот ее дурацкий «Кофейный роман», который наделал столько шуму. Вариантов было два. Либо сама авторша бросила, либо Алла Эдуардовна в неравной схватке с семействами Вересовых и Закревских посеяла. Ведомый странным порывом, Кир благополучно умыкнул томик в твердом переплете с глянцевой обложкой. И, устроившись в такси и продолжая посмеиваться с произошедшего, происходящего и того, что, возможно, вскоре произойдет, не выдержал. Не утерпел. Да и разве тут утерпишь?

Раскрыл роман. Посмотрел титулку. Улыбнулся. Перелистнул.

«- Смилуйся, хозяин. С утра маковой росинки во рту не держал.

- Твой желудок меня мало волнует. А вот финансовое положение конторы – даже очень. И либо ты сейчас включаешь свой мозг, либо отдам хорошее дело кому другому. А гонорар там будет приличный, поверь».

Кирилл негромко хохотнул. Пролистал чуть дальше. Пальцы и глаза его задержались на следующем:

«Снова наклонился и стал целовать голый живот, поднимаясь к груди в черном бюстгальтере. Пальцы, словно существуя отдельно от него, задрали юбку. И он с наслаждением провел ладонями по внутренней стороне ее бедер. Какое счастье, что она предпочитает чулки!»

Херасе, МаринНиколавна!

В тихом омуте!

Кирилл пропустил еще несколько страниц.

«- Жрать – это хорошо. Пиццу заказать?

- Лучше б киллера, но можно и пиццу. Олег, у тебя человек в Минюсте был… Веременко… Веремченко…

- Ну был. Вермеенко, - кивнул Соснов.

- Нормальный мужик?

- Нормальный.

- Тогда у меня к этому нормальному мужику дело есть… но только сначала пожрать…»

Окончательно развеселившись, Вересов-младший метнулся почти в самый конец книжки. Где и завис на какое-то время.

____________________

Нежность //на лестничной площадке//

Небо, нависшее над головой, казалось тяжелым и давило на виски. Но справедливости ради, на виски ему с некоторых пор давило все на свете. Хотя голова теперь оставалась ясной. Он точно знал, чего он хочет. И точно знал, что ему нужно. Сейчас все это прекрасно сочеталось между собой. Цели и задачи были поставлены. Так он жить умел. От одной цели к другой. При всей своей внешней кажущейся разбросанности и любви к импровизациям, алгоритмы помогали выживать.

Сейчас алгоритм был прост до предела.

Самолеты в Гродно не летали.

На поезде добираться больше двадцати часов с пересадками.

Автомобилем – десять.

Только десять часов. Против одного месяца. Даже с головной болью это казалось мелочью, когда он садился в машину. А когда добрался до границы, десять часов представлялись уже чем-то самым долгим в жизни. Десять часов – это тяжело и страшно. И никак их не перепрыгнешь, никак не перешагнешь. Никак не проснешься через десять часов, когда нужно каждую минуту всматриваться в дорогу и сжимать руль.

Но ужаснее всего оказались последние секунды, когда он бежал по ступенькам пятиэтажки без лифта, вглядываясь в номера квартир на каждом этаже. Ему нужна была 71-ая. Лика жила в 71-ой. Этаж оказался третий.

Краевский набрал в легкие воздуха. И вдавил в кнопку звонка со всей дури. А дури накопилось немало за весь прошедший месяц с тех пор, как она уехала.

Внутри послышались шаги, шорох. Потом в глазке мелькнула яркая вспышка света. И стало тихо. Краевский вплотную прислонился к лудке. И отчетливо проговорил:

- Открой, пожалуйста.

Ничего. Тишина. Владислав устало прикрыл глаза. Он чувствовал себя опустошенным. И точно знал, что Лика там – стоит, прижавшись к двери, и сдерживает дыхание. Единственная женщина, которая была ему нужна. И она не хотела его видеть. Он мог бы пережить многое, но только не это.

Но она и не уходила. И Краевский цеплялся за то, что она не уходит. Ее удаляющихся шагов, отмеряющих его жизнь, не звучало.

- Я прошу тебя, Лик, - снова заговорил он. – Я же знаю, что ты там. Я искал тебя… долго… наверное, слишком долго, прости… Я хотел быть рядом с тобой. Я хочу быть рядом, если только ты позволишь. Я люблю тебя. Ты это знаешь. Я не умею тебя не любить. Я без тебя вообще ничего не умею, Лик… Слышишь?

Тихо щелкнул замок, и дверь приоткрылась.