Цена спокойствия (СИ) - Боровикова Екатерина "Копилка" - Страница 44

Сейчас на толстых ветвях вниз головами висели трое мужчин, которых ученики привели ещё утром. Грубые верёвки врезались в лодыжки, лица были кирпично-красными, а глаза закрытыми. От ветра людей слегка покачивало.

Прасковья подошла к каждому, проверила пульс на шее. Недовольно поморщилась — две жертвы уже умерли, но один человек всё ещё был жив, хоть и без сознания.

— Ладно, надеюсь, ты не задержишь меня надолго.

Чтобы не тратить зря время, женщина занялась погибшими. Покопалась в сундуке, вытащила тесак и цинковое ведро на двенадцать литров, и не слишком ловкими, но уверенными движениями отрубила головы. Подошла к живому, вновь пощупала пульс, поджала губы. Развела костёр под треногой, набрала родниковой воды в котелок, который тут же повесила над огнём, вновь заглянула в сундук, достала пучки трав и шумовку с длинной ручкой, разложила это всё возле костра, вернулась к третьей жертве и вновь прощупала пульс.

— Ну, наконец-то, — с облегчением выдохнула она, — я уж думала снимать, приводить в чувство и отправлять к целителям, чтобы те изучили необычайно крепкие сосуды. Спасибо, что у тебя с этим всё в норме. Всё-таки человек не может долго висеть вниз головой без нужных мне последствий.

Прасковья вновь взялась за тесак. Несчастного постигла участь остальных. Затем, напевая под нос какой-то нежный мотивчик, она забросила травки в котёл, посолила, дождалась, пока варево закипит, и отправила вслед за приправами все три головы.

После того, как сняла пену, петь перестала. Но и заклинание не начала читать — мало того, что она проводила этот ритуал уже семь раз, так ещё и кулон выделял Силы столько, сколько нужно. Поэтому достаточно было лишь слабо оформленного желания конечного результата. Впрочем, все эти плюсы не заменяли сосредоточенности и чёткой последовательности действий.

Несколько раз пришлось добавлять воду, которая всё время выкипала. А через час бульон вдруг стал прозрачным. Прасковья сняла котелок с огня, метнулась к сундуку, достала большое плоское блюдо и хрустальный кубок. Оставалось всего ничего — процедить бульон, извлечь содержимое черепных коробок и красиво сервировать столик.

Ожидание не затянулось. Очень скоро трава на поляне заиндевела, а вокруг стола и стула взметнулась лиловая пелена. Ведьма даже не вздрогнула, лишь выпрямила спину и машинально дотронулась до амулета. Сейчас она находилась не на человеческой территории, но и не в Вырае — ритуал создал взвешенный между мирами клочок земли.

Ещё через секунду напротив появилось вычурное кресло, на котором восседала прекрасная женщина.

Тёмно-синие глаза, длинные и густые чёрные ресницы, небольшой нос, яркие губы и ровно очерченный подбородок. Приятная полнота подчёркивает узкую талию. Тонкие пальцы, чистая, нежная, словно светящаяся изнутри кожа и толстые, тяжёлые косы, лежащие на груди и достающие до середины бёдер… На фоне внешности простое длинное платье без всяческих украшений терялось, а точнее, служило лишь оправой для совершенства.

— Ну, здравствуй, Прасковья.

Ведьма почтительно, но не теряя достоинства, склонила голову:

— Попробуй, спадарыня, угощение. Оно густо напитано кровью, как ты любишь.

Женщина склонилась над тарелкой и понюхала:

— М-м-м, великолепно. Надеюсь, вкус так же прекрасен, как и аромат.

Прасковье было противно смотреть, как Высшая дегустирует отварной человеческий мозг, но взгляд не отводила. Ей не хотелось показывать свои истинные чувства. С гостьей из Вырая старая ведьма связывала большие надежды.

— Изумительно. — потусторонняя женщина попробовала бульон и промокнула губы бумажной салфеткой. — Сочно, нежно, в меру солёно и остро. Как у тебя так получается? За всё время моего бытия я пробовала подобные шедевры от силы раз пятьсот. Может, поделишься секретом?

— Я просто готовила с любовью и уважением, — ровно сказала Параскева. — А ещё жертвы погибли, вися вниз головой — кровь прилила к той части тела, которая пошла на приготовление. Приправа — полынь, горечавка, клещевина, волчья ягода, тмин. Ещё при ужасе и боли тело человека выделяет определённый набор веществ. Именно они придают остроту и обладают столь выраженным ароматом.

— Да, раньше просто говорили, что пахнет страхом или болью. А сейчас как это называется? Слово такое интересное, музыкальное… — женщина, вспоминая, склонила набок голову.

— Гормоны, матушка Морана. Это называется гормоны.

— Точно. А ты затейница. Мало кто заботится о предварительном этапе приготовления. Обычно просто грубо рубят головы и отваривают в подсоленной воде. Есть можно, но удовольствия никакого.

Колдунью передёрнуло. Морана заметила, насмешливо улыбнулась — её забавляли попытки Прасковьи «держать лицо», и промурлыкала:

— Давай о деле. Зачем позвала?

— Ты была права. Мои последователи недостаточно сильны и опытны, чтобы справиться без помощи.

— Последователи? При чём тут эти бестолочи? Может, ты сама виновата? Может, стоило быть менее высокомерной, оценивая свои способности? Ладно, ладно, смени выражение лица. По сравнению с большинством ныне живущих ты очень даже ничего.

Морана знала, о чём говорила. Она была в числе первых Высших, и таких насчитывалось в обоих мирах не более пары десятков тысяч. Когда-то люди называли их богами. Она видела огромное количество колдунов на своём веку. Прасковья отличалась абсолютным несоответствием способностей и самомнения. Но она была полезна, хоть их сотрудничество очень походило на игру в кошки-мышки.

— Возможно, вина моя, — ответила Параскева. — Не мне судить. Но я беру слова, сказанные при прошлой встрече, назад, если ты позволишь. Души Приречья твои.

— Что, больше не можешь терпеть? — усмехнулась Морана и пригубила бульон.

— Не в этом дело! — чуть более резко, чем следовало, заявила ведьма. — Я надеялась, что люди не окажутся в твоих руках после смерти. Всё-таки я прожила среди них сорок лет, большинство выросло на моих глазах.

Ведьме действительно нужно было очистить то место, в котором всё началось, от живых. И сначала Морана предлагала помощь в геноциде Приречья. Но Прасковья гордо отказалась, искренне считая, что людям лучше умереть и пойти на перерождение, чем оказаться в роли десерта для древней Высшей и её слуг. Но теперь пришлось пересмотреть свои планы.

— Этот спор уже был, и мы обе решили, что он бессмысленный. Что их ждёт после? Правь закрыта уже очень давно. Поэтому только Навь, после которой душа переродится в нечисть или, если повезёт, в нового человека. Это жестоко с твоей стороны. А я даю душам покой и не смотрю, чем жил и как себя вёл человек перед смертью. Я одинаково ценю и убийцу, и невинного младенца, и старика, прожившего праведную жизнь, и жестокого насильника. Их всех ждёт вечный сон. К тому же мои прислужники имеют право на хорошую пищу.

— Как та Смерть, которую ты отправила в Приречье одиннадцать лет назад? Говорят, она много душ в кладовую насобирала.

— Я не отправляла и даже понятия не имела, что она хочет делать, — вздохнула Морана, — Высшие, которые служат мне, свободны в своём пути. У них, в свою очередь, тысячи слуг, которые прекрасно чувствуют себя на человеческой территории. Перед началом зимы все подвластные приходят и рассказывают о том, как прожили год, о том, что происходит в Яви, до чего нового и интересного додумались люди. Хотя мысль смешать Явь и Навь, чтобы стало почти так, как раньше, мне понравилась. Поэтому я говорю с тобой.

— Почему «почти, как раньше», а не «так, как раньше»?

— Дурочка. Я же сказала — потому что Правь недоступна уже очень давно. Смешивая два мира, не получишь триединый Вырай.

— Ладно, давай так, спадарыня. Ты забираешь души всех, живущих в Приречье, но я тогда тебе ничего не должна. Только за ритуал переселения души.

Глаза Мораны засияли лиловым, аккуратные ноготки почернели, удлинились и хищно изогнулись, косы зашевелились, словно две змеи: