Очередной советник Сталина с ноутбуком и суперсилой (СИ) - Бандильерос Ганс "Bandileros" - Страница 24

– Да ты о чём, у нас на местах такая жопа творится…

– Вот об этом и речь. Наличие у граждан оружия существенно снижает градус напряжённости на местах. Потому что на вооружённого человека как-то не возникает желания бочку выкатывать. «Перегибы», так сказать, на местах, могут прекратиться, едва начавшись. Сколько раз это подтверждалось опытом некоторых стран.

– Могут быть эксцессы. Попадёт оружие не в те руки и…

– Распространение оружия по уголовному миру произойдёт в любом случае, причём очень широкое распространение. От этого никуда не сбежать. Применяя ранее пропагандируемый мной метод управления – вместо тотального запрета, который мы не в силах будем обеспечить на сто процентов, следует разрешить и установить строгие правила применения огнестрельного оружия, которые мы можем заставить выполнять. Важен сам принцип – вместо того, чтобы пытаться тотально и жёстко контролировать – направлять ситуацию в нужном направлении. Мягко, но абсолютно непреклонно. Чтобы без жёстких мер.

– Ты даже не представляешь, насколько это обширная тема, – вздохнул Берия, – тут столько подводных камней…

– Это я как раз отлично представляю. А так же понимаю, что советская система управления имеет одну особенность – на местах, как вы выразились, перегибы случаются уж слишком часто. Я понимаю, что, скорее всего, последуют преступления, но в том то и смысл, что нарывы будут вскрываться раньше, чем гной расползётся по окружающей системе и поразит здоровую часть. В конце концов, зачем самим руки марать о всяких пидарасов, когда граждане с ними справятся намного эффективнее? – я только усмехнулся.

– Запрет всё же более эффективен, – не согласился Берия, – и нет эксцессов.

– Запреты… советская власть за своё существования запрещала слишком много всего. Запрещала и секретила. Вплоть до того, что массив запретов и секретностей стал таким, что к ним перестали относиться серьёзно. Запрещено – это значит нежелательно, не более того. Я же об этом имею специфическое мнение. Когда государство слабо – оно не может контролировать, поэтому запрещает. Любой запрет – это слабина, а накопление критической массы запретов – приводит к размыванию их строгости. К концу советской власти массив запретов распространился настолько, что к ним уже никто всерьёз не относился. Ну и последствия соответствующие – полная потеря осознания правового поля, в котором нужно оставаться.

– Преступность? – осведомился Берия, – разве милиция с этим не боролась? Куда смотрели, мать их?

– Это пропитало советский быт настолько, что выжить, ничего не нарушая, было невозможно. Поэтому у меня вызывает недоумение ситуация, когда государство вводит запреты, соблюдение которых не может контролировать. Или даже не контролирует, потому что проконтролировав – обрушат часть экономики. По всему выходило так, что партия и правительство жили в своём собственном, изолированном мирке, в котором царил социализм и законность, мирке, наполненном красивой статистикой, великими достижениями, идеологией и всем прочим хорошим… В то время как народ, девяносто процентов населения, жил в реальном мире. Где закон нарушают все и всегда, живут как получается, партию считают какой-то оторвавшейся от реальности прослойкой аристократии, которая жизнь видит только из окна служебного автомобиля. Мельком. У государства свои герои, у народа свои, у государства своя статистика, у народа своя. И всё у них порознь. Я не хочу, чтобы в итоге так получилось.

– Нда… антиутопия какая-то, – вздохнул Берия, – скажи честно, именно так было?

– Да. Это я скажу уверенно и чётко.

– Вот же… – цыкнул зубом Лаврентий Павлович, – ладно, считай, впечатлил меня. И при чём тут твоя инициатива?

– А при том, что обеспечить безопасность граждан ни сегодня, ни потом, мы не сумеем. Запретить наглухо тоже сразу не получится. На контроль тратится больше сил, но и выгода больше. И главное – государство, контролирующее, а не запрещающее, существует долго. Потому что запрет равноценен утрате контроля. Честно говоря, мне хотелось бы своих ребят из НИИ поголовно вооружить, если нельзя к каждому приставить по охраннику – потому что боязно за них. Уголовщина процветала, процветает и будет процветать.

