Полное оZOOMление - Трауб Маша - Страница 11

– Ой, а вы разве не вышли из конференции? – испугалась классная руководительница.

– Господи, ну вы как ребенок! – рассмеялась Лариса Витальевна. – Завтра встречаемся в восемь сорок пять! Заранее открыть окна, впустить свежий воздух! Понятно? Не слышу!

– Понятно, – тяжело дыша, ответила Мария Сергеевна.

– Мария Сергеевна, вы там живы? – заботливо спросил Сева минуты через две полного молчания.

– А Лариса Витальевна отключилась? – шепотом уточнила Мария Сергеевна.

– Отключилась, не переживайте, – ответил Сева.

– Я сейчас умру. – Классная руководительница по-прежнему лежала в позе морской звезды.

– У вас урок через четыре минуты, – заметила Сима, которая всегда следит за временем и расписанием занятий.

– Симушка, спасибо, что напомнила. Мне бы встать для начала.

– Мария Сергеевна, а завтра зарядка с Ларисой Витальевной будет для всех или только для вас? – уточнил Сева.

– Я не знааааю, – простонала учительница. – Кто это вообще придумал?

– Вообще-то вы, – деликатно заметил Сева.

– Да, но я же не знала, что так будет! Дети, дорогие, если я завтра не выйду на утреннюю зарядку, соврите Ларисе Витальевне что-нибудь убедительное. На ваше усмотрение. Скажите ей, что у меня внеплановый урок. Придумайте любую причину! Я в вас верю!

Наша любимая бабушка, моя мама, самоизолировалась в квартире на другом конце Москвы. Ей семьдесят один год, так что она входит в группу риска. Когда все только начиналось и еще не было пропусков на передвижение и строгих карантинных мер, мама планировала уехать на дачу, как делала это всегда. Она переезжает на дачу, находящуюся в ста тридцати километрах от Москвы, в конце апреля и живет там до конца октября. По ее собственным словам, в московской квартире она не живет, а «выживает».

Я пыталась разработать план действий.

– Мам, я буду к тебе приезжать и оставлять продукты под дверью, – сообщила я.

– И что дальше? – удивилась мама.

– Дальше ты будешь выходить и забирать пакеты. Бесконтактная доставка называется, – ответила я.

– И что? Даже не зайдешь? И я должна на тебя в дверной глазок смотреть? Нет, я не согласна.

– Хорошо, есть вариант волонтерской помощи. Или я буду заказывать для тебя доставку из магазина.

– У меня есть другой вариант. Я уезжаю на дачу!

– Мам, там до магазина ехать тридцать минут. У тебя нет машины. Я к тебе не накатаюсь! Давай ты для моего спокойствия еще побудешь в Москве!

– Хорошо, – как-то подозрительно легко согласилась мама.

Кажется, у меня была видеоконференция, когда она позвонила.

– Что случилось? – спросила я, лихорадочно выключая звук конференции.

– Случилось то, что люди – идиоты, – ответила мама.

– А конкретно? – уточнила я.

– Конкретно они юмора не понимают! – сказала она и передала телефон какой-то женщине, от которой я узнала следующее.

Моя мама пришла не в местный магазин, который рядом с домом, а в дальний, потому что ей вдруг отчаянно захотелось шпината. А шпинат – только там. Естественно, у родительницы не было ни маски, ни перчаток. Но она замоталась шарфом и надела солнечные очки. Стоя в очереди, она то ли кашлянула, то ли чихнула. И на весь магазин сообщила, что только что вернулась из Италии. Пошутила. Мама всегда была поклонницей черного юмора. Естественно, люди решили вызвать милицию и врачей, чтобы маму забрали куда следует.

– Вы совсем без чувства юмора? – кричала мама. И предложила позвонить мне, своей дочери, чтобы я подтвердила – ни в какой Италии мама не была. Я подтвердила. Поклялась.

– А вы точно в этом уверены? – уточнила звонившая женщина.

Конечно, я твердым голосом ответила, что уверена на двести процентов. Мол, мамин загранпаспорт у меня перед глазами, прямо в руках держу. Хотя, если честно, еще каких-нибудь десять лет назад мама вполне могла внезапно уехать за границу и так же внезапно вернуться.

– Мам, пожалуйста, сейчас сложное время, все в депрессии, на нервах. Держи при себе свои шуточки. И зачем ты вообще пошла в магазин?

