Свидетель канона (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич - Страница 59

– Безликий "узел" или "корабль" вот-вот превратится в какую-то новенькую… Тяжеленькую, судя по мощности. Как-то само собой превратилось из "он" в "она".

– Ну ладно, а вот эта полоса – трек прибытия?

– Получается, она проявлялась в реальности, словно бы челнок тормозил об атмосферу. С огненным следом. Там прокол, тут попаданец, тут смешение миров, тут лохмотья реальности треплет, как жесть на ветру. А мы-то сперва думали, что изменений почти нет.

– Ничего подобного, Риц. Вот именно мы сразу подумали, что тут все сложно.

– Да, но чтобы настолько… По теории, ровно столько энергии, ни больше, ни меньше, может выделиться лишь при единственной реакции – тахионной.

– Которая даже в теории полная дичь.

– Простите, но строить гипотезу на единственной цифре от единственного эффекта – это судить обо всех метеоритах по единственному кратеру, возникшему сто миллионов лет назад и успевшему оплыть.

– Устами младенца…

– Рицко-сама, я, в отличие от вас, натуральный туманник, а не аугмент! Уж кто тут младенец, не я точно.

– Кстати, не младенец, ты-то чего примчалась от Австралии сюда, почти к островам Бонин?

– Ну… – аватара Пенсаколы огладила семимесячное брюшко. – Из-за моего состояния постоянно хочется что-нибудь особенное сожрать…

– А Джеймс, олень, потакает? Придется ему объяснить, почем на Руси теща…

– Его родня то пирог пришлет, а то строганину… Вкусно же!

– Так ты за рецептом?

– Только не выписывай мне "какие-то таблетки", уже не смешно.

– Хорошо, – согласилась Акаги, – тогда уголь.

– Активированный?

– Каменный, – буркнула Владилена. – Полтора вагона два раза в день. Иначе же тебя хрен угомонишь.

– До еды или после? – ужасно деловитым голосом уточнила Пенсакола.

– Вместо!

– Фу, химия… Не фэн-шуй!

– В таком случае… Существует органическое средство, – Рицко полностью загрузила и мозг, и внешние вычислители, так что говорила с чуть заметной тягучестью.

– Слушаю внимательно.

– Дрова. Колоть. Внутритопочно. Чтобы температура не падала ниже плюс четырех.

– Температура в объеме чего?

– Что лечишь, в том и не падала…

И все трое радостно засмеялись.

Солнце яркое, небо синее, океан Тихий, а не как обычно, когда от Берингова пролива циклон за циклоном. Местные Глубинные, худо-бедно, угомонились. Ну, когда их повелительница беременна двойней, милитаризм как-то сам собой приостанавливается. Война войной, а жизнь по расписанию.

Правда, в Индийском океане тамошние стаи почуяли слабину и вот уже почти дозрели до налетов. Но куда им… Английский флот из "Рипалса" и "Принца Уэльского" с кораблями обеспечения третьего дня отплыл к Мальдивам. Японский Второй Флот в этот раз выступал на одной с ними стороне, так что добавил пару эскадр эсминцев…

Акаги встала на якорь и принялась разматывать следы нового квантового узла, и тут же заваливать подругу гипотезами – плевать, что та половину не понимала, Акаги требовалось просто внимание и порой несколько вопросов. А что подругу завернула проведать Пенсакола, так это уже само собой.

– Вот интересно, есть у нас исключительно наши шутки? Или все они стянуты у людей?

– Есть. Идет Инга мимо Радфорд.

– А в чем шутка?

– Ну как же: Инга, и вдруг мимо. Мимо! Мимо, понимаешь?

– Так это цельнотянутый анекдот: идет ирландец мимо паба.

– Блин! Что мы все на людей киваем! Конго права – клали мы суперпушку на их супердержавы, это я еще когда говорила! Ото-химэ я, или как?

– А знаешь, царица морская, почему викинги не завоевали Европу?

– Откуда мне… Мама…

– У Европы имелась культура. Те самые наивные песенки, глупые ленточки, бесполезные скоромохи, шуты и всякое такое. И даже страшные коварные викинги гребли себе добро именно, чтобы дома наряжаться в красные плащи и дарить женам эти самые глупые ленточки.

