Новая эпоха (СИ) - Боровикова Екатерина "Копилка" - Страница 34

— Интересно, сколько девчонок сегодня позорно сбежит с поля боя? — Лениво поинтересовалась Настасья Бондаренко. Десятилетняя барышня не опустилась до сидения на штакетнике, а по-взрослому подпёрла забор спиной.

— Почему позорно? — Пропищала и весело заболтала исцарапанными босыми ногами сидящая на заборе Злата, ученица второго класса.

— Да потому, что женщина должна уметь защитить себя, детей и престарелых родителей, — важно заявила Настя, явно озвучивая чужую фразу.

Мирон поморщился. Он знал, чью. Папину. И знал, что мальчишки сейчас закусят удила.

— Тю, Настюха. Глупости не говори, — фыркнул Юрка Федорчук, которому экзамены грозили уже следующим летом, — баба без мужика ничего не стоит.

— Баба — может быть. Но не женщина.

— А в чём разница? — Серьёзно спросил конопатый Димка.

— Малы вы ещё, чтобы разницу уловить. — Тринадцатилетняя Эвелина, одноклассница Федорчука, презрительно сморщила точёный носик и перебросила тяжёлую косу с груди за спину. Жест получился взрослым и эффектным. — А кое-кто вырастет и всё равно разобраться не сможет.

Злата захихикала.

Денис Кириллович покосился на детвору и грозно заявил:

— Если собираетесь галдеть, брысь отсюда, не мешайте!

Воеводу побаивались все — по поводу дисциплины у него был пунктик. Поэтому ребятню как ветром сдуло.

Но разговор не закончился. Отойдя на достаточное расстояние от школы, дети продолжили спорить.

— Не выёживайся, Эвелинка. Баба — она и в Африке баба. Должна детей растить, за домом ухаживать. А не лезть на рожон. А если не нашла мужика, который сможет защитить, то грош ей цена. — Федорчук сплюнул, пытаясь поставить вескую точку в разговоре.

Эвелина презрительно закатила глаза и ничего не ответила. А у Насти покраснели уши. Костя и Мирон переглянулись и поняли друг друга без слов — надвигалась буря.

— Грош цена?! Может, ты это не нам скажешь, А Марине Викторовне, например? Или тёте Любе?

Любовь Мамаева входила в основной состав дружины, всегда отправлялась в рейды и периодически гуляла по Выраю соло, собирая информацию, как Вячеслав Коваль.

— Марина Викторовна — ведьма. Она не человек почти. А тётя Люба лишь исключение, подтверждающее правило. Сколько ещё таких женщин наберётся в Приречье, а? — Последнее «а» Юра произнёс протяжно и ехидно.

Настя набычилась, сделала шаг в сторону Федорчука, но Костя схватил сестру за руку.

— Прекрати, Юрка. — Попросил Мирон. — Ты ведь сам знаешь, что это ерунда. Почти любая женщина в Приречье может навалять обидчику, особенно, если её хорошенько разозлить или детей тронуть. Помнишь, как зимой, когда большинство мужиков в рейд ушли, на нас стая волколаков напала? Отбились ведь.

— Вот, что и требовалось доказать, — ухмыльнулся Федорчук, игнорируя вполне весомые аргументы, — чего бы ты стоила без своих защитников — братьев?

Настасья побледнела, расправила плечи и отчеканила:

— После выпуска я пойду к Мамаевой в ученицы. Или к дяде Славе. А ты придёшь ко мне со списком, чего тебе не хватает в хате. И тогда я припомню этот разговор.

Федорчук хмыкнул и решил не спорить с малявкой, считая, что время их рассудит. Но в разговор влезла Злата и заявила:

— Если твоя мамка трусиха, то не надо по ней всех равнять. Все знают, что её твой батя затюкал.

Девочка наступила на больную мозоль. Старший Федорчук был человеком вспыльчивым, часто колотил жену и сыновей. Всё детство Юры и его младшего брата прошло в страхе: каким явится домой отец — злым или добрым. Этой зимой Юрке, наконец, хватило храбрости и сил дать отпор, и отец теперь остерегался трогать детей. А маму Юра и жалел, и презирал одновременно — она безропотно подчинялась семейному тирану и старательно скрывала от соседей синяки.

— Заткнись, сопля. Не лезь не в своё дело, — процедил парень, — у Насти понтов выше крыши. А сама — пустое место. В искателях таким делать нечего.