– За шпинатом.

– Ты шпинат не ешь! Ты его терпеть не можешь. Как и крапиву, щавель и что там еще есть…

– А вот сейчас захотелось! И щавель, кстати, тоже! Может, в лес сходить крапивы молодой нарвать?

Через день мама позвонила мне сама и объявила, что в ближайшие три часа останется без связи.

– А где ты будешь крапиву рвать? В лесу? – уточнила я.

– Пойду устрою одиночный пикет, – ответила мама.

– Против чего?

– Не важно. Просто пойду устрою пикет.

Еще минут двадцать я отговаривала ее от пикетов, голодовок, забастовок и прочей публичной активности.

– Мам, давай я приеду, пожалуйста. Продукты привезу, приготовлю, уберу, – чуть не плакала я.

– Нет, дверь тебе не открою. Чтобы ты потом моих внуков заразила? Ни за что!

– А Любе ты дверь откроешь? – спросила я, находясь уже в полном отчаянии.

– Любе? Конечно! И приготовлю для нее! Кажется, она мой борщ хвалила. Сейчас сбегаю за свеклой! – радостно воскликнула мама и нажала на отбой.

Я не знала, как реагировать – то ли плакать, то ли смеяться. Ради меня мама не собиралась бежать за свеклой, и я точно знала, что она не откроет мне дверь. А приезда Любы будет ждать.

Люба была маминой сиделкой после того, как моя родительница попала в тяжелую аварию. Тогда она категорически отказалась ехать к нам и потребовала доставить ее в собственную квартиру. Мне она не разрешала ни помыть ее, ни покормить. Каждый мой приезд заканчивался скандалом – я плакала, мама кричала. И тогда я нашла Любу, которая умела справляться с мамой и ее настроением.

– Люба, дорогая, привет, это Маша. Можешь говорить?

– О, Машуль, приветик! Что, Олечка Ивановна опять чудит? Слушай, я как чувствовала! Вчера про вас вспоминала! А тут ты звонишь! И что наша мамуля?

– Мамуля в своем репертуаре. Отказывается категорически от моей помощи. Волонтеров не признает. Доставку из магазина тоже. Собирается выйти в одиночный пикет. Заявила в магазине, что вернулась из Италии, – ее чуть в милицию не забрали, а оттуда в Коммунарку. На тебя согласилась. Побежала в магазин покупать свеклу, потому что ты вроде бы однажды похвалила ее борщ.

– Ой, умираю, не могу. Узнаю Олечку Ивановну! Скучала по ней. Прям не хватало. Все такие приличные, вежливые, никакого стресса. А с вами – каждый раз как в сумасшедший дом. Приеду, не волнуйся!

– Спасибо тебе огромное, я уже с ума сошла. Не знаю, чего от нее ждать.

– Ха, так никто не знает! Завтра буду! Ну вот бывает же так! Только вчера вас всех вспоминала, а тут ты звонишь!

Любу мама встретила с распростертыми объятиями. С борщом и котлетами. К счастью, Люба поступила как всегда – сама решила, по каким дням она станет приезжать, какие продукты привозить, и поставила маму перед фактом. У меня отлегло от сердца. Я знала, что холодильник будет забит всеми продуктами, включая шпинат с щавелем и свежесорванной молодой крапивой.

Я звоню маме каждый день – иногда утром, иногда вечером. Видимо, на мне отразилась всеобщая паника. Тут я позвонила в девять утра, она не ответила. Не ответила ни через час, ни через два. В двенадцать я позвонила Любе – узнать, когда та связывалась с мамой в последний раз. Люба присылала маме какие-то картинки, цветочки, зайчиков, поздравления со всеми праздниками – от религиозных до светских, включая День железнодорожника. Если бы я прислала маме подобную открытку, она бы решила, что ее дочь сошла с ума. А Любины послания ей нравились.

– Позавчера, с Днем то ли строителя, то ли монтажника поздравляла, а что?

– Не могу до нее дозвониться, – призналась я. – У меня сердце что-то не на месте. Неспокойно. Она всегда отвечает, пусть не сразу, но перезванивает.

– Ой, да я тут за одной бабулей приглядываю. Ровесница твоей мамули. Из ванной выходила и упала. Три часа одна лежала. Слава богу, ничего не сломала, только гематома на все бедро. Но я теперь при ней, – ахнула Люба.