Кукловод Тысячи и одного заговора (СИ) - Юрченко Сергей Георгиевич "Raven912" - Страница 22

— Тот еще номер, — выдохнул я, усаживаясь рядом с Огневкой. — Не для ежедневого повторения.

— После такого, — выдохнул огнеглазый, опускаясь на колено, — вы можете позволить себе нашить голову ворона[27]. По крайней мере, на нижние уровни вы вытяните.

— Привет! Ой, а где это я? — раздался тонкий детский голосок.

Мрак темного мира оказался разорван многоцветным мерцанием. Небольшая птичка, вместо перьев одетая в изменчивые многоцветные язычки пламени, повисла посреди бывшей палаты бывшего узника.

— Ой, кто это? — вздрогнула Огневка. Сил, чтобы подняться, ей еще не хватало, но вот руку протянуть она сумела.

— Не надо, — отлетела в сторону птичка. — Обожжешься. Сейчас я… — огнеперья мигнули, и поменяли цвет. Сейчас все они стали молочно-желтыми, — вот теперь я холодная!

Птичка опустилась в протянутую руку суккубы.

— Она и вправду холодная, — улыбнулась девушка. — А еще легкая и пушистая… ты кто, птичка?

— Это твоя тезка, — чуть не рассмеялся я, вспомнив любимую книгу детства. — Огневка.

— Ой, — пискнула маленькая огневка. — Тебя правда так зовут? А почему?

— Отлети в сторону, — попросила Огневка-старшая. — Теперь уже я не хочу тебя обжечь.

— Это не так-то просто, — гордо ответила птичка, но просьбу все-таки выполнила.

Суккуба окуталась огненной аурой Красного щита Огня

— Как… красиво!!! — пискнула ошеломленная огневка.

— Красиво, — согласился я.

Клубы и языки пламени, составлявшие Красный щит, скорее подчеркивали красоту суккубы, чем скрывали что бы то ни было.

Однако, любование красотами окружающей природы, увы, не входило в список первоочередных дел. В отличие от поиска красоты иными, не столь приятными, путями. И взгляд Феникса, ищущего совершенство, пронзил пространство и время в свете колдовских знаков.

Леон Улф, скромный генеральный директор одной из небольших фирм, которым много было в провинциальном городке Соединенных Штатов Америки, буквально стоявшем на угольном пласте, потянулся, откидываясь в своем кресле. Правда, стоило заметить, что Храбрый Лев происходил из одной из семей, основавших данный городок, что делало его несколько более равным, чем большинство остальных обитатели городка. Так что дела у его фирмы шли более чем неплохо, и Леону не было нужды лично надрываться, организуя благополучие семейного дела: для этого у него были наемные работники. А вот хобби Леона требовало личного участия, и не терпело отлынивания и работы спустя рукава. Поиск Силы и Истины — отнимал большую часть как личного, так и рабочего времени Леона Ульфа.

Вот и сегодня, отодвинув в сторону скучные бумаги, в которых ничуть не хуже самого директора разберутся нанятые семьей адвокат и бухгалтер, Леон достал из сейфа сверток с очередной покупкой, совершенной за счет компании в рамках "благотворительной поддержки научных исследований в гуманитарных областях". Не то, чтобы налоговые послабления конкретно с этой программы были так уж велики… но они были, и это позволяло Леону пробивать продолжение программы на семейном совете. Не то, чтобы совет так уж придирался… но все-таки некоторые идеи младшего поколения старшие рубили на корню, как "не имеющие деловой ценности". Однако, Леону до сих пор удавалось пробивать финансирование своего увлечения за счет компании, подбирая основания, принимаемые старшими как "приемлемые".

Дрожащими руками Леон разъял пенополиуретановую форму, в которую для сохранности упаковали находку археологи, и воззрился на бронзовую поверхность, на которой был вырезан священный символ в виде трех колец и трех стрел, исходящих из одной точки.

— Да, все так и есть, — прошептал Леон. — Свитки, найденные при раскопках под Иннсмаутом, точно описывают Печать. Это она…

Положив печать на оформленную "под камень" крышку стола, Леон взял канцелярский нож и распахал им собственную руку. Данное действие не только обеспечило доступ к необходимой для дальнейшего ритуала крови, но и причиняло сильную боль, что, собственно, и было основным его смыслом.