– Мама! Ты хочешь сказать, я проиграла из-за отсутствия каких-то ленточек???

– Я хочу сказать, что наша культура только формируется. И вполне закономерно, происходит это под сильным давлением уже существующей рядом человеческой культуры.

– Но наш разум отличается!

– Не в главном. Любой разум есть что?

– Кошмар, мешающий людям спать, я помню, Рицко-сама.

– Это Рицко говорила про жизнь.

– Тогда что?

– Любой разум есть приспособление для обработки информации из внешнего мира, и не какой попало обработки, а нацеленной на выживание системы. Если задача выживания решена, то на процветание. Число же нейронов, щупальцев или квантовых ядер тут не важно.

– Но Туманный Флот создан искусственно, а для созданного разума судорожные попытки выжить и соответствующая им эволюция – совсем необязательны. Не только люди, мы сами уже сошлись в том, что созданы для определенной цели. Цель записана в Адмиралтейском Коде.

– Которого мы не знаем. Так что даже со смыслом жизни у нас все, как у людей. Где-то он есть, но никто вживую не видел и руками не трогал.

Голограмма Симакадзе вспыхнула над палубой разорвавшейся гранатой:

– Акаги – второй экспедиционной эскадре!

– Акаги в канале. Почему голосом?

– Уровень эмоций превышает норму.

– Причина?

– Рицко-сама, мы его нашли!

– Нашли, значит?

Мадагаскарская Стая никогда не собирала больше семи тысяч голов. Даже в набег на атоллы, где можно нажраться от пуза хоть органики, хоть неорганики, ходили три четверти стаи, не больше. Каждый четвертый предпочел дезертировать и сидеть под кустом на голодном пайке, только чтобы не рисковать.

… - Сестре докладывали?

– Да, конечно. Прибывает уже скоро.

Атоллы в океане уязвимы со всех сторон, и именно поэтому люди держатся за них зубами, не считаясь ни с потерями, ни с расходами. Вопрос политики. Если ты можешь оборонять атоллы, не считаясь с налетами Глубинных – ты держава. Не можешь – брысь под лавку. Шельфовую нефть, биомассу и донные месторождения без тебя поделим.

– … Боекомплект?

– По десятку на ствол, у гвардейцев по два-три десятка…

Каждый атолл обходится диким Глубинным очень дорого. Но, если налет удачен, в стае уже никто не голодает. Мертвым без разницы, а выжившие жрут от пуза. Два-три месяца.

Потом… Потом следующий атолл. Редкий Глубинный переживает больше трех штурмов, но с потомством проблем нет. Оно сгущается из черной взвеси взамен убитых. Единственное, что в самом деле теряется – опыт и характер, все то неуловимое, до сих пор не описанное земной наукой, что зовется "личность".

Подошла сестра – некогда крейсер Тумана, потом пленница Ото-химэ, повязанная кровью своих, взятая в полную власть морской царицы. Потом беглая от Ото-химэ, выбравшая хотя бы такую – но, наконец-то, свободу. А сейчас вторая предводительница Стаи Мадагаскара… У Глубинных нет имен и названий, им ни к чему география. Невелика разница, где акул рвать или цедить сквозь решето планктон. Все имена принесли Взятые, все сложности принесли Взятые, но и добычу тоже приносят Взятые, и потому Стая Мадагаскара им подчиняется. С ворчанием и через пень-колоду, но хоть как-то.

Две огромные живые раковины сблизились на вытянутую руку, и обитательницы их заговорили друг с дружкой голосом.

– Что, сестра?

– Что-что, заметили нас. Готовятся. Мои там прячутся по мангровым зарослям, наблюдают эвакуацию.

– Так твои, получается, могут за корректировщика сработать? Накроем форты в двадцать стволов, потом займем, что останется.

– Снаряды все размолотят и перемешают. Опять фильтровать воду, просеивать песок в поисках съедобной крошки?

Вторая Взятая оглядела белый от солнечного жара небосклон, поморщилась от бликов.

– Помнишь, мы десятки тысяч собирали на один штурм? И то, считалось, пятнадцать-двадцать тысяч средненькая такая стая, а крепкая сорок-пятьдесят…

– Здесь другой океан. И потом, взвесь меняется все же. Глубинных с каждым годом все меньше.