— Я тебе докажу. — Топнула ногой Бондаренко, развернулась и побежала в сторону Сельпо.

Сельский магазин стали обходить стороной лет восемь назад. Светлана, продавщица, оказалась из тех, кто не смог смириться с изменениями в мироздании. Целых два года женщина пыталась привыкнуть, но так и не смогла. При любых упоминаниях о Вырае, нечистой силе и конце света впадала в истерику. Стала сторониться людей, запустила дом и огород. Зато ежедневно к восьми утра приходила в магазинчик, слонялась по торговому залу, переписывала ценники и протирала витрины. Проводила внутри целый день, а вечером спешила домой, ни с кем не здороваясь. Односельчане пытались ей помочь, но натыкались за агрессию и угрюмость. А поскольку первые два года для Приречья оказались очень сложными, психологические проблемы работницы Сельпо отошли на задний план. Однажды Светлана закрылась в магазинной подсобке и выпила уксусную кислоту.

Честно говоря, нашли её не сразу. Лишь тогда, когда из магазина в дневное время стали доноситься разговоры с несуществующими поставщиками и покупателями, а по ночам крики, проклятия и стоны.

Призрак Светки очень редко появлялся снаружи, далеко от Сельпо не уходил, но жители Красноселья не рисковали и не совались, куда не надо. Даже установили невысокий плетень вокруг магазина, обозначив нехорошую территорию. Зато у детворы появился способ проявлять удаль — кандидат на звание храбреца пулей подбегал к закрытой на навесной замок двери, стучал и так же шустро убегал. И наслаждался восхищением сверстников до появления нового «экстремала». Правда, ночью такое проделывать не рисковали. Да и за дневную «забаву» можно было получить от взрослых хворостиной по мягкому месту.

— Настён, не надо. — Сделал последнюю попытку образумить сестрицу Костик.

— Поздно. — Решительно настроенная девчонка разглядывала дверь магазина. Та выглядела покосившейся, но крепкой — небольшая деревянная веранда защищала её от дождя и снега. Правда, крыша веранды прогнила, с одной стороны обвалилась, доставая краем почти до земли. Вокруг здания давно разрослась крапива, кое-где, особенно возле крыльца, жгучая трава достигала роста взрослого.

— Настя, если умрёшь, мы обязательно расскажем о твоей храбрости. — Пискнула Злата.

Мирон шикнул на неё, и девочка спряталась за спины старших.

— Итак. Ты подходишь к двери, стучишь три раза, потом возвращаешься сюда. И всё. — Мирон попытался было озвучить стандартные правила, но сестрица перебила:

— Э, нет. Так все делают. Я заберусь на крышу и прыгну.

Димон покрутил пальцем у виска, а Юра вконец разозлился:

— Бабы не только бестолковые, но и дурные. Высоко, ноги переломаешь. Да и крапива везде. Кому ты что докажешь? Если тебя Светка сожрёт, на ком твои родаки злость вымещать будут? А если увидит кто? Из-за твоей блажи мы все огребём.

Димон посопел и тоже высказался:

— Костик, Мирон, вразумите сеструху. Юрка прав.

Братья переглянулись и тяжело вздохнули. Они знали, что Анастасию отговорить от глупости практически невозможно. Но Костя всё же попытался:

— Настя, не дури. Давай, Юрка извинится за то, что говорил про женщин, и на великах пойдём кататься, пока мамка нас не нашла и на огород не отправила.

Федорчук скрестил руки на груди:

— Я не собираюсь за правду извиняться. Если у неё нет мозгов, пусть лезет на крышу.

— Я прыгну. — Настасья сделала шаг вперёд.

— Костян, — тихонько сказал Мирон, — её не остановишь. Надо хоть посмотреть, куда прыгать собралась. А если там мусор какой-нибудь валяется, или железяки торчат? Мамка с батей нам головы открутят.

Костя побледнел, но кивнул. Мальчишеская часть семьи Бондаренко с опаской приблизилась к плетню.

— Стойте! — Настя вдруг представила, что из-за её горячности браться окажутся в лапах привидения и ужаснулась. — Не смейте ходить!

Сестра пронеслась мимо мальчишек словно ветер, и, не обращая внимания на крапиву, как обезьянка, забралась на крышу веранды, а оттуда уже на шифер над самим магазином.