Он, она и три кота (СИ) - Горышина Ольга - Страница 30

— Ты чего завелась? Из-за меня? Из-за Богдана?

— Из-за Шарика! Я чувствую себя дворнягой, которую вышвырнули на улицу из собственного дома!

— Надя, ты хочешь, чтобы я ушел?

Он говорил со мной из-за спины, все еще не отпуская мне руки. Хотя у меня уже руки опустились — ничего не хотелось делать, ничего не получалось решать, даже на ругань не осталось сил и желания.

— Да! В душ! Идите вы все в баню! Вот честное слово… Достали!

И я вернулась к розам. Схватила телефон и написала идиоту, что жду его завтра в том самом кафе за тем же самым столиком, за которым он не дождался мою дочь. Я его точно дождусь, чтобы фэйс-об-тэйбл дать!

— Ну, пока папа в душе, может, скажешь мне что-нибудь? — ввалилась я к дочери в комнату без стука, когда она, мокрая, еще не разобрала диван.

Не хотела кота тревожить. Это на мать ей плевать!

— Что именно?

— Про кафе. С папой это прокатило. Со мной — нет. Интересно, как можно не узнать парня, с которым ты спала?

Оливия выпрямилась.

— Мам, я тебе камасутру на день рождения подарю. Вот все и узнаешь. И заодно папу порадуешь!

— Не смей мне хамить!

Она сжала губы, но лишь на миг.

— Я не хамлю. Ты можешь фантазию проявить? Это был маскарад. Все были в масках. Мам, и никто не снимал костюмов. Картинка нарисовалась? Или фантазия у папы только с тетей Юлей работает, а с тобой он дальше миссионерской позы не ушел? Поэтому ты не смогла нормально сына ему родить?

— Это не твое дело!

— Вы опять орете?

Не знаю, чем Лешка распахнул дверь: плечом, ногой — плевать. Главное, что в руке у него было полотенце, которым он сушил мокрые волосы.

— Мы разговариваем. Как в нашей Думе! И решить ничего не можем…

— По поводу этого Сергея? — Лешка привалился к дверному косяку и опустил руку с оружием, не пустив его в ход. — Что тут решать? Нахрен он тебе сдался? Насколько чмо был твой Саша… Ну это-то вообще что такое…

— Что? — выплюнула Оливия в сторону отца. — Он вообще-то кто. Он человек… Только справка о зарплате человека человеком в твоих глазах делает, что ли?

Лешка сжал полотенце в кулак и встал в позу дискобола.

— Умение решать вопросы, вот что делает мужика мужиком. А кто-то даже с квартирой решить не может.

— Саша завтра съедет! — плюнула Оливия ему под ноги. — И я тоже. Доволен?

В ответ Лешка швырнул полотенце — мне, и я его поймала.

— Повесь сушиться, куда надо, — и повернулся к дочери. — Я могу тебя даже уволить завтра без отработки. Будешь довольна?

— Увольняй! И дверь закрой с другой стороны! И мать не забудь забрать!

Лешка вытащил меня в коридор вместе с полотенцем и закрыл дверь. Нет, захлопнул, чуть не сняв с петель. Поговорили. По-семейному!

— Надя, можно тебя обнять?

Еще не договорив просьбу, Лешка переместился на мою половину кровати. Но я и не думала сопротивляться: мы пролежали без сна, кажется, целый час. Может, конечно, прошло всего пять минут, но я успела почувствовать себя одной в целой Вселенной.

— Сказала же, не надо мешать все в кучу. Ну зачем ты сказал все сегодня? — прошептала я, почувствовав его руки под грудью, а нос у меня между лопаток.

— Тогда бы я спал на диване и не обнял тебя…

— А цена объятию — дочь? Так, что ли?

— Цена объятиям всегда очень высока, — пробубнил Лешка мне в спину и поднялся губами к шее. — Надя, можно тебя?

Я развернулась, чтобы дать ему — между глаз за то, что у него между ног.

— У тебя вообще мозги не работают? — прошипела я тише котов, которые окопались в гостиной на диване.

— Сейчас нет. Не видишь, что ли?

И он довел мою руку до паха и весь сжался, ожидая от меня то ли радости, то ли боли… Или это одно и то же? В нашем возрасте…

— Мы только что разрушили последнее, что было у нас общего — отношения с дочерью, а ты думаешь о сексе.

