Поскольку я живу (СИ) - Светлая et Jk - Страница 43

- Ну я же врун. Не могу не врать.

- Гостиница далеко? – глухо спросила она.

- В центре. Придется покататься. Устала?

Полина кивнула.

- Пойдем, - мягко проговорил он. И показал в сторону стоянки. Если бы мог, на руках ее отнес бы в машину. Потому что она устала, потому что от него. – Холодно, еще замерзнешь. В графике грипп не предусмотрен.

- Кто бы говорил! – хмыкнула Полина и пошла за ним следом, прогоняя дикое желание схватиться сейчас за его ладонь, как совсем недавно за ее хватался Лёнька.

- Я бросил нырять в октябре.

Она сбилась с шага и пропустила вдох, замерев на мгновение. А придя в себя, спрятала руки глубоко в карманы куртки и спокойно сказала:

- Зря! Ловкий маневр, безотказно работает.

Он обернулся через плечо. И то, что отразилось на его лице, имени не носило. Было нечитаемо. Да он и не позволил бы ей прочитать. Дрессировка. Сам себя выдрессировал.

- Голос, Штофель, - отчеканил Иван. – Мне его в Торонто два года ставили.

- Рада за тебя, - она сделала вид, что разглядывает окрестности. – Правда, рада.

- Вообще-то, я за тебя тоже, - пробурчал Мирош и, подойдя к одной из машин, пиликнул ключом. Погрузил чемодан в багажник и открыл дверцу переднего сидения перед ней. – Карета подана, ваше величество.

- Тебе недолго осталось терпеть, - отрезала Полина, по-прежнему не глядя на него, и села в машину.

Он устроился рядом. Взялся за руль, повернул ключ. И улыбнулся, произнеся неожиданно легко, поскольку едва ли это тоже было враньем, частью его грандиозного плана непробиваемого игнора госпожи Штофель:

- А я не терплю, - у меня мозг пылает, я не помню, когда нормально спал, каждую секунду я боюсь напороться на твой взгляд и боюсь на него не напороться, ловя мгновения рядом, - я просто работаю.

Полина повернулась к нему и почувствовала электрический разряд – в голове, там, где отчаянно бились странные воспоминания и ощущения. Прямо перед собой она ясно увидела чуть сильнее заметный под не успевшей погаснуть лампочкой в салоне неровный и бледный шрам. «Допрыгался!» – смеялся тогда Ванька, рассказывая ей о его происхождении.

И детские ладошки, с порезами от ракушек.

Полина сглотнула и отвернулась.

- Хорошо, - глухо сказала она. – Хорошо, если так.

- Ты была с семьей? – невпопад поинтересовался он. Они вырулили с парковки и теперь ехали по хорошо освещенной трассе к городу.

- У сына день рождения. Я должна была съездить.

«У племянника», - прострелило в нем, и он вернулся к дороге. Пальцы на руле сжались чуть крепче. Почему-то мысль о том, что ее сын – это его племянник, пришла к нему только сейчас. Никогда не думал. Никогда, даже тогда, когда…

- Сколько ему? – спросил Иван, хотя провел арифметический подсчет и знал наперед.

- Четыре.

Четыре. Плюс девять месяцев на беременность. Очень скоро. Слишком скоро после него. И тогда, когда впервые увидел ту статью про семейство Штофелей, боль была нестерпимая, и сейчас. Разве только теперь он имел и другое знание. После всего – она снова пришла к нему.

И не понимал, истина – его скупой подсчет или их «Второе Рождество» на пятничной репетиции. Это душило.

- Он не с тобой живет? – Иван тормознул на светофоре и будто от нечего делать глянул в зеркало заднего вида. А потом добавил: – Прости, я читал твою анкету.

- Наверное, для того и анкеты, чтобы их читали, - вздохнула Полина. – Лёня живет с отцом, в Одессе.

Леонид Штофель. Звучало красиво. И выглядело тоже – на страницах для глянца.

- Ты очень много успела. Далеко ушла, - сказал он.

- Ты ушел дальше, - Полина откинула голову на спинку кресла и совсем отвернулась к окну.

Усталость накатывала огромными волнами, она почти тонула в ней. И Ванькин голос не спасал, как раньше, а удерживал в этой усталости, не давая ей выбраться и сделать хотя бы один-единственный вздох.

- Это иллюзия. Стою там же, только понтов больше.

