БЕЗ ПРОТИВОРЕЧИЙ - Рэнд Айн - Страница 38
- Предыдущая
- 38/153
- Следующая
После закрытия заседания все быстро разошлись. Никто из присутствовавших не задержался, как обычно, чтобы обсудить происшедшее. Огромный зал моментально опустел. Никто даже не посмотрел в сторону Дэна Конвэя, никто не сказал ему ни слова.
В вестибюле Джеймс Таггарт встретил Орена Бойла. Они не договаривались о встрече, но Таггарт не мог не заметить крупного мужчину, стоявшего, прислонившись к мраморной стене, и узнал Бойла прежде, чем увидел его лицо.
Они подошли друг к другу, и Бойл сказал, улыбаясь уже не так заискивающе, как обычно:
– Я свое дело сделал. Теперь твоя очередь, Джимми.
– Тебе не следовало сюда приходить. Зачем ты пришел? – угрюмо спросил Таггарт.
– Так, ради удовольствия, – ответил Бойл.
Дэн Конвэй сидел в одиночестве среди пустых кресел. Он все еще оставался на своем месте, когда пришла уборщица, чтобы убрать в зале. Когда она окликнула его, он покорно поднялся и побрел к двери. Проходя мимо нее, он пошарил в кармане и протянул ей пятидолларовую купюру, – протянул молчаливо, покорно, не глядя ей в лицо. Казалось, он толком не соображал, что делает. Судя по его поведению, он считал, что находится в таком месте, где приличия требуют оставить перед уходом чаевые.
Дэгни все еще сидела за своим столом, когда дверь с шумом распахнулась и в ее кабинет влетел Таггарт. Никогда раньше он не позволял себе так врываться к ней. Он выглядел очень возбужденным и взволнованным.
Она не видела его с тех пор, кик стало известно о национализации линии Сан-Себастьян.
Он не искал случая обсудить это с ней, и она ничего ему не говорила. Ее правота подтвердилась настолько красноречиво и ярко, что комментарии были излишни. Отчасти чувство такта, отчасти жалость не позволяли ей указать ему, какие выводы следует сделать из происшедшего. А по всей логике он мог сделать только один вывод. Ей рассказали, что он говорил на совете директоров. В ответ Дэгни лишь пожала плечами, презрительно улыбнувшись. Раз уж он столь хладнокровно присвоил себе ее заслуги, то уж теперь-то ради собственной выгоды оставит ее в покое и предоставит ей свободу действий.
– Так, значит, ты считаешь, что никто, кроме тебя, ничего для дороги не делает?
Она изумленно посмотрела на него. Он стоял перед ее столом, дрожа от возбуждения. Его голос перешел почти на хрип, граничащий с воплем:
– Значит, ты считаешь, что я развалил компанию, не так ли? И теперь никто, кроме тебя, не в состоянии спасти нас? Думаешь, у меня нет никаких способов компенсировать наши мексиканские потери?
– Что тебе от меня надо? – медленно спросила она.
– Я хочу сообщить тебе кое-какие новости. Помнишь, несколько месяцев назад я тебе говорил о резолюции «Против хищнической конкуренции»? Тебе тогда эта мысль не понравилась, еще как не понравилась.
– Ну и что?
– Ее утвердили.
– Что утвердили?
– Эту резолюцию. Приняли всего несколько минут назад, на заседании союза. Так вот, через девять месяцев в Колорадо от «Финикс – Дуранго» не останется и следа.
Она вскочила, опрокинув пепельницу, которая разбилась о пол.
– Вот мерзавцы!
Он стоял не двигаясь и улыбался.
Она чувствовала, что дрожит всем телом, дрожит от бессильной ярости. Она понимала, что сейчас полностью беззащитна перед ним и что ему это нравится. Но все это не имело для нее никакого значения. Затем она заметила гнусную улыбку на его лице, и внезапно ее слепая ярость исчезла. Она больше ничего не чувствовала. Она стояла молча, изучая его улыбку с каким-то холодным, бесстрастным любопытством.
Они стояли, глядя друг на друга, и на его лице было такое выражение, словно сейчас впервые в жизни он не боялся ее. Он ликовал. Эта резолюция значила для него что-то куда большее, чем устранение конкурента. Это была победа не над Дэном Конвэем, это была победа над ней. Она не знала почему, но была уверена, что он думает именно так.
У нее промелькнуло в голове, что в лице Таггарта, в том, что заставило его так улыбаться, скрывается какая-то тайна, о которой она даже не подозревала и узнать которую теперь очень важно. Но эта мысль лишь на мгновение мелькнула у нее в голове и исчезла.
Она подбежала к шкафу, рывком открыла дверцу и схватила свое пальто.
– Куда это ты собралась? – В голосе Таггарта прозвучали разочарование и легкая озабоченность.
Она ничего не ответила и выбежала из кабинета.
– Дэн, ты должен бороться. Я помогу тебе. Я сделаю все, что в моих силах.
Дэн Конвэй отрицательно покачал головой.
Он сидел в плохо освещенной комнате, на столе перед ним лежала раскрытая конторская книга с выцветшими страницами. Когда Дэгни вбежала в кабинет, она застала Конвэя в этой позе, и за то время, что она находилась там, он ее так и не изменил. Когда она вошла, он улыбнулся и сказал мягким и каким-то безжизненным голосом:
– Забавно, я так и знал, что ты придешь.
Они не очень хорошо знали друг друга, но встречались несколько раз в Колорадо.
– Нет, – сказал он. – Что толку?
– То есть из-за этой резолюции союза, которую ты подписал? Ее правомочность сомнительна. Это экспроприация. Да ни один суд не подтвердит ее законность, а если Джим попытается прикрыться своим бандитским лозунгом о благосостоянии общества, я сама выйду и поклянусь, что «Таггарт трансконтинентал» никогда одна не справится с грузооборотом в Колорадо. Даже если суд примет решение не в твою пользу, ты можешь подать апелляцию и оспаривать это решение по меньшей мере лет десять.
– Да, – сказал он, – я мог бы это сделать. Не уверен, что выиграл бы, но я бы мог попытаться и протянуть таким образом еще несколько лет, но… Нет, в любом случае я сейчас думаю не о юридической стороне этого дела. Дело не в этом.
– Тогда в чем?
– Дэгни, я не хочу бороться.
Она недоверчиво посмотрела на него. Она была абсолютно уверена, что он еще никогда в жизни не произносил этих слов, а в таком возрасте человеку уже просто не переделать себя.
Дэну Конвэю было под пятьдесят. У него было широкое, бесстрастное лицо упрямо-неподатливого человека, которое куда больше подошло бы машинисту локомотива, чем президенту компании. Это было лицо настоящего бойца. У него была свежая загорелая кожа и начинавшие седеть волосы. В свое время он купил небольшую железную дорогу в Аризоне, дела которой шли из рук вон плохо. Прибыль, которую она приносила, была намного меньше прибыли преуспевающего бакалейного магазина. Он сделал ее лучшей железной дорогой Юго-Запада. Он был неразговорчив, мало читал и никогда не учился в колледже. Все сферы человеческой деятельности, за одним исключением, были ему абсолютно безразличны. Фактически он был начисто лишен того, что люди называют культурой. Но он прекрасно разбирался в железных дорогах.
- Предыдущая
- 38/153
- Следующая