Три невесты Черного ворона (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 15

— Вот и прекрасно. Иди к ним. Иначе получится еще хуже. Ничего не объясняй, не оправдывайся. Ты не обязана этого делать.

Он хотел встать, но тут я осмелилась задать вопрос, который не давал мне покоя со вчерашнего вечера. Один из множества вопросов.

— Скажите, пра… Ворон. Вчера утром вы обращались к нам по имени и на ты, а ко мне потом — на вы и «вейра Лилла». И сейчас — снова на ты. Мне показалось это странным.

— Обычно я обращаюсь к невестам по имени, когда рядом больше никого нет. Во время танца вокруг были люди. Только и всего. Мне пора, Лилла. Если будет гроза или сильный дождь, вряд я ли смогу вернуться в замок. Придется вам ужинать без меня.

Блеснуло синевой черное оперение — и я осталась одна. Эрта пахла так сильно, что закружилась голова. Совсем как вчера вечером.

«Только и всего»? Когда он расстегнул мне платье, чтобы снять ситу, мы были одни. И потом, когда шли к моим комнатам. Но он все равно обращался ко мне на вы. Вряд ли это имело какое-то значение. Скорее всего, просто продолжил так, как говорил при всех. Еще не привык… то есть отвык. Неужели я подумала, что он как-то этим выделил меня из нас троих?

Да что со мной сегодня такое? Так влияет приближение грозы?

Я встала и пошла обратно на лужайку, где мы играли в мяч. Керта там уже не было, а Кьяра и Веда устроились прямо на траве в тени дерева — того самого, на ветке которого прежде сидел Ворон.

Почувствовав, как губы снова пытаются расползтись в улыбке, я больно ущипнула себя за руку чуть выше локтя. И попросила Кьяру, сев рядом с ней:

— Извини. Я не над тобой смеялась.

— Как будто в первый раз, — дернула плечом та и пояснила Веде: — С ней это и раньше бывало. Начнет хохотать над чем-то, как дурочка, и остановиться не может.

Да, с Лиллой такое и правда случалось, а вот со мной — впервые. Но, возможно, вышло и неплохо. Кьяра ведь уже сказала, что я не похожа на себя — на настоящую Лиллу. Конечно, вряд ли это прозвучала всерьез, но раз, другой, третий — и уже есть о чем задуматься. И ей самой, и Ворону — если это долетит до него.

— Что он сказал? — спросила я, прислонившись к стволу и закрыв глаза. — Ворон?

— Ничего, — вместо Кьяры ответила Веда. — Посидел и улетел. А Керт сказал, что его ждут дела, и тоже ушел. Я же говорила, надо следить за языком.

— Ничего не будет, не переживайте.

— Почему ты так уверена? — фыркнула Кьяра.

На этот вопрос я ответить не могла. Уверенность возникла ниоткуда: ничего плохого с нами здесь не произойдет.

— А что может быть? Он посадит тебя в темный чулан с пауками? Или оставит без сладкого? Но Веда права, не стоит так болтать. Не потому, что за это накажут, а…

— Лил, а ты случайно в него уже не влюбилась? В Ворона? Ну а что? У тебя ведь это быстро. Встретила Фелиса — влюбилась. А раньше? Мирта рассказывала, как ты бегала на свидания к лесничему. Тоже все быстро получилось?

Вот так… чего только не узнаешь от посторонних о собственной сестре-близнеце. За которую себя выдаешь. Лесничий? Серьезно? И, кстати, с чего я вообще взяла, что они с Кьярой были подругами? Разве не бывает такого, когда девушки при встречах улыбаются, целуются-обнимаются, а сами готовы друг другу глаза выцарапать?

— Кьяра, оставь уже Лил в покое, — снова вступилась за меня Веда. — Даже если и так, тебе-то что? Нам же лучше. Пусть забирает его себе.

— А ты, дорогая, на Керта нацелилась? — голос Кьяры взвился в небо. — Зря. Мне служанка сказала, у него есть подружка.

— Да. На которой он не может жениться, — Веда была невозмутима.

— Но и у тебя тоже ничего не выйдет. Неужели ты думаешь, Ворон позволит своей невесте, пусть ненужной, выйти замуж за кого-то другого? Нет, мы останемся здесь — старыми девами. Без надежды даже на тайную любовь какого-нибудь привратника.

Я встала, отряхнула платье.

— Простите, девочки, я пойду к себе. Голова разболелась. Наверно, из-за грозы. Уже тучи собираются.

В спину ударило ядовитое:

— А ты не беременна, Лил? Вчера тебе было дурно, сегодня голова болит. Вот ведь будет смешно!

19

Спасибо, сестричка! Где бы ты ни была, что бы ни делала. Надеюсь, уши у тебя красные, как солнце на закате. Потому что думаю я о тебе не самые приятные вещи.

Только сейчас до меня дошло, почему она делилась со мной своими секретами так избирательно. Лесничий? О нем я не слышала ни слова. Хотя прошлым летом сестра действительно частенько убегала из дома без меня. Говорила, что идет к подругам, которых я не знаю, мне будет с ними неинтересно. А вот о Фелисе рассказывала, но такое, от чего меня бросало в жар. И хотелось ее убить, когда представляла это. Зачем?

Да именно поэтому. Я никогда не говорила, что он мне нравится, но наверняка Лилла поняла это. Сразу поняла. И старалась сделать мне больно.

Но за что? Чем я перед ней провинилась? Может, тем, что слишком похожа на нее? То же лицо, та же фигура. Она не была единственной, неповторимой — и поэтому всеми силами старалась превратить меня в свою бледную тень. И ей это удалось… почти удалось.

Окно спальни было открыто, но ни малейшее дуновение ветерка не касалось тонкой белой занавески. Духота давила, заставляя хватать воздух приоткрытым ртом — как полуживая рыба на прилавке торговца. Я легла на кровать и взяла с ночного столика книгу стихов, которая раскрылась там, где была заложена.

Заложена черным пером, пролежавшим в ней десять лет. Как некий тайный знак судьбы.

Я вовсе не собиралась его хранить. Не задумываясь, зачем это делаю, подобрала, сунула в карман и забыла о нем. И вспомнила, когда Даммара собирала нашу одежду в стирку. Достала и быстро спрятала в книгу, лежавшую рядом. Не хотела, чтобы увидела сестра и начала надо мной смеяться. А потом… рука не поднялась выбросить. Так перо и осталось в книге в качестве закладки.

Был ли это действительно Ворон? Или все-таки самая обычная птица? А что, если спросить его?

Я начала дремать, и тут в дверь постучали.

Кто теперь? Нетта стучала робко, Керт уверенно, Кьяра — бесцеремонно. Этот стук был мне еще незнаком.

— Войдите! — крикнула я и с трудом приподнялась: так не хотелось вставать, жара лишала сил.

Через гостиную в спальню проскользнула Веда. Огляделась, присела в кресло.

— Не разбудила? Решила заглянуть, посмотреть, как тут у тебя. Очень мило.

— А у тебя?

— У меня тоже хорошо. Заходи — увидишь, — предложила она.

— Я бы с удовольствием, но боюсь, что не найду дорогу, — призналась я. — Я здесь как в заколдованном лесу. Выхожу из комнаты и не знаю, как вернуться. Сейчас вот какой-то слуга проводил.

— Ничего, пойдем вместе. А потом доведу тебя обратно. Я как раз хорошо дорогу запоминаю. И здесь уже не боюсь заблудиться. Скажи, Лил…

Веда запнулась, и мне показалось, что сейчас она спросит что-то такое, о чем не говорят с малознакомыми людьми. Например, занималась ли я любовью со своим женихом. Этот вопрос вполне вытекал из последнего предположения Кьяры. Но услышала совсем другое:

— Скажи, как вы вообще дружили с Кьярой? У меня такое чувство, что она тебя ненавидит.

— Мы не дружили, Веда. Были знакомы, иногда где-то встречались, разговаривали.

— Она не слишком хорошо о тебе отзывалось. И меня это удивило. Почему-то сначала я подумала, что вы действительно подруги. Когда ты ушла, она говорила так, словно ты у нее что-то украла.

— Понимаешь… я всегда пользовалась успехом. На меня обращали внимание мужчины, девушки хотели со мной дружить. Самая простая зависть и ревность.

Конечно, я не знала наверняка, но подозрение такое у меня возникло, еще когда мы ждали, чем закончится отбор. А сейчас оно только укрепилось.

— Ясно, — кивнула Веда. — А можно я еще спрошу? Когда вы прощались во дворце с отцами… Извини, я, наверно, о больном. Но тебе не показалось, что бурное горе Кьяры и ее отца было каким-то?..

— Показным? — подсказала я.

— Да, что-то вроде того. Твой отец был очень сдержан, но его горе… вот оно было настоящим.