Алая влага жизни заполнила прорезанные в металле канавки, и священный символ вспыхнул темно-зеленым пламенем.

Преодолевая боль, Леон продолжил поливать талисман кровью, бормоча цитаты из арабской книги "Аль-Азиф", непонятной самим арабам. Он верил, что произнося это — взывает к древним и могущественным Силам. Он Верил — и Силы услышали его.

Боль отступила. То есть, она не стали ни капельки слабее, но теперь воспринималась как нечто должное. Раненной рукой Леон взял окровавленный талисман, и тот сам собой распался на две части. Знаки на внутренней части выглядели уродливо и таинственно. Сейчас Леон уже не бормотал непонятные слова, но четким, поставленным голосом произносил звуки, вливавшиеся в его сознание откуда-то извне, продолжая поливать талисман кровью.

С последним "Ка!" Леон воссоединил печать, и узрел ужаснувшую его самого Истину: бухгалтер Джон, по каким-то причинам решивший нарушить строгий запрет и потревожить директора, пожелавшего остаться наедине со своим увлечением, переступая порог, отбросил человеческий облик. Ужасное чудовище надвигалось на директора Улфа, источая зловоние и протягивая кошмарные щупальца. Страх попытался сковать директора, но лишь придал сил. Чувствуя за собой поддержку высшей Силы, Леон выхватил из ящика стола давно уже лежавший там пистолет, и открыл огонь. Промахнуться на таком расстоянии было невозможно. Однако, вера новопосвященного жреца оказалась для Преображенного опаснее свинца. Тварь, в которую превратился Джон Митчелл, с диким ревом вылетела в коридор, и шлепнулась на спину под дикий визг работавших в той комнате девушек. Леон вылетел следом за тварью.

— На! На! На! — кричал он, нажимая на спуск. — Да сдохни же ты, наконец! Во имя Ниелглина!

Леон и сам не мог бы сказать, откуда он взял последнее имя, но для твари оно оказалось опаснее всего остального. Преобразившийся и обретший свой истинный облик Джон Митчелл дернулся в последний раз и умер.

Стоя над трупом твари, Леон ощущал гордость от сделанного, но одновременно — страх и отчаяние от осознания того, сколько еще подобных тварей бродят среди людей, приняв человеческий облик и пятная самим своим существование чистоту божественного замысла.

— Я очищу человечество, — пробормотал Леон. — Клянусь, я сделаю это. Во имя Ниелглина!

Видением мигнуло, и в следующей картине присутствовал уже знакомый Леон Улф, в чертах которого, при некоторой фантазии можно было усмотреть сходство с тем слепцом, запертом в проклятой психушке, где сейчас сидело мое тело, и Джон Бастер, шериф городского округа Сейнтралия. Ритуал позволял знать многое, и, в частности, я знал, что шериф — родственник Улфа, и не из дальних.

— И что это было? — поинтересовался Джон.

— Твари ходят среди людей, — с пылом новообращенного проповедовал Леон. — И наш долг пред Господом — очистить человечество от тех, кто готов утратить образ и подобие, дарованное нам Творцом!

— Если я так напишу в отчете — в психушку отправят и тебя, и меня, — вздохнул шериф. — Запишем так: Джон Митчелл сошел с ума, или, возможно, был втянут в деятельность какой-то подпольной коммунистической ячейки, и кинулся убивать "проклятых капиталистов", и был убит. В рамках самообороны. А вот что там твоим бухгалтерам привиделось — так это надо поинтересоваться, что они употребляют. Есть сигналы, что не чай они там у тебя пьют во время кофе-брейков.

— Ох, не чай, — покачал головой Леон. — Взгрею я их, пожалуй, как следует… Да и на наркоту проверить — не мешает. Семье не нужны работники-наркоманы.

Шериф согласно кивнул головой.

— Да, кстати, — заинтересованно спросил он у дальнего родственника, — ты религиозную общину регистрировать будешь?

— Разумеется, — отозвался новоявленный пророк и Глас Божий. Идея какого бы то ни было служения божеству, не совмещенного со сбором пожертвований, представлялась ему какой-то… неполноценной.