Н-9 (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов" - Страница 35

— Когда?

— По древней инфе, это произошло в годы, когда человечество начало тратить весь годовой запас возобновляемых мировых ресурсов за первые два месяца каждого нового года. Понимаешь? Мы сжирали годовой лимит всего за два месяца. Так вот… цифры -0.9 примерно это и означают. Мы снова встали на путь катастрофы.

На этот раз ее тонкая изящная лапка сцапала стопку самогона. Влив в себя огненное пойло, она блаженно улыбнулась:

— Классное средство от икоты и дерьмового настроения. Оди… ты любишь тратить время с максимальной продуктивностью?

— Что ты хочешь?

— Хочешь прокатиться? Ты, я, можешь взять пяток своих бойцов, если хочешь для них развлекухи. Я прихвачу унылых рыцарей. А с тебя в оплату попрошу удобные штаны, не вонючие ботинки, пару теплых носков и бутылку этого самогона. Реально?

— Куда именно?

— Тут недалеко. В место, где образованные интеллигентные люди получают знания о прошлых эпохах…

— Рваная книга в сортире?

— Ну почти. Один из заброшенных прибрежных музеев. Этот — почти заброшен. Есть там пара чудиков, которых я подкармливаю и защищаю. О… надо бы для них посылку вкусненького собрать. И чего-нибудь из одежды… найдется?

— Сколько их?

— Пятеро нескладных доходяг умников.

— Поездка того будет стоить?

— Тебе пора получить хотя бы часть ответов.

— А тебе что с того?

— Вот тогда и озвучу — после экскурсии — улыбнулась Диля.

— Через полчаса буду готов — кивнул я, вставая и направляясь к застывшему неподалеку от рыцарей мрачному Каппе.

— Я пока подремлю — зевнула молодая старушка и завалилась на ящик, подложив под голову приклад разобранного дробовика — Запах масла, пороха, крови и дерьма… убаюкивает…

Не знаю как другие гоблины, а когда я слышу слово «музей», мой мозг выдает картинку некоего монументального здания — с колоннами там, широкими ступенями идущими к входу, обилием блестящих стекол, высоченной крышей и суровым швейцаром у дверей в чьих глазах легко читается ласковое «пошел нахер, пацан». Еще я сразу вижу уставленную искусственными деревьями площадь перед музеем, сотни жирных голубей жрущих даровый стерилизующий корм, слышу тревожные крики с удобных скамеек — пацан! Не жри эту голубиную хрень, дебил! Эй! Чей ребенок?! Куда смотрит мать?! И мне навстречу быстро несется вымытая мостовая, над головой посверкивает защитный купол накрывающий центр старого города… я убегаю от толком не пытающихся догнать меня копов.

Да…

Именно это я мысленно вижу, когда слышу слово «музей».

А еще я помню, что это был мой последний день в большом городе… Меня тогда все же поймали. Бросили в клетку с такими же зверенышами как я — клетку без решеток, но с крепко запертыми дверьми, холодно поблескивающими глазками камер наблюдения и дерьмовой регулярной жрачкой, что на вкус была хуже голубиного корма. Потом что-то вроде спешной сортировки… и вот я уже в брюхе условно пассажирского дрона несусь над сине-серыми пенными волнами, направляясь к высящейся вдалеке громаде старой океанической жилой башне, чьи нижние этажи давно уже затоплены поднявшимся уровням моря…

Тряхнув головой, я зевнул, поежился и принял бутылку с компотом от Каппы.

— Ты понимаешь, что это у вас какое-то массовое психическое отклонение? — поинтересовалась сидящая в удобном кресле эльфийка — Я про компот. Это же не нормально! Все твои гоблины каждый день его литрами хлещут. А сегодня я видела, как многие из твоих бойцов растворяют в сладком компоте солевые, витаминные и энергетические таблетки, после чего этой бурого цвета бурдой запивают протеиновые батончики или котлеты…

— Скоро еще до музея? — еще шире зевнул я, возвращая наполовину опустевшую бутылку.

— Он прямо под нами.

— Да?

Я ткнулся сонной харей в обзорное окно и увидел проплывающие под нами мелкие островки.

Мы вернулись к кольцу океана и, резко замедлившись, медленно удалялись от берега, пролетая над тянущимися аккуратной цепочкой застроенными островками. Раньше все эти вытянутые клочки суши были соединены ныне разрушенными мостами. Отойдя от берега километра на полтора, линия островков поворачивала, дальше шла параллельно берегу и наконец снова сворачивала к нему. В итоге образовалась длинная дуга с ныне разорванными мостами и большой защищенной от штормов лагуной. В центре этой бухты торчал еще один островок украшенный какой-то скорбной мужской фигурой отвернувшейся от берега и глядящей в океан.

— Это он — произнесла эльфийка — Высший.

— Все высшие.

— Ты не понял. Это самый первый Высший. Создатель этого мира.

— Создатель этого мира — кивнул я, глядя на странноватый памятник.

Обычно таких личностей если не на коне, то хотя бы в плаще там, ну или с прижатой к груди ладонью воплощают в камне. Разве нет? Этот же… растянутая майка не скрывает сухощавого жилистого телосложения, лицо частично скрыто тяжелой маской, от которой идут провода к висящему за спиной плоскому ранцу с раскрытыми лепестками солнечных батарей, ладони скрыты перчатками, в правой руке ведро, а в левой банальная мотыга. Так себе Создатель… больше похож на усталого от нескончаемых тягот фермера, глядящего на сдохшую животину.

Несущая нас машина чуть повернула, и я увидел его лицо чуть ближе.

Внутри что-то шелохнулось…

Я прищурился, подался вперед, вглядываясь в не скрытую маской нижнюю часть лица. Превосходно переданная скульптором и доработанная до шедевральности дождями и ветром щетина, обычный подбородок и рот… вот его рот и привлек меня внимания. Эти жесткие складки у рта, чуть опущенные уголки плотно сжатых губ… этот человек действительно выглядел разочарованным. Причем разочарованным сразу во всем и вся. И да — чем-то он мне знаком.

Откинувшись обратно на спинку кресло, я взглянул на смотрящую на меня эльфийку:

— Что?

— Да так — пожала она плечами — Ожидала какого-нибудь эффекта.

— Памятник — равнодушно буркнул я — Когда-нибудь упадет. Нам вон туда?

— Нам туда — подтвердила девушка.

Девушка… молодая только внешне, хотя прожила уже долгую спокойную жизнь, наполненную достатком и не лишенную уверенности в завтрашнем дне.

— Уверенность в завтрашнем дне — задумчиво повторил я вслух.

— Ты не про меня и всех Высших сразу? — поинтересовалась умная старушка с внешностью модели.

— А ты как думаешь?

— А я думаю что это проклятье.

— Ты про что?

— Про самосознание. Про понимание происходящего вокруг. Про осознание того, что у нас ни у кого нет будущего. Что грядет новый конец света. Я ведь на самом деле порой задумываюсь о том, чтобы пойти на стирание памяти и отправиться беспамятной крестьянской навстречу пусть куда менее долгой, но при этом куда более беззаботной жизни. Они счастливы, Оди — все эти добросы, этносы и даже добровольно низшие. Они по-своему счастливы — потому что не видят грядущей агонии приютившего их мира. А я вижу. И вижу отчетливо. И понимаю, что вместе с моим бессмертием у меня все шансы лет так через тридцать-сорок встретить новый Армагеддон, сидя на террасе, попивая апельсиновый сок и глядя в бегущую на меня огненную стену… и знаешь что? Умирать не страшно. В жопу смерть! Не хотелось бы, конечно, но это не страшно. А вот год за годом ждать неизбежного конца мира… вот это по-настоящему страшно!

— Тридцать-сорок лет? Прямо так хреново все?

— Хуже, чем хреново, гоблин. С каждым годом красные цифры ускоряют свой бег. Мы — люди — снова пожираем наш новый маленький мирок. Мы будто крысы, засевшие в головке сыра… умеем только жрать и срать. И без обид. Все мои слова относятся к Высшим. Потому я и смотрела на тебя во время облета памятника — эльфийка подалась ко мне, заглянула мне в глаза — Может ты — это он? Не дай Мать такого, конечно, но может ты — это все же он?

— Я? — рассмеялся я — Создатель? Чушь! Я не умею созидать. Я умею уничтожать. Обращать в прах. Умею мучить и выдавливать все соки.

— Ты прямо слово в слово описываешь Первого Высшего — эльфийка медленно подалась назад, задумчиво провела большим пальцем себе по губам — Что ты вообще знаешь про него?