– Ладно, мы что-нибудь придумаем, – отмахнулся Берия, – ты с радистами хорошо разобрался? Когда можно ждать от них конкретных, предметных результатов?

– Явно не сегодня, – улыбнулся я, – и не завтра. Не надо ставить им сроки – я обеспечил их всем необходимым с лихвой, выдал им чертежи текущих и проектируемых английских, немецких и американских РЛС, обеспечил всей элементной базой, так что они опираясь на них, разрабатывают что-то своё. Видел у них сегодня на кульманах параболические антенны, скорее всего нас ждёт что-то, превосходящее конкурентов.

– Сроки жмут.

– Это понятно. Но тут уже ничего не поделаешь – спешка нужна при ловле блох, а у нас техника. Да, кстати, я тут нашёл у себя в закромах памяти один самодельный внедорожник… вам понравится. Стилизован под эмку, очень мощный и проходимый. Правда, его можно взять разве что как прототип, но впечатляющая машина.

– Буду рад посмотреть, но потом, – ответил недовольно Берия, – ладно, я понял тебя. Поговорим позднее.

– Хорошо.

Внедорожников есть масса. Самых разных. И производились они самыми разными, в разное время, особо любимыми у меня были только два – ГАЗ-69, козлик, крокодил, и Т-98. Оба проектировались самостоятельно, без родительской модели, так же, как и знаменитый УАЗ-бобик, но бобик не вошёл в этот список. Т-98 это громоздкий, тяжелобронированный автомобиль, стоящий целое состояние и используемый всякими понтовыми личностями. Козлик тоже хорош, особенно я думаю, он был бы хорош сейчас, в годы войны, когда красная армия испытывает постоянную нехватку всего. Ну… пока ещё не испытывает.

На основе собственного проекта, видел, хвастались люди, своим внедорожником, стилистически подогнанным под хот-род тематику. То есть под машины тридцатых годов. Называли эту машинку «гиперион», и внешне она походила на располневшую помесь «Тигра» и «М1», эмки. Кузов в стиле тридцатых годов, с вытянутым носом, и эта машина в своё время меня очень впечатлила своим стилем и эффективностью.

Двигатель под капотом V8, на 535 лошадей, шевроле-перфоманс. Громадина. Двигатель мощный, автомобиль – зачётный. Я видел его мельком, но теперь мог создать – жаль, что вспомнил о нём слишком поздно! По большому счёту… толку то, если двигатель требует уникального топлива? Но толк в нём всё-таки был, своеобразный – мощный внедорожный автомобиль, способный конкурировать с Тигром на бездорожье, при этом стилизованный так, что не вызывает у людей лишних вопросов.

Если поставить на него нынешние двигатели, вдесятеро слабее, то конечно же, толку от него будет меньше. Но всё равно толк будет – его системы и прочая механика всё-таки из будущего. Рама от какого-то внедорожника, переваренная под другой размер. Колёса – таких в союзе не производят…

Я захотел просто как мальчишка покататься на нём – вот пропёрло меня, и создав такой гиперион в сарае около НИИ, под навесом – а навес соорудили для соображений секретности, запрыгнул за руль. Ох, как же в нём удобно! Намного лучше, чем в газике! На порядок лучше. Кожаные кресла, с хорошей боковой поддержкой, уютными подголовниками. И электроника в машине обильна…

Я кажется обещал товарищу Потапову, что обучением его займёмся. Он хотел научиться шоферить, остальные тоже хотели. Самое время сейчас устроить базовые уроки…

Только в качестве машины для первоначального обучения моя, напичканная электроникой, машина, не подойдёт. Нужно что-то гораздо более примитивное. И учиться нужно подальше. Поэтому вылез из машины и пошёл в здание, искать Потапова.

На втором этаже встретил Иоффе, он шёл вместе с кучкой своих подчинённых, что-то им объясняя. Поздоровкались.

– Как успехи? Наметили план работ?

– Пока ещё только думаем над этим, – сухо ответил учёный, – в общих чертах вроде бы понятно, что нужно делать, но предметно нужно проводить много расчётов и проб.