Реквием по мечте (СИ) - Корн Владимир Алексеевич - Страница 14

Все дружно спрыгнули в воду, когда дно едва только начало приближаться к тому самому килю. Чтобы окончательно убедиться – камней под днищем не окажется точно. И еще сделать так, чтобы «Контус» не лег на поврежденный борт, подставив под него заранее приготовленные распорки. В ином случае пришлось бы попотеть, переворачивая его на другой.

Когда с корпуса сняли пластырь, зрелище оказалось не самым приятным. Почему-то изнутри все смотрелось иначе. Теперь все видится как будто зияющая рана, через которую видны внутренности, и в которую свободно пройдет голова.

– Да уж, – рассматривая пробоину, тяжело вздохнул Гриша Сноуден. И засомневался. – А нам точно удастся ее починить?

– Нет, как все-таки правильно поступают в годы войны! – заявил Гудрон.

– Ну и причем здесь война? – Гриша точно знал, что со стороны Бориса обязательно сейчас последует неслабый укус. Но и смолчать не смог.

– Притом, что паникеров в войну расстреливают! Зачастую без суда и следствия, по факту. Запаниковал и сразу же получи!

– Ну и где тут ты увидел паникерство? Сомнение с моей стороны точно присутствует, но паника-то где?

Гудрон оглянулся по сторонам, и убедившись, что женщин поблизости нет, срифмовал, где именно находится паника. И только потом ответил.

– Представь, ты на войне. Вместе с нами держишь позицию. Вот-вот должна начаться атака противника. И ты вдруг заявляешь: нет, нам ни за что ее не удержать! И что это будет, по-твоему? – а когда Гриша открыл рот, пытаясь что-то сказать, Борис ткнул пальцем в пробоину. – Вот он твой враг! И ты должен уничтожить его любой ценой! Дошло?

По виду Гудрона никогда толком не определишь: всерьез он заявляет, или все-таки шутит. Особенно когда дело касается Гриши Сноудена. Который и сам не прочь при первой попавшейся возможности посильнее цапнуть Гудрона. Справедливости ради, побеждает обычно Борис. Хотя иной раз получается и у Сноудена. И тогда Борису приходится несладко: Григорий может тыкать своей победой множество раз. В этом смысле Гудрон куда его благороднее.

– Победа присуждается спортсмену в грязной майке Борису Аксентьеву! – торжественно объявил Янис. – Ну так что, теперь приступим к защите позиции?

Камуфляжная футболка у Гудрона действительно не была чистой. Впрочем, мы все были и мокрыми, и грязными. Особенно те, кто накануне вдоволь накупался, охраняя «Контус», когда тот стоял на мели.

И мы приступили. Для начала предстояло очистить участок от наросших водорослей, ракушек, и прочей гадости. Которые находили приют на бортах ничуть не хуже, чем на Земле. Занятие утомительное и тоже грязное. К тому же требующее немалой выдержки. И потому, кто вполголоса, кто себе под нос, но ругались все.

– Хватит, – объявил, наконец Демьян. – Теперь непосредственно к делу.

Самого его мне удалось избежать: Грек вдруг предложил прогуляться. На соседний остров. Тот самый, который не боится приливов, и где, исследуя его, успели уже побывать Янис с Трофимом. В связи с чем, нетрудно было догадаться: предстоит разговор. Так оно и вышло.

Перебраться на остров оказалось легко. Теперь, когда вода окончательно спала, его от нас отделала узкая, метров десять, полоска воды. К тому же неглубокая, по грудь. И потому только и оставалось, что поднять оружие над головой. Для начала мы поднялись на самую высокую точку острова, похожую на песчаный бархан. На которой не росло ничего. За исключением нескольких чахлых побегов. Которые, возможно, со временем вымахают в местные исполинские пальмы. А может, зачахнут уже на следующий день.

С вершины открывался уже привычный мне вид. Великое множество крохотных островов, которые отделали друг от друга проливы. Другие со стороны казались огромными. Что совсем не означало, будто они такие и есть. Приблизишься к ним, и обнаружишь – проливы между ними прикрывает густая растительность.

Спустившись с холма, все также не спеша, мы обошли весь остров. Вероятно, Грек что-то отмечал для себя, ну а сам я просто прогуливался.

– Да, бесперспективный остров, – в самом конце обхода, заметил он.

