Наваждение, или Мой чужой мужчина (СИ) - Черно Адалин - Страница 15

— Не нужно, — я выставляю руку вперед, стараясь нарисовать невидимый барьер, но Вадим тут же перехватывает мою кисть и просит:

— Прости меня, Женя. Я такой дурак.

Я лишь слабо киваю. Его близость выводит меня из равновесия, я глубоко вздыхаю и немного толкаю мужчину в грудь, давая понять, что он переходит все возможные границы.

— Жень, — в его голосе столько невидимой боли, что мне даже становится не по себе. Я удивленно распахиваю глаза и подумываю спросить, что случилось, но он опережает меня, — Прости.

Я так резко оказываюсь одна, что даже не сразу нахожусь с ответом. Думаю над тем, что ему сказать и говорю лишь:

— Проходи.

Он кивает, хватает в руку сумку и проходит в квартиру. Я же остаюсь в коридоре, бросаю взгляд в зеркало и пытаюсь успокоиться, потому что щеки пылают, а глаза горят, как после страстной ночи. Внизу живота неожиданно напряженно, а в трусиках собирается влага. Естественно, Вадиму об этом знать не обязательно, поэтому я старательно беру себя в руки и прохожу в гостиную за мужчиной.

— Я приготовила ужин, — показатель неловкости вскакивает до небес.

Я понимаю, что отвыкла от присутствия мужчины в моей квартире. Уже три месяца я живу одна, у меня больше нет бритвы в ванной, кучи ненужных принадлежностей, халат только на меня одну. Это удобно и неожиданно мне понравилось. И я не знаю как смогу ужиться со взрослым мужчиной, одно присутствие которого заставляет меня задерживать дыхание.

— Ты голодна?

— Поужинала бы, — киваю.

— Тогда давай.

На самом деле я не уверена, что смогу проглотить хотя бы кусочек, просто думаю, что это немного разрядит обстановку. Пока я накрываю на стол, Вадим располагается в той же комнате, где ночевал в прошлый раз. Когда я захожу к нему, чтобы сказать, что все готово, неожиданно попадаю в мужской рай. Здесь все пахнет им. На столе стоит ноутбук, в шкафу аккуратно сложены вещи, а на тумбочке лежит несколько флаконов туалетной воды и телефон, который неожиданно загорается и трезвонит на всю комнату.

Я чувствую себя воришкой, забравшейся на чужую территорию. И пусть эта квартира моя, на уверена, что могу просто так заходить в его комнату.

— Твою мать, — слышу глухое рычание за спиной и оборачиваюсь.

Вадим стоит на пороге ванной в одном набедренном полотенце. По его лицу и груди стекают капли воды, оставляя влажные дорожки. Я отвожу глаза и говорю:

— Пришла позвать тебя на ужин.

— Я приду.

Я киваю и поворачиваюсь, чтобы открыть дверь, но внезапно передумываю:

— Вадим…

Мы встречаемся взглядами, и я прикрываю веки. Мне безумно неловко, но я хочу сказать это сейчас.

— Все, что было… между нами… все это прошло. Я знаю, что ты вспомнил, поэтому думаю, что нужно внести ясность в наши взаимоотношения.

Мужчина несколько минут сверлит меня взглядом, после чего кивает и говорит:

— Не переживай, я не стану лезть к тебе.

Не то. Я хотела сказать не то и не так. Но получилось, что получилось. Я не буду объясняться, поэтому поворачиваюсь и открываю дверь, когда слышу слова, летящие мне в спину:

— Ты точно хочешь этого?

Слова, как стрела, острым концом пронзают мое тело. Внутренности складывает от спазма, потому что ответ на его вопрос только один: нет, не хочу. Но что я буду за женщиной, если проигнорирую все, что случилось. Если забуду, как легко он от меня отказался. Как просто ушел и обвинил.

— Точно, Вадим.

Тихо прикрываю дверь, прохожу в гостиную и сажусь на кресло, дожидаясь, пока он вернется. Раньше я бы без раздумий простила мужчину, сказала бы, что ничего страшного не произошло, но предыдущий опыт доказывает, что такая женщина не нужна мужчинам. Дима, нашедший мне замену, Вадим, легко поверивший в то, что я могу плести интриги и специально ничего не говорить о знакомстве с его девушкой. Все это доказывает, что мужчинам не нужна слабая женщина рядом. Им нужна такая, как Оля и та, кого взамен мне нашел Дима. Уверенная, чертовски красивая и неотразимая стерва. Серые мыши никому не интересны.

Женя

— Жень, идешь на обед? — Кристинка останавливается у моего стола и выжидающе смотрит на меня.

Мотаю головой и говорю, что пока не голодна, хотя на самом деле просто кусок в горло не лезет. Всю предыдущую неделю я провела бок о бок с Вадимом и сказать, что меня это нервирует — ничего не сказать. Мы вместе ужинаем и иногда завтракаем. Он готовит блинчики и овсянку, варит кофе и у меня создается вид, что так было всегда, хотя я точно знаю, что не было и продолжаться все это будет недолго.                                              

Я не спрашиваю у Вадима, что он планирует делать дальше, потому что не уверена, что он будет рассказывать. Единственное, что я действительно знаю — ему необходимо все вспомнить. Они с Лешкой выбрали оптимальный способ лечения: препараты плюс упражнения, так что у Вадима есть все шансы вспомнить.                                              

Что он говорит Оле и общаются ли они я не знаю, да и спрашивать не собираюсь. Я пообещала ему помочь с жильем, но не собираюсь становится ему близкой подругой. Не потому, что не хочу, а потому что у меня на это попросту нет сил. Через час, когда все возвращаются, я таки сбегаю с офиса, но не на обед, а чтобы проветриться и с новыми мыслями взяться за работу.

Выхожу на улицу и буквально у порога сталкиваюсь с Олей. Вначале я даже не знаю, что говорить, но через минуту решаю просто поздороваться и обойти ее, но “подруга” не дает и в лоб спрашивает:

— Где он? — она зла настолько, насколько это вообще возможно в сложившейся ситуации.

— Кто?                                              

Я делаю вид, что совершенно не понимаю, о чем она, но Оля только улыбается, а затем ее улыбку сменяет оскал.                                              

— Ты прекрасно знаешь кто, Женя. Он у тебя в квартире, да? Что ты ему наговорила? — она делает шаг ко мне, но я отхожу дальше.                                              

— Не понимаю о ком ты говоришь, — продолжаю говорить то, что должна.

Оля моя подруга, но события трехмесячной давности четко дали мне понять, что ей нельзя доверять. Я все еще не понимаю, зачем ей Богдан и почему она кормит Вадима какими-то левыми таблетками, да и не хочу этого понимать. Мне достаточно того, что он ничего не вспомнил за три месяца, хотя был должен.                                              

— О Вадиме, — сквозь зубы цедит она. — Ты ему помогла, да? Наговорила белиберды и заперла у себя в квартире? Решила прибрать к рукам его денюшки? Так вот знай… — она поднимает палец и тычет им в мое плечо, на что я тут же отвечаю:

— Ты ничего не перепутала, Оля? Я решила прибрать деньги мужчины, который потерял память и когда вспомнит, поймет, что я ему никто?

Сказать, что я удивлена ее выпадом — ничего не сказать. Я шокирована, потому что если кто-то и собирается что-то прибрать, то точно не я.

— Это если вспомнит, — со знанием утверждает Оля. — Мы проводили обследование у рядовых специалистов. И все они считают, что у него тяжелый случай. Что ему нужно находиться рядом с любящими его родными людьми, в домашней атмосфере и...

— Прости, — я бесцеремонно ее перебиваю, — это с какими любящими людьми? Ты забыла, как укатила на отдых с его же братом, пока он был потерянным и неизвестно где?

Поражаюсь ее лицемерию и тому, как спокойно она говорит о любящих людях, когда у самой рыльце в пушку.                                              

— Я ничего не знала, — оправдывается она. — С его номера пришло сообщение, и я… да и вообще откуда ты...                                              

— И ты, конечно же, поверила. И именно поэтому поехала отдыхать не одна, а с Богданом, да?

Я никогда не осуждала Олю. Она всегда была ветреной и часто могла изменить мужчине, правда, после измены она всегда расставалась со своим обожателем, но я ее не осуждала, не винила и не читала нотации о том, что она поступает неправильно. Она была моей подругой. Той, кто всегда меня поддерживал, кто мчался на помощь, едва у меня что-то случалось, кто готов был прийти мне на помощь, если она была мне нужна. И я не понимаю, что случилось с той Олей, какой она была раньше. Сейчас передо мной пафосная стерва, заботящаяся не о здоровье любимого мужчины, а о том, что она, возможно, останется без денег.