Раз, два, три (СИ) - "Deiko" - Страница 24

— Было до этого, — Сережа беззаботно подергивает плечами. Словно они тут обсуждают не его проблемы с психикой, а макароны по акции в Ашане.

— И ты молчал.

— Да ты и так за эти годы от меня наслушался.

— И давно это?

— Около трех лет, — признается Сережа, делая затяг. — Примерно тогда впервые обратил внимание. Может и до этого что-то было, просто не так сильно, поэтому не запомнил. Например, когда сдавали экзамены после девятого класса хорошо прихватило. Помнишь, мы ждали у входа в школы, когда сядем писать информатику, я еще отошел? Меня тогда организатор отвела в медпункт. К экзамену я был готов, не волновался даже, а за полчаса до начала вдруг стал задыхаться, голова закружилась и вокруг все просто поплыло. Ноги подкашивались, сердце стучало как бешеное, грудь сдавило и слабость, сам бы не дошел. Мне дали валерьянку намешанную еще с чем-то успокоительным, вроде полегчало.

— Сдал ты тогда лучше всех.

— Я помню, — улыбается Сережа. — Сам не знаю, с чего такая реакция.

— А потом?

— Потом еще несколько раз было. При поступлении, на зимней сессии, когда переезжали… Знаешь, тут правда все не так плохо, как с ОКР, — Сережа вновь затягивается. — Проспаться и все.

Олег специально отмечает этот момент. На его памяти это был первый раз, когда Разумовский признал, что у него есть расстройство. Обычно отпирался и отрицал до последнего.

— Хотя, может это и не ОКР, неважно, — тут же поправляет себя Сережа и Олег, пока тот не видит, закатывает глаза. — Мне просто дышать становится тяжело, пульс учащается, голова кружится сильно, руки дожат, зато полежишь, выпьешь успокоительное и проходит.

— То есть ты уже нормально себя сегодня чувствуешь?

— Вполне, — Сережа неопределенно шевелит пальцами. — Только спал все равно плохо, не выспался.

Ну еще бы. Сделав последний затяг, Олег потягивается, чтобы взять пепельницу.

Разумовский автоматически подается в сторону, чтобы тот его не задел. «Замечательно», — отмечает про себя Волков. Теперь он и ему не позволит к себе прикасаться. Затушив сигарету, бросает окурок к остальным.

Сережа курит медленнее. Чаще говорит, делает большие паузы, поэтому все еще стоит с сигаретой. А затем вдруг неожиданно выдает.

— Знаешь, есть такая вещь, как цыганский поцелуй, слышал когда-нибудь?

Олег на секунду тормозит, не особо понимая, как Разумовский перескакивает с одной темы на другую, а затем отрицательно мотает головой.

Сережа поворачивается к нему, все еще опираясь одной рукой о подоконник.

— Это когда один делает затяжку, а затем выдыхает струйку дыма в губы другому, — произносит он, скользнув взглядом на губы Олега. Более чем выразительно.

— Почему именно цыганский?

— Не знаю, может потому что украденный или вроде того.

— Вряд ли хорошая идея для людей с золотыми зубами, — пытается пошутить Олег, на что Сережа только закатывает глаза и, сделав затяжку, выдыхает Олегу в лицо.

— Иди нахрен, Олеж.

Тот машет ладонью, разгоняя дым и негромко смеется.

— Я представил себе поцелуй немного по-другому.

— Ты не даешь мне реализовать задуманное.

— Молчу, — примирительно выставляет ладони, Олег замер. Руки уже через секунду приходится опустить вниз, чтобы Сережа мог приблизиться к нему ближе, а затем, затянувшись, выдыхает аккуратную струйку в приоткрытые губы Олега. Тот, потянувшись вперед, делает глубокий вдох. Жаль, думает он, что картинку нельзя увидеть со стороны, наверняка выглядит сексуально. По крайней мере Разумовский с сигаретой выглядит очень даже.

— Ну как? — нарушает тишину Сережа, закусывая губу.

— Не распробовал.

— Какая досада.

Едва заметно улыбнувшись, Сережа делает еще затяг, приближаясь ближе, в этот раз касаясь губ Олега, а затем выдыхает. Горько, безумно хорошо, аж до приятного головокружения. Олег прикрывает глаза, едва касаясь губ Сережи, вдыхая, словно хочет с дымом впитать в себя этот момент, ощущения от прикосновения, запомнить. А затем Разумовский с тихим вдохом отстраняется.

— Всегда хотел попробовать, — произносит он, после чего тушит окурок. — Вроде бы получилось.

— Более чем, — кивает Олег. Хочется податься вперед, сгребая Сережу в охапку, притянуть к себе, впиться, как и раньше в эти губы, наслаждаясь не менее чувственным поцелуем с горьковатым привкусом сигарет, закрепить, растянуть момент. Но Олег не рискует, боясь трогать Разумовского после произошедшего. Пусть придет в себя.

Главное, что Разумовский, похоже, на него не сердился. Все остальное подождет.

========== Шутка ==========

Олег беспокоится, что Сережу после случившегося вновь накроет. И не особо радуется, когда в какой-то степени оказывается прав. Панические атаки больше не повторялись, на Олега Сережа не сердился, но некоторые детали все же выдают состояние Разумовского, особенно связанные с мелкой моторикой — едва заметные троекратные прикосновения к вещам, которые Сережа пытается свести до минимума, вновь «перелистывание» экрана и бесконечное переворачивание страниц, что свидетельствует о том, как уже Олег знал, что Сережу опять мучают навязчивые мысли. Предполагает, после случившегося какие именно, но вслух не озвучивает, боясь только добавить. Повторов с окружающими предметов добавляется, тактильности, напротив, становится меньше. Сережа не избегает его, не смахивает прикосновения рукой, как это было с другими, но прикасается к Олегу реже. Олег не торопит. Ждет, пока Разумовскому полегчает и не настаивает, проявляя инициативу очень аккуратно. Например, когда подсаживается на кровать устроившемуся с книгой к Сереже и аккуратно приобнимает сзади. Тот замирает на пару секунд, напрягаясь, а затем выдыхает и, подавшись назад, кладет голову Олегу на плечо, продолжая читать. Если так пойдет и дальше, то все должно прийти в норму, — убеждает Олег себя. Возможно, Разумовский приходил бы в себя быстрее, если бы не изводил себя по поводу экзаменов. А тот делал это чуть ли не профессионально, загоняясь по каждой мелочи.

— Ты себя изводишь, — замечает как-то Олег. На часах три ночи, когда Олег просыпается и обнаруживает, что Сережа сидит, что-то печатая на ноуте. Ни постукивание клавиш, ни слабое свечение Волкову не мешают, тот бы так спокойно и спал дальше, если бы Сережа случайно — случайно ли или опять из-за своих повторов — не уронил, стоящую на прикроватной тумбочке стопку книг.

— Я работаю, — отзывается Сережа. Переводит взгляд с ноутбука на Олега, затем на разбросанные на полу книги. — Не охота подниматься, потом уберу, — заявляет он, снова утыкаясь в ноутбук. Олег тяжело вздыхает, садится на кровати, поворачиваясь к Разумовскому.

— Сережа, тебе нужно отдыхать, — осторожно начинает он. — Ты опять утром будешь никакой с ярко-фиолетовыми синяками под глазами.

— Я люблю фиолетовый, — хмыкает Сережа, продолжая печатать. Затем зависает на секунду, Олег слышит знакомое троекратное щелканье, и снова продолжает.

Олег поджимает губы. Если Сережа не хочет говорить о чем-то, то подступать к нему бесполезно.

— Как ты утром собираешься вставать?

— Фиолетово.

— Сереж, это же не дело.

Сережа и раньше торчал допоздна, мог просыпаться ночью, занимаясь своими делами, но последние дни был просто перебор. Разумовский засыпал только под утро и ходил никакой.

Сережа прерывается, поворачиваясь к Олегу.

— Потому что я тебе мешаю спать?

— Ты прекрасно знаешь, что не мешаешь, — отвечает он. — Я же за тебя волнуюсь.

Сережа с пару секунд молчит, что-то обдумывая, а затем вдруг согласно кивает.

— Хорошо. Еще пару минут, — просит он, снова поворачиваясь к экрану.

— Сделать тебе пока чай? — предлагает Олег. Даже если Сережа сейчас уберет ноут, то сразу не уснет, все равно будет еще долго ворочаться на кровати.

— Да, пожалуйста, — просит Сережа, уже снова погружаясь в работу.

По пути Олег заходит в ванную, умывается холодной водой. Пройдя на кухню, включает свет, захлопывает окно и ставит чайник. Пока ждет, открыл шкаф, извлекая оттуда любимые сережины конфеты. Сладкое Сережа любил и нередко таскал в процессе, когда засиживался вот так с работой ночи напролет.