Тревожный Саббат (СИ) - Воронина Алина - Страница 9

— Ты с ума сошла? — неодобрительно сказал Еретик. — Оденься.

— Не могу, сил нет.

— У тебя что-то случилось?

— Да, тринадцать лет назад.

— Хватит уже это вспоминать!

Ким неохотно встала.

— Прикройся, прошу тебя! — умоляюще сказал Еретик. — Я же тоже человек. И мужчина.

— Ладно, прости, — смутилась Ким и бросилась в ванную.

Вышла она дрожащая и грустная. Еретик решил проявить заботу и сделал ей бутерброд с чаем. Затем переспросил:

— Так что у тебя случилось?

— Да все как обычно. Хотя нет, — вздохнула Ким. — Раньше мой начальник Александр меня просто презирал. За дело, не спорю. Но сейчас он стал агрессивным, цепляется к каждой мелочи. А на тренировках Чайна преувеличенно милый, Ингрид злая, как цепной пес, а Асмодей… Асмодей — это вещь в себе, шкатулка с секретом.

— Может быть, Александр просто долго копил злость и теперь выливает ее на тебя? Или с Цеськой у них какое-то непонимание? — предположил Еретик. — А ребята тебя еще плохо знают, потому немного настороженные.

— Я боюсь, — тихо сказала Ким. — Того, что происходит. И еще больше другого. Что рано или поздно фаерщики поймут, какая я на самом деле.

— Ты не такой уж плохой человек, а ребята — не ангелы в белом пальто, — прервал ее Еретик. — И злая ты только потому, что очень несчастная.

Ким благодарно улыбнулась. Затем легла в постель и выпила снотворного, надеясь быстрее уснуть. И у нее получилось. Но уже через час девушка проснулась. Она почувствовала на себе чей-то липкий взгляд. Еще в полусне Ким оглядела комнату. Все то же самое: аскетическая обстановка. Стол, стул, шкаф, кровать, несколько полок с книгами, ловец снов. Ким перевела взгляд и уже собиралась снова уснуть, как вдруг увидела…свисающие с потолка длинные черные волосы. Несколько секунд девушка тупо глядела на них, затем начала кричать.

— Что случилось? Грабитель? — в комнату тотчас вбежал Еретик.

— Волосы на потолке, — Ким задыхалась.

Женя включил свет, затем открыл дверцу шкафа и заглянул под кровать.

— Здесь никого нет, — констатировал он, — Всего лишь плохой сон. Тебе привиделся человек?

— Я не спала, — пробормотала Ким. — И видела черные длинные волосы, свисающие с потолка.

— Ты смотрела на ночь фильм «Звонок»? — усмехнулся Еретик. — Здесь нет никаких волос. Но если ты боишься, идем ко мне спать. Ляжешь на диванчик.

— Я видела их. И вовсе не спала.

— Ты пила снотворное? Это побочный эффект, — устало сказал Еретик. — Идем спать. Нам завтра обоим рано вставать.

— Я лягу с тобой в кровать, можно? Мне очень страшно, — тихо попросила Ким.

— Ты же знаешь, я не смогу… Не смогу удержаться.

— Знаю, прости, но… Ладно, лягу на диване, — убито сказала Ким. — Спасибо тебе, друг!

— За что это?

— За человечность спасибо.

Несмотря на все потрясения, Ким заснула моментально. И приснился ей странный сон. Она снова видела себя девочкой, ученицей цирковой школы, которая выступала на своем отчетном концерте. Мама и бабушка сидели в зале и весело улыбались. А Ким шла по канату, вращая огненные обручи. Совсем не страшно, она делала эту тысячу раз, да и канат подвешен не высоко. Девочка смеется, огонь покоряется ей. Обручи быстро вращаются в маленьких руках в кожаных перчатках. Но вдруг среди зрителей она видит мертвую девушку с черными волосами, похожими на змей. Та зловеще смотрит на нее и повторяет страшные слова. И Ким роняет горящие обручи и бессильно прыгает с каната. В зале начинается пожар. Ким задыхается от дыма, в клубах которого видит страшное и очень грустное женское лицо.

Фамильное гнездо Асмодея располагалось в старом районе, где памятники архитектуры XVIII века соседствовали с убогими домишками пятидесятых годов XX века. Хотя он находился в двух шагах от центра, воздух был очень чистым, а по деревянным мосткам бродили куры и даже козы.

Дом, стоявший на холме, превзошел все ожидания девушки. Сложно было представить более нелепое и вычурное сооружение. Три каменных крыла, выкрашенные в зеленый цвет, две башни с круглыми окнами, один деревянный пристрой.

«Наверное, архитектор был шизофреником, — улыбнулся Заратустра. — «Кстати, кирпичная часть появилась только во второй половине XX века. А еще в доме есть ротонда, что весьма необычно для такого строения».

Довольно большую площадь занимал запущенный сад с сохранившимися мраморными скульптурами.

— Остатки роскоши былой, — прокомментировал Чайна.

— Сентиментальщина, — скривился Асмодей. — А вот дом мне нравится. Построили в середине XIX века, а в начале XX мой прадед привел здание в нынешний вид. Ротонда — его рук дело.

— Наверное, это был необычный человек, — предположила Ким.

— Да, ницшеанец и философ. Видите северную башню? С нее прадед вел метеорологические исследования. А еще у него был собственный кружок, состоявший из искателей смысла жизни. Так называемого Шаолиня.

— Чего-чего? Китайского монастыря? — удивился Чайна.

— Нет, это некое мифическое место, где каждый находит свое счастье. Типа Шамбалы или Китеж-града.

— Я знаю, что такое Шаолинь, слышала от отца, — кивнула Ким.

— Некоторые считают, что это место находится во Вьетнаме, — продолжил Заратустра. — Другие — что у каждого человека свой Шаолинь. И они ближе всего к истине. Я знаю одну девушку сногсшибательной красоты. И большую умницу. Она тоже искала Шаолинь.

— И нашла?

— Нет. Но была близка к нему.

Ким не понравилось выражение лица Асмодея. Она ощутила смутное недовольство и даже зарождавшуюся ревность.

— А кто сейчас живет в доме? — спросила девушка.

— Никто. Он старый, требует ремонта и солидных вложений. Раньше здесь проживала моя прабабушка, но она умерла несколько лет назад. Я наезжаю время от времени, навожу порядок, зимой протапливаю камин. Люблю побыть один, выпить чашечку кофе, полистать старый фотоальбом. Знаешь, сталкер во мне родом из этого дома, — сказал Асмодей.

Ким улыбнулась открыто, радостно, так, как не улыбалась никому:

— А мне покажешь?

— Покажу, если интересно. А впрочем, я заболтался. Проходите, располагайтесь. Сейчас я поставлю чайник.

Изнутри дом выглядел еще более несуразно. Антикварная мебель XIX века соседствовала с советской 60-х годов, а современный камин с гарнитуром времен Перестройки. На стене большой комнаты, куда привел гостей Заратустра, было нарисовано родовое древо с фотографиями предков.

Девушка уютно расположилась в кресле, поджав под себя ноги.

— Выпей пуэра. Это очень полезный для здоровья чай, который хранится в земляных хранилищах, — Заратустра протянул Ким фарфоровую чашечку, нечаянно коснувшись ее руки.

Фаерщица негромко вскрикнула и уронила чашку.

Лицо Асмодея мгновенно изменилось:

— Так, хватит заговаривать зубы. Ты должна рассказать мне все. О себе, о том, что связывает вас с Ингрид, о том, почему боишься прикосновений и почему так хочешь огня. У этого дома страшное запутанное прошлое. Он — живой, и ты действуешь ему на нервы.

— Прости, мне очень жаль, — потупилась Ким. — Это была дорогая чашка?

— Фарфор, — неожиданно улыбнулся Заратустра, вытирая лужу. — А ты похожа на Инея. Не внешне. А чем-то неуловимым в глазах. Как будто ты хранишь жуткую тайну.

— Я расскажу о себе все, — пообещала Ким.

— Мы надеемся на твою откровенность. Предельную откровенность, — сказал Заратустра, поставив перед девушкой новую чашку.

— Я задам первый вопрос, — вмешался Чайна. — Ты действительно равнодушна к отношениям между мужчиной и женщиной?

— Да, меня не интересует плотская сторона отношений, если ты об этом. А если о любви, то я в нее не верю. Считаю глупостью и… мифом. Людям надо во что-то верить, чтобы было ради чего жить. В любовь или Шаолинь — не важно.

— Ладно, оставим вопрос о духовном, вернемся к плотскому. Ты ненавидишь прикосновения, или это не более чем притворство?