- Ты ушел дальше, - упрямо повторила она.

Мирош резко повернул голову к ней. В темноте она не видела, к своему счастью, того, что отразилось в его глазах. Сейчас они казались черными, густая зелень скрадывалась мраком. Так же, как из ее – исчезли и лед, и свет. Вечерний час – и друг, и враг. Впрочем, наблюдал он сейчас только ее светлые волосы и затылок. Она не поворачивалась. И не пыталась поймать его взгляда.

Если бы он хоть перед собой мог притвориться, что не понимает, о чем она! Но он понимал. Арифметика – фуфло.

- Поэтому ты решила догнать меня в этом альбоме, - дрогнувшим голосом произнес Иван и снова посмотрел прямо перед собой туда, где длинными белыми полосами разметки убегало вперед отведенное им время.

Полина выпрямилась и выпалила:

- Если сейчас ты назовешь мне хоть одну причину, почему я должна была отказаться от предложения, которого не искала, я обещаю, что подумаю над тем, как избавить тебя от моей царственной персоны.

- Не назову. Не потому что ее нет, а потому что таких, как ты, профи… еще поискать. Могли и без прослушивания обойтись, но это мое частное мнение, Маринке не говори, - хохотнул он.

- Не скажу, - бесцветно проговорила она и снова откинулась в кресле. Эта вспышка отняла у нее последние силы, и Поля не могла больше думать ни о чем, кроме душа и кровати. Да и не хотела. Любые мысли – как блуждания в темноте. И ее светлая сторона давно стала темной. Тускло маячила лишь работа, заставившая все же поинтересоваться: – Завтра во сколько и где?

- Гостиница буквально в двух шагах от студии. Рыба-молот предусмотрела. Завтрак в семь в ресторане, потом дружно, выстроившись, как в школе, по двое, переходим через дорогу. Можно гуськом, но так дольше будет. Ну и, соответственно, впахиваем. Ты по графику завтра до часу дня работаешь, потом будем другие инструменты писать, а ты отдохнешь…  Чтобы не терять времени, после четырех – у нас встреча со сценаристом и режиссером. Обещают выдать мегасценарий. Еще планируем фотосессию для альбома, только я понятия не имею, когда это будет. Но по ночам спать дадут точно.

- Сон – это прекрасно, - кивнула Полина и усмехнулась: – Завтрак – тоже.

- Добро пожаловать в мой мир! – рассмеялся Иван. – К концу этого марафона только два желания останется – спать и жрать.

- Скажи, что ты шутишь.

- Ну, еще послать все к черту и устроиться куда-нибудь банальным слесарем.

- А как же Торонто? Настолько хуже слесарного дела?

Перед его глазами мелькнула скрючившаяся на стуле возле больничной кровати фигура отца. Нет, там за стенкой размещалась даже отдельная комната с удобным раскладным диваном. Жизнь бы почти ничем не отличалась от обычной. Если бы не ломка. Его уже в самолете ломать начало.

А помнился отец на стуле.

- Вероятно, оно видится мне в радужном свете, потому что я ему не учился, - должно было прозвучать дурашливо, а вышло глухо. – Осенью, наверное, вернусь туда на несколько месяцев. Еще не знаю.

- Не представляю тебя в консерватории, - задумчиво сказала Полина.

- Я тоже не представлял. Но там это иначе все организовано. Есть даже курсы для великовозрастных лбов без понимания, для чего нужны ноты, вроде меня. Я выбрал вокал, сольфеджио и ходил к преподавателю фортепиано. Ну и сопутствующие дисциплины тоже. Все боялся на приват-монстра, вроде твоего Аристарха, напороться, но обошлось.

- Аристарх неповторим, - улыбнулась она. – Второго такого нет нигде.

- Он тебя потом… - Иван запнулся, - потом и дальше муштровал?

- Да, - коротко бросила она.

Спросить, пускал ли впоследствии Фастовский ее на рождественские концерты, Мирош не решился. Довольно прозвучавшего короткого ответа, от которого разболелось у обоих. Ладно он. Ей – за что? За то, что ее оставили за несколько дней до похода в ЗАГС, выбросили из жизни, как ненужную вещь?

Горло перехватило спазмом. Он сильно переоценил свои возможности, когда ехал сюда встречать. Не надо было. Таранич собиралась отправить Вайсруба на такси, чтобы не заблудился.