Невеста эльфийских кровей - Караюз Алина - Страница 43

Вскоре их встречи стали носить более теплый характер. Эльканэ всегда был внимателен и предупредителен, и ни разу ни словом, ни делом не задел чувства девушки. Каждый вечер он вскрывал ее вену ногтем, отпивал положенных три глотка, а потом откидывался на подушки, заметно порозовевший и посвежевший.

Правда, пил он только из той руки, на которой не было шрама от брачной церемонии. Ринка это заметила, но значения не придала. Может, Эландрилю не нравятся шрамы? А после его манипуляций следы исчезали буквально за полчаса. Все же у нее была эльфийская регенерация.

Боли она не испытывала. Наоборот, было во всем этом действии что-то глубоко интимное, личное, от чего кожу щекотали мурашки, а лицо покрывал румянец. И хотелось спрятать глаза.

Сама мысль о том, что Эландриль зависим от нее, смущала Ринку. Чужой мужчина, пусть и ставший нареченным без ее ведома, но чужой. И так близко. Гораздо ближе, чем кто бы то ни было до него.

Они говорили о многом. Эландрилю было все интересно: как она жила у людей, чему научилась, какой на той стороне Пролива быт и традиции…

Ринка рассказывала, не таясь. Про монастырь, про матушку Ильзу, про свое скоропостижное замужество и неудачную брачную ночь, про смерть Тамаска и последовавшее обвинение. Про Герхарда и тюрьму. И про, Брента.

Нет, о Бренте она говорить не хотела. Всеми силами избегала этой темы, потому что стоило хотя бы мысленно вспомнить о нем, как сердце сжималось до боли и накатывала тоска. Беспросветная. Гнетущая. Выматывающая душу и тело.

Особенно сильной она была по ночам.

У этой тоски было имя. У нее были глаза цвета черненого серебра, светлый ежик волос и такие знакомые шрамы. Пальцы подрагивали от желания к ним прикоснуться, провести вдоль рубцов, ощущая неровности кожи и такое родное тепло…

Ей мерещился его запах. Тягучий, звериный. Запах леса, омытого грозой, согретого солнцем мха и можжевеловых ягод.

Он преследовал ее.

Иногда, бродя в одиночестве по дворцовым коридорам, Ринка замирала, ловя в воздухе его отголоски. Но потом сникала, понимая, что принимает желаемое за действительное.

Брента здесь нет. И никогда не было.

Ей лучше забыть о нем.

Эти чувства — всего лишь глупая девичья влюбленность, которая пройдет, не оставив следа. Ведь он уркх, а она — эльфийская герцогиня, суженая эльканэ, будущая королева. У них нет и не может быть общей доли.

Так она убеждала себя, не веря собственным доводам. А во сне неизменно тянулась к нему сквозь пространство и время. Безмолвно звала, посылая свой зов в пустоту. Протягивала руки, желая обнять видение, но хватала лишь дым.

Просыпалась в слезах и поту, подавленная, разбитая, чувствуя одну безысходность. И эта безысходность все больше затягивала её день ото дня.

Ринка заставляла себя подниматься с постели, завтракать, молча слушать щебет словоохотливой Нирии и последние сплетни. Улыбалась, делала вид, что все хорошо. Кивала на любезности придворных, терпела придирки регента, старалась внимательно слушать Фламмеля…

И задыхалась в этой золотой клетке, где у нее были только обязанности — и никаких прав. Где она была такой же невольницей, не принадлежащей себе, как и среди людей.

Новизна перемен очень быстро прошла. Ринке уже не хотелось шутить и смеяться, она остыла к нарядам и конным прогулкам. Даже резкости регента уже не так задевали.

К концу второй недели она словно начала высыхать изнутри. Накатили апатия и безучастность. Даже мысль о приближающемся бале и официальном признании не вызывала прежней радости. Ринка утратила интерес ко всему, кроме собственных мыслей.

Единственной отдушиной были вечера с эльканэ, когда сидела рядом с ним, сжав его руку и предаваясь молчаливой беседе.

Ринка знала, что ее эмоции для него не секрет, но была благодарна за то, что он не задает вопросы, на которые ей не хочется отвечать.

