Механический зверь. Маленький изобретатель (СИ) - Розин Юрий - Страница 24

Причиной такого ажиотажа был необычный вид птицы — королевский ястреб. И несмотря на сбор небольшого консилиума, никто так и не смог ответить на вопрос: откуда в Кристории, стране, граничащей с вечными льдами, ранней весной появился птенец ястреба. Ведь эта птица была родом с далекого юга — островов Такти. Как в семье Морфей узнали впоследствии, академия наук проводила даже поиски других таких птиц, правда, безуспешные. Но факт оставался фактом: в домик, в тени которого все еще не растаял снег, залетел самый настоящий маленький ястреб с другого конца света. Вернее, ястребица… ястребиха… яст… Лаз даже на русском не мог вспомнить названия для женского рода этой птицы, что уж говорить о языке Кристории, который он до сих пор учил. Леди-ястреб, как в старом фильме о рыцаре и прекрасной даме.

Правда, в языке Кристории не было адекватного аналога слова “леди”. Женщин высшего света называли госпожа или просто уважаемая, а особый стиль жизни, на который землянин сказал бы: “ведет себя как истинная леди”, обозначался совершенно по-другому. А потому имя, которое Лаз хотел дать своей подопечной изначально, пришлось заменить. Хотя, не сказать, что новое имя было хуже.

— П-ппринцесса, — звал мальчик обычно, въезжая в свою комнату на первом этаже особняка. В ответ же из большой клетки, поставленной в углу, раздавался приветственный клекот. До того, как ястреб сможет летать, Лазарису сказали держать птицу у себя, чему он даже не думал сопротивляться.

И это странное стечение обстоятельств привело к тому, что за неделю до дня рожденья его мамы и через две недели после появления в его жизни нового друга, Лазарис сидел на балконе дома, наблюдая за медленно уходящим за горизонт солнцем, а клетка с Принцессой стояла рядом, на широких перилах. Сам мальчик был укутан с шеи и до пят в плед: на улице все еще было достаточно морозно, а его тело оставалось очень слабым и болезненным, клетку же слуги накинули толстую ткань. Тишина нарушалась лишь едва уловимым журчанием далекого ручья, маленький человек и раненая птица прекрасно понимали друг друга и без слов.

Лаз, конечно, решил спасти и выходить птицу не из-за его красивого оперения, и, честно сказать, даже не из чувства милосердия. Просто, как бы заезжено это не звучало, он увидел в этом ястребе себя: один в чужом недружелюбном мире, способный на нечто особенное, но лишенный возможности.

Он так крепко упирался, так сражался с собой, раз за разом терпя боль, только чтобы чуть меньше зависеть от других, было понятно, что это не может просто уходить в пустоту. Только в глупых фильмах и книжках герои продолжают преодолевать трудности раз за разом с улыбкой на лице. Живой человек не в силах нести такой груз в одиночку постоянно. А разделить с кем-то свою ношу Лаз не мог и не хотел. Потому он уже давно перестал считать, сколько раз тихо плакал в подушку, давя полыхающее в теле пламя, сколько раз улыбался маме сквозь сжатые зубы, сколько раз останавливал руку с ножницами в сантиметре от собственного глаза. Это был бой не столько с болезнью, сколько с самим собой и Принцесса, безмолвная и всегда готовая выслушать, стала для мальчика настоящей отдушиной.

Он говорил с ней обо всем, часто не замечая, как бегут по щекам соленые капли, истерически хихикая, переходил на русский, английский, греческий… жаловался на судьбу, а потом, просунув тонкую руку сквозь прутья решетки, аккуратно гладил чернильно-черные перья, чувствуя, как растворяются во вселенной напряжение и боль, копившиеся пять долгих лет.

И в тот раз, наблюдая за тем, как играет огонь заката на изящных изгибах птичьего тела, Лаз понял, как-то вдруг и сразу, что именно подарит маме на день рождения.

Он сделает крылья.

— А кто послал птицу? Для чего это?

— Это не я…

— Я ни при чем, Хозяин!

— Нет-нет-нет.

— …

— Не моих рук дело.

— Нет.

— Как и все.

— Странно. Не может же быть, что это произошло само собой… может быть светлые? Но с какой целью?

— Это был красивый ход. У кого остались силы послать мальчику птицу?

— Это были не мы…

— Тогда кто? Неужели темные? Но зачем им это?

— Айниталия, что вы тут делаете? Вам нельзя выходить одной из комнаты!

— Птицка!

— ? На территорию дворца залетела птица? Странно… а это точно была обычная птица?

— Птицка-птицка.

— Я вам верю. Может кто-то на посту прозевал… а какого она была цвета?

— Беляя!

— Белая? Чайка?

— Неть.

— Не чайка… А кто же тогда?

Глава 13.

Конечно, сказать было куда проще, чем сделать. Грандиозную мысль пришлось отложить до лучших времен, оставив для реальности лишь идею и капельку фантазии. Однако даже так, эту неделю Лаз с Дамией почти не вылезали из лаборатории. И все это время бывший армейский офицер находилась в состоянии перманентного шока: сколько она была знакома с этим мальчиком, и все равно продолжала поражаться тем идеям, что витали в маленькой голове. Он не рисовал схем, не разрабатывал чертежей, да и за весь технический процесс отвечала Дамия. Вот только женщина не могла не признать: занимайся она тем же самым одна — не добилась бы и половины того, чего они достигли вдвоем.

Словно его взгляд на мир полностью отличался от привычного ей, словно он смотрел на те же вещи под абсолютно иным углом, странным и в то же время поразительно точным. Там, где она заходила в тупик и уже была готова начать все сначала, Лаз умудрялся разглядеть кончик клубка и они благополучно распутывали сложнейшие головоломки из десятков шестеренок, поршней, пружин, штифтов…

Дамия не могла даже представить, чем обусловлена такая изобретательность, списывая все на талант, детскую интуицию и немалую толику гениальности. На деле же все было куда прозаичнее: Семен Лебедев умел разбирать и создавать чертежи таких устройств, каких этот мир не увидит еще десятки, если не сотни лет. Ну и детский мозг, все еще гибкий и податливый, тоже вносил свою лепту. А потому простая заводная игрушка была для него лишь развлечением. Как детский пазл на сто деталей: сложность — один из десяти, лишь некоторая работа мозгов и рук.

Его настоящая цель, до поры скрытая в уголке сознания — вот что действительно ставило Лаза в тупик. А пока нужно было создать для мамы на день рождения красивый подарок.

И вот, долгожданный день наступил. Пожалуй, последний раз, когда дом Морфеев видел такую роскошь, был день встречи счастливых родителей из роддома. К сожалению, в тот раз все, мягко говоря, не задалось. Прибытие Лаза задержалось почти на полгода, да и даже тогда было совсем не радужным.

Но сегодняшнее празднование ничто не должно было омрачить. Собрались гости, приехали музыканты, весь особняк сверкал чистотой и свежестью, а виновница торжества почти светилась радостью и удовольствием. Что ни говори, а когда тебя круглые сутки поздравляют и желают всего, от крепкого здоровья до шелковистых волос, улыбнется даже последний мизантроп.

Гора подарков занимала отдельную комнату, вторая — чуть меньше, которую предстояло раздать гостям — высилась у дверей. Вино, смех, дамы в длинных платьях, кавалеры в разноцветных костюмах… этот день определенно был великолепным.

И даже мерное “Тук-тук” по полу, заставляющее находящихся неