Свидетель канона (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич - Страница 87

Да, но ведь Макие появилась в их жизни именно тогда и именно потому, что однажды два корабля Тумана рискнули напасть на Йокосуку…

– Ну ладно, ты сам напросился. Сейчас возьму болид у Тоне, два часа по баллистической, и к салюту я у вас. Дрожи, я иду учить тебя смеяться.

Но раньше Корабельщика засмеялись глядевшие на него Такао и Симакадзе.

– Такао и Симакадзе ничуть не изменились…

Посол кивнул на экран. Журналист покосился, стараясь не отвлечься и не растерять настрой на интервью.

Сам Ермолов постарел сильно. Высох, исхудал в черенок лопаты, лишь глаза остались яркие, живые, бескомпромиссные: "Смирись, Кавказ! Идет Ермолов!" Первый посол в Республике Русалок не впал в старческий маразм, не спился и не озлобился на белый свет. Поэтому журналисты бегали к нему до сих пор. Едкий старикан мог сделать колонку, даже подвал номера одним глубоким замечанием или острым вопросом.

Вот и сейчас журналист интересовался:

– Мы стоим на пороге новой войны. Войны за бессмертие! На последней чрезвычайной сессии ООН люди обсуждали контрмеры…

Ермолов хмыкнул, не снисходя до ответа. Ярко-зеленый здоровенный попугай, сидящий на жердочке, без клетки, посмотрел на журналиста вполне осмысленно и даже с укоризной. Журналист на взгляд не ответил, потому что читал из планшета следующий вопрос:

– А как вы относитесь к движению индепендентов? Могут ли люди обойтись без технологий Тумана?

– Без технологий Тумана я бы помер еще лет восемь назад. Хреновый из меня индепендент.

– Понятно. А как вы полагаете, радикальному крылу индепендентов удастся выполнить программу-максимум?

– И что у них теперь в максимуме?

– Нелюди в космос, планету натуралам, все такое.

– Кур-р-рва, Гер-ральт, натур-рал! – Попугай перекрутился на насесте, переступил и моргнул. Ермолов пожал плечами, выключил трансляцию с набережной Севастополя. Поглядел за окно. Тополиный пух, жара, июль… Вот же привязалась песенка, мода, чтоб ее…

Повернулся к журналисту:

– Мое любимое сравнение – охотник из палеолита, попавший в Геную или там Венецию пятнадцатого века. В четырнадцатом чума, там неинтересно.

– Курва! Кур-рва! Сахар-рок! – расхохотался попугай.

Журналист покосился на птицу. Старик подошел к бару, вытащил бутылку "Боржоми":

– Вина мне уже нельзя, а ведь какие мои годы. Вот, и куда нам автаркия, глупость! Человек для будущего приспособлен плохо. Даже Стругацкие еще черт знает когда придумали процедуру фукамизации. Улучшения организма. Защита от болезней, устойчивость к радиации, и так далее… Так вот… – гостю Ермолов налил в хрусталь, а себе в старый, видимо, любимый, стакан белого металла.

– Так вот, попал наш охотник Грым Большое Ухо в Геную. Ладно там техника, корабли, доспехи, блоки, лебедки и все такое. Удивительно? Да, удивительно. Но все же рычаги…

– Кур-рва, кур-рва, Ар-рхимед! Пер-ревер-рнуть Тер-ру!

– … Лодки, одежду, дома люди знали с древнейших времен. А вот сама идея государства, писаного закона. Письменности, которая необходима для того же суда, для торговли, Пирамида власти, принципы наследования…

– Кур-рва, пир-рамида, фар-раон!

Журналист отпил глоток и подтолкнул:

– Вроде что-то знакомое, есть же в племени вождь и шаман.

– Только племя больше трехсот человек распадается, число Данбара двести пятьдесят, мне каждый месяц непризнанные гении с важным видом намекают: неспроста оно однобайтовое!

– Пожалуй, наш Грым сильно удивится.

Ермолов тоже отпил минералки и поставил стакан увесисто, внушительно, как печать на расстрельный список.

– Мы как тот охотник, всегда стоим на пороге нового. Нового "чего-нибудь". Войны, кризиса. Вся фантастика пытается увидеть в будущем нечто, чего раньше не существовало. С годами великие озарения превращаются в сборник забавных технических курьезов. А уж когда читаешь, как, по мысли великих древних, это следовало выполнить на практике…

Отпихнув попугая, щелкнувшего большим клювом у самого уха, журналист проворчал:

– Банальность!

– Я уже старик. Мне можно.

– Да! Вы, как ветеран столкнулись с вопросом еще при зарождении Республики Русалок.

– Кур-ва! Кур-рва! Не стр-реляйте, мы р-республиканцы!

Ермолов улыбнулся неприятно:

– «Демократия – это не когда делаешь то, что нравится народу. Демократия – это когда делаешь то, что нужно для народа». Подразумевается, что говорящий лучше народа знает, чего ему, народу, нужно.

– Сталин, да?

– С резьбой елда! – захихикал старик. – Падме Амидала, восьмой… Или девятый эпизод "Звездных войн". Правнуки смотрят, я так, мимо проходил, случайно услыхал, поразился.

– Кур-рва! Кр-ровавый тир-ран! Дер-рьмокр-рад!

– Мы выходим на определения. Что такое демократия и свобода слова, в вашем понимании?

Старик постучал пальцем по столу. Сейчас же попугай слетел и заинтересованно поглядел на руки:

– Кур-рва! Кор-рмилец, дай пожр-рать!

– Вот самая правильная свобода слова, – без тени усмешки сказал Ермолов, высыпая корм в лоток. – Попугаю разрешается говорить все в любое время суток. Зато думать птица не умеет и говорит лишь то, чему я научил.

Журналист удовлетворенно кивнул: вот из этого можно сделать… Не статью, так приличный блог в ленту. Повернул планшет камерой к столу:

– Кстати, стакан у вас красивый.

Ермолов сперва улыбнулся, а потом помрачнел:

– Подарок дедушки, он тоже дипломат. Еще с Громыко…

Гость опять отстранил попугая, на сей раз примеривающегося к пальцам:

– Стакан – оружие героев?

– Дипломат роет могилу ножом и вилкой. А это, выходит, уже семейная реликвия, наш родовой, хе-хе, меч. Дед все обещал рассказать, откуда взял, да так и не успел.

Ермолов помолчал; промолчал и попугай: он сосредоточено клевал гранулы из кормушки.

– Дед умер от инфаркта, когда солнцевские взорвали машину отца. Вот, память.

Старик щелкнул ногтем по краю посудины, та отозвалась неожиданно густым, "колокольным" тоном.

Стакан серебряный, толстые стенки, выпуклый литой рельеф, доведенный чеканкой. Стиль рисунка литовско-татарский: важно шествующие звери степного начертания попирают мощными лапами классический балтский орнамент, прорастающий по всему свободному полю.

(c) КоТ

Гомель

Первый день весны – середина лета 2020