— А я всегда думаю о сексе, когда ты рядом, — усмехнулся засранец и разжал мои пальцы, которые я сжала в кулак в воздухе, а не там, куда он их вел. — Надя, давай решать вопросы по поступлению… Один нерешенный стоит сейчас на повестке дня… ночи… Ну, не жди, когда он повиснет на тебе неподъемным грузом… Надя, освободи мне мозги, пожалуйста… Они мне завтра понадобятся.

— А смысл? — я все же взяла в руки то, что мне настойчиво в них впихивали. — Ты все равно мозгами не пользуешься, когда встает вопрос о семье…

Он откинулся на подушку со стоном, и я поняла, что говорить с ним о чем-нибудь сейчас бесполезно, и нырнула с головой под одеяло, но Лешка тут же поймал меня за волосы.

— А по-нормальному никак у нас не получится? — услышала я его сдавленных хрип, но осталась в спасительной темноте.

— Сейчас и этого не получишь…

И он замолчал — насколько мог, насколько мои пальцы и губы позволяли ему хранить молчание… Лучше бы я ему скотчем рот перед ужином заклеила… Все бизнесмены такие дебилы по жизни или это мне так повезло?

— Спасибо, Надя, — поймал он мои волосы уже на подушке. — Мне действительно значительно легче. Природа, мать ее… Почему мы, мужики, так неправильно устроены?

— Не знаю… И знать не хочу. Хочу спать. Не трогай меня… Я привыкла спать одна.

— Извини, — прохрипел Лешка обиженно и уполз на свою подушку.

Свою? Его подушки здесь нет. Есть просто вторая. Пустая. Иногда… Господи, что эта вторая сволочь скажет мне завтра, что? У меня уже не осталось сил ни на что…

— Надя, ты плачешь?

Лешка резко развернул меня к себе, и я уткнулась ему в грудь. Большая ладонь прижала мне волосы на макушке, но не стала их гладить. Я замерла в надежде перестать всхлипывать.

— Утро вечера мудренее.

— Уже ночь, — буркнула я в ответ на дурацкое замечание.

— Тем более. Утро ближе. И рассвет уже все заметнее, так, пожалуйста, будь добра… Какой там текст дальше? — хмыкнул он мне в щеку. — Не вспомнишь?

— Дурацкий…

— Ну вот и спи, моя самая дурацкая жена. Если нет решения проблемы, жди, когда само рассосется. Оно само рассасывается очень часто… Главное, дров не наломать раньше времени.

— Ты, думаешь, еще не наломал? С Оливкой?

— Нет. Как там у нас было? Иногда шаг вперед — это следствия хорошего пинка сзади. Может, теперь она повзрослеет. Ну, когда возьмет на себя хоть какую-то ответственность, а то так и будет…

Он замолчал, хотя я догадалось, что шло дальше по смыслу: «папиной дочкой». Он не зря промолчал. Понимает, что дочка не папина. Под крылышком у папы ей просто было тепло и сытно. Как и мне. Но я… Я тоже не жена дочкиного папы. Не жена… Любовница. Постоянная.

— Надюша, спи, — он так стиснул меня со спины, что думала, точно лишусь пары ребер. — Все будет хорошо… Вот мне уже хорошо. Знаешь, как долго я мечтал, вот так вот уснуть?

— Долго, — буркнула я, уткнувшись носом в подушку. — Тринадцать лет.

— Дольше, — хмыкнул Лешка мне в спину. — Ты начала отползать от меня во сне намного раньше…

— Я не отползала. Мне просто хотелось спать одной.

— А мне с тобой. Чувствуешь разницу?

— Да, чувствую… Восемьдесят килограмм мышечного веса.

— Ты мне льстишь. Восемьдесят пять. Было, пару месяцев назад. Сейчас с нервами, может, уже все девяносто вешу. Но ты меня завтраком все равно накорми…

— Тебя Юля накормит, когда переодеваться поедешь.

Он замолчал. Напрягся. Я тоже.

— Никуда я не поеду. У меня в офисе есть сменка. Пусть думают, что их босс еще ничего. Может и вне дома ночевать.

— Пусть думают…

Пусть… Главное, чтобы правды не знали. Чтобы ее никто не знал.

— Который час?! — подскочила я в кровати. Пустой. Каким-то местом (и явно не ухом) почувствовав приближение Лешки. — Оливка встала?

— Она уже ушла, — склонился он к моему уху или все же к щеке, со словами или скорее с поцелуем. — С котом.

Я толкнула его, но он не упал — заранее крепко уперся кулаками в матрас.