Вначале я было подумал: обороняться на нем будет нелегко, или что-нибудь еще в том же духе, когда он добавил. – Весь его обошли и ни одной находки.

А значит, и в дальнейшем их не ожидается. И сами мы, и те, кто промышлял на островах задолго до нас, давно уже обратили внимание. Если на какой-нибудь клочок суши не перенеслось ни одной земной вещи, они уже там никогда не появятся.

Что в какой-то мере объяснимо. Земные предметы появляются на неширокой, километров в двадцать-тридцать полосе, начинающейся в болотах к юго-западу далеко отсюда, и заканчивающейся в горах побережья на северо-западе.

Считается, что протяженность полосы составляет километров триста. Но кто бы мог утверждать, что знает точно? Болота – они и есть болота. Местные еще и со своими особенностями. Топи, гнус, ядовитые гады, выбросы газов, попасть под которые означает сдохнуть наверняка. И потому от них стараются держать подальше.

В горах свои трудности. Сами по себе они – результат вулканической деятельности. С той лишь разницей, что повсеместно на Земле она происходила миллиарды лет назад. Здесь куда позже. И потому они не успели подвергнуться эрозии, что делает их куда непроходимее земных.

Мы с Греком присели на округлый валун. Спиной друг к другу, чтобы держать в поле зрения обе полусферы. Некоторое время он молчал. Безмолвствовал и я, все еще не понимаю, для какой именно цели Грек затеял прогулку.

Со стороны «Контуса» едва слышно доносились звуки ремонта: стук, звяканье, а изредка скрежет.

Легкий ветерок шелестел листвой, пели птицы, стрекотали насекомые. Закрыть глаза, и ни за что не догадаешься – ты не на Земле. И если даже держать их широко распахнутыми, тоже. Наша планета огромна, и наверняка на ней может оказаться что-то подобное. С похожей местностью, растениями, и так далее. Да и как можно различить? Солнце на небе тоже одно, такого же размера, и такого же спектра. Растительность зеленая, небо бледно-голубое. Цвет моря? Ну а что цвет моря? Он зависит от множества вещей. И все же по большей части от цвета неба, а оно здесь такое же. Ну разве что запахи отличаются. Но не настолько, чтобы утверждать наверняка.

– Игорь, ты действительно видел глаз в иллюминаторе? –спросил Грек. И когда я уже окончательно было подумал, что разговор пойдет именно о нем, добавил. – Знаешь, Дарья ведь тоже эмоционал.

— Дарья эмоционал?! – я от удивления даже головой тряхнул, не ожидая настолько.

– Да.

Голос его был тверд, и потому совершенно не имелось нужды спрашивать: «Грек, ты точно уверен? На жадрах ее проверял?» и так далее. Хотя, чему удивляться, Игорь? Тому, что эмоционалом оказалась женщина, о чем ты никогда прежде не слышал? Те, о которых известно, все как один мужчины. Причем, только взрослые.

Так, а вот это у тебя что? Неужели разочарование в том, что твоя исключительность стала менее исключительной? Что ты теперь, так сказать, не единственный, как выразился Боря Гудрон — козырный король. Теперь еще и козырная королева объявилась.

– Да, Игорь, она тоже эмоционал. Правда, не такой сильный как ты: примерно уровня Федора Отшельника.

Что тоже далеко немало. До своей смерти, судя по всему — насильственной, Федор был сильнейшим. За исключением, конечно же, Теоретика. Но о нем разговор особый. Не слишком-то она всегда и привлекала меня, моя исключительность. Если не сказать обратного.

Приятно, конечно же, в ответ на чью-либо просьбу взять в ладонь жадр, подержать мгновение, почувствовать укол, и вернуть. Выслушав взамен горячие слова благодарности. Единственная моя награда, поскольку брать деньги не стану категорически.

Хотелось бы мне стать обычным человеком? Безусловно. По крайней мере, никто бы тогда не стал охотиться за моей головой, предлагая немыслимую доселе награду. И такое желание вовсе не трусость. Всего-то желание жить обычной жизнью. Когда можно вести себя так, как ведут другие. Гулять где хочу, встречаться, с кем заблагорассудится, и не выслушивать вечное: «Игорь, где твоя каска? Почему броник не надел? Теоретик, голову пригни! Не стой здесь: тебя издалека видно», и так далее.