Там, где ты (СИ) - Борзакова Надежда Марковна - Страница 14

— Довольно! – задыхаясь, прохрипел второй.

— Врагу ты скажешь так же? – прорычал Стас. Кровавое пятно все растекалось.

Качнув головой чтоб смахнуть прилипшие пряди с лица, Стас заметил меня. Отбросив меч, приблизился.

— Ты отвлекаешь меня от тренировок, девица, — он проследил за моим взглядом, — Это пустяк, просто царапина.

— Ага, конечно, — я еще раз бегло осмотрела его спину.

Намочив платок водой, отдала пострадавшему, сказав приложить к носу, а потом зайти ко мне.

— Это всех касается, — я по очереди оглядела парней.

— Мы еще не закончили, — возразил Стас.

— Вы закончили, — прошипела я, — или закончить означает поубивать друг друга?!

На лицах парней застыло одинаковое до смешного удивленное выражение.

— Я вас жду, — с этими словами я развернулась и направилась «в клинику», как про себя называла флигель. Все трое нарисовались на пороге, едва я вымыла руки. Усмехнувшись про себя, я приступила к делу. Нос к счастью не был сломан, обнаруженные мелкие порезы я промыла, запястье просто туго перевязала, велев не снимать повязку несколько дней.

Стас, пропустив вперед двух товарищей, наблюдал за манипуляциями, небрежно привалившись к столу.

— Прошу, — я похлопала ладонью по лавке, но он, проигнорировав мой жест, уселся на стол так, что наши лица оказались на одном уровне.

Как могла аккуратно, я отлепила от раны ткань, затем помогла Стасу снять сорочку. Смочив чистую ткань антисептиком, если можно так назвать разведенный 1:5 препарат, принялась осторожно промывать рану. Сантиметров десять и глубокая. Повреждена мышца, швы точно понадобятся. При мысли о том, что придется их накладывать без обезболивающего я содрогнулась.

— Я же говорил, ерунда, — хрипло, но насмешливо проговорил парень.

— Придется накладывать швы, — я оценила свет, лившийся из широкого окна, сочтя его достаточным.

— Что придется?

— Зашивать, — как могла сердито, проговорила я, — Я сейчас зашью твое плечо как, например, дырку на сорочке.

Он не стал спрашивать дальше. Например, зачем это нужно, с тем, что судя по шрамам, увиденным мною на телах пациентов-мужчин, им никогда не накладывали швы. Просто послушно выполнил мое распоряжение и развернулся спиной к свету. От такого вот доверия становилось больно.

Раньше мне приходилось накладывать швы. Один только раз. Мы тогда проходили практику в отделении травматологии, и хирург взял меня одним из ассистентов в операционную.

— Через несколько лет ты и сама будешь делать подобное, — сказал тогда Виктор Богданович, — Такой талант редко увидишь, особенно у девчонки.

Целью операции была установка пластины на лучевую кость. Моей задачей было наблюдать ровно до тех пор, пока не пришло время накладывать швы. Странно – я тогда дрожала как осиновый лист, но руки чего-то не тряслись. Врач назвал это «глаза бояться, а руки делают». Шов был косметический, а шрам потом едва заметен. Пациентка даже не подозревала, что это работа восемнадцатилетней студентки.

Вот только тогда все было по-другому. Стерильная операционная, опытные коллеги рядом и, главное, пациент в отключке. Самое главное – она мне никто. Этот факт не избавляет от страха, от ответственности за результат и прочего, но избавляет от боли. Именно поэтому врачи редко лечат родственников. Но какой у меня выход.

Иглу, вернее ее подобие я соорудила еще в начале своей «практики». Тестировала на куриных тушках – не на много хуже той, что у докторов 21 века и уж точно лучше, чем ничего.

— Не бойся, — тихо сказал он, — У меня бывало и похуже этой ерунды.

Насчет второго я не сомневалась – рана, оставившая широкий и кривой шрам над правой ключицей точно была похуже. Тогда на берегу я не увидела его издалека, а теперь вот разглядела отлично. Теперь мне его вовек не забыть.

Приказав себе не думать об этом, я еще раз продезинфицировала инструменты и кожу вокруг раны.

— Несомненно. Но ты почему-то стремишься получить еще, причем не в бою, а по глупости, — я вдела нить в иглу.