Понимал ли он, что его невеста любит другого?

Возможно.

Иначе почему и в его глазах поселилась тоска?

Эландриль старательно избегал скользкой темы. Не хотел ранить ее еще больше, чувствовал, что и так нелегко. Но в то же время его самого снедало отчаяние.

Еще недавно он думал, что уже распрощался с жизнью и утратил желание жить. Но оно снова вернулось. Теперь, когда его эллевиан была здесь, рядом, когда он чувствовал ее запах, слышал тихий голосок и держал в руке ее руку, ему с утроенной силой хотелось жить. Вернуть здоровье, подняться на ноги и доказать своей хрупкой невесте, что они созданы друг для друга.

Недаром же боги связали их судьбы? Недаром звезды выплели им один путь?

Эландриль не верил в случайности, он верил в закономерность и в то, что предначертанное богами нельзя изменить.

Но в мыслях девушки жил чужой образ. Он наполнял ее ночи и дни. Он заставлял трепетать ее сердце, а глаза наполняться слезами.

И это ранило принца сильнее, чем собственное бессилие.

Ринка молчала, он тоже молчал. Оба делали вид, что ничего не происходит. И оба знали, что между ними не может быть никаких секретов.

Однажды должно было что-то случиться, чтобы разорвать этот круг.

Весенний бал по традиции был назначен на день весеннего равноденствия. В древние времена его всегда открывали король с королевой. Они выходили в круг как раз в тот момент, когда на небосклоне одновременно проявлялось ночное и дневное светило, символизируя встречу ночи и дня, жизни и смерти, зимы и весны.

Но те времена давно канули в Лету. Эльфы теперь проживали в городах и дворцах, позабыв про лес и рощи. Да и последний король умер шестнадцать лет назад. Что уж говорить о королеве?

Кое-кто еще помнил прежнюю королеву — супругу почившего короля. Она была эльфийкой из древнего рода, волоокой Эллирисиль. Танатаэль встретил ее уже на закате дней, и так уж случилось, что она оказалась его эллевиан.

Но злые языки утверждали, что задолго до Эллирисиль была у Танатаэля другая. Та, что услышала зов его сердца. И даже поговаривали, что она родила ему сына…

Кто эта женщина — история сохранила в секрете. Но все же из уст в уста передавались тайные шепотки, мол, нечисто там было. Иначе почему он не женился на ней? Почему не признал ребенка? Да и был ли ребенок, или все это не больше чем сказки?

— И не надоело тебе собирать сплетни? — поинтересовалась Ринка у Нирии.

Та любила перемыть косточки эльфам, особенно если дело касалось минувших дней и давно обросло легендами.

— Ну, чего сразу сплети-то, — обиделась горничная. — За что купила, за то и продаю. Многие шепчутся, что у старого короля была интрижка еще до того, как эльфы ушли за Пролив.

Ринка закатила глаза. Она стояла на банкетке, расставив руки в стороны, а Нирия разглаживала последние складки на ее бальном платье, попутно поправляя золотое кружево, вьющееся по подолу.

В большомпсише, установленном чуть под наклоном, отражался весь будуар юной герцогини. Ринка с замиранием сердца ждала этого дня. Пусть уже две недели, как к ней обращаются неизменным «Ваша Светлость», но именно сегодня ей вручат официальную грамоту на владение титулом и землями герцогства Джиттинат. А завтра…

Завтра с рассветом она отправится в старый замок, чтобы своими глазами увидеть, что от него осталось. Нужно оценить степень разрушения, найти средства и мастеров, и восстановить родную цитадель.

Путь в Джиттинат неблизкий: если выехать с первыми лучами солнца, то как раз к сумеркам и доберешься. Да и дорога опасная — через Стальные холмы, принадлежащие дроу.

Ночные эльфы признавали главенство эндиль, служили им верой и правдой. Но последнее время появились среди них те, кто не был доволен таким положением дел. Как-никак, триста лет прошло с той поры, когда Танатаэль воздвиг нерушимые барьеры Эльвериолла. Триста лет — долгий срок для илитиири. Два поколения сменилось за это время. Те, кто пришел с королем, вместе с ним и почили, а воинственная молодежь не желала жить по законам, принятым до нее.