— Если не упражняться, владеть мечом не научиться.

— Ага, но это можно делать так, чтоб не калечить друг друга. Иначе вы просто не доживете до необходимости применять навыки.

— Это случайность – излишне увлеклись.

— Что, так боишься, что проснулось благоразумие?

— Я ничего не боюсь.

— Проверим.

Я работала не более пяти минут. Но длились они будто пять часов, или дней. Стас стоически вытерпел мои неумелые манипуляции, не издав ни звука.

— Умница, — прошептала я, и коснулась губами его щеки. Туго перемотав плечо, прошла к «тайнику» с драгоценным блистером. Выдавив таблетку, плеснула в плошку воды.

— Выпей, — не спрашивая, он послушно съел таблетку. Запив водой, отставил плошку и притянул меня к себе. Несколько минут мы просто стояли обнявшись в тишине.

— Я солгал тебе, — прошептал он, — Кое-чего все же боюсь. Я боюсь потерять тебя.

Кое-что я могла сказать ему. И внезапно я осознала, что это единственное, что на самом деле важно.

— Я тоже, — куда-то в область его ключицы прошептала я.

За день до Праздника Перуна мы, кажется, приготовили больше еды, чем за предыдущую неделю. Само празднество должно было начаться на рассвете, а до места проведения – собственно Лысой горы, предстояло еще доехать. Перед этим нужно было хоть немного отдохнуть и принарядиться. Сходство с «ночью у плиты» перед праздником в моем родном времени обостряло тоску по дому. Но предаться ей я смогла лишь ночью, когда не смотря на то, как я набегалась за день, спать не хотелось совершенно. Я сидела на подоконнике, вернее на том месте, где его расположат несколько веков спустя и глядела на звезды. Внезапно я ощутила жаркое дуновение причем не с улицы. Инстинктивно обернувшись, я застыла. Напротив, всего в паре шагов парило облако.

По крайней мере, так я идентифицировала явление, до того, как оно начало меняться. Словно передо мной оказалось окно, в которое я увидела….

— Мама! – я свалилась на колени, на миг зажмурившись, в страхе что это только кажется.

Но нет. Лица Кати и мамы были прямо напротив, позади я разглядела какую-то комнату.

— Элиночка, — мамин голос прозвучал отчетливо, словно она была здесь, — дочка, слава Богу.

— Мама…. Но как вы…, — я протянула руку, попытавшись коснуться ее, но рука наткнулась лишь на воздух.

— Я ведь говорила – то, во что ты не веришь не обязательно невозможно, — всхлипнула Катя.

— Ты говорила не так, — всхлипнула я вспомнив тот день, бывший, кажется вечность назад.

— Времени мало, дочка, — проговорила мама, — слушай: мы нашли тебя и сумеем найти способ исправить случившееся и вернуть тебя домой. Просто держись, будь осторожна, не привлекай внимание.

— Мам, — бестолково пролепетала я.

— Не плачь, — она машинально протянула руку, но конечно не смогла меня коснуться, — не плачь, мы сможем тебя вернуть, дочка. Скажи, как ты?

— Я в порядке, — торопливо начала я, — Меня вроде бы ни в чем особо не подозревают. Но есть еще кое что…

Я запнулась. Так хотелось рассказать им о Стасе.

— Что? Тебе что-то угрожает?

— Я влюбилась, мам, — всхлипнула я, — В одного из местных. И я не знаю, как…. Я не… не смогу.

— И он тоже в тебя влюблен, — я могла бы поклясться, что это был не вопрос.

— Что мне делать, мама? – прозвучало очень по-детски.

— Слушать свое сердце, дочка. Оно приведет тебя домой, — изображение начало таять.

— Постойте!

Но облако или что там это было, бесследно исчезло. Вытерев слезы, я забралась в кровать. Я жалела, что не успела столько сказать им, но в то же время меня переполняла эйфорическая радость, ведь я будто бы вновь побывала дома.

От вида крови, хлеставшей из того места, где до взмаха меча была голова быка меня едва не стошнило. Или я едва не упала в обморок? Или и то, и другое? Сил идентифицировать свое состояние у меня не имелось – все они ушли на то, чтоб устоять на ногах. А начиналось ведь все великолепно. Отдать дань уважения Верховному богу собрались все роды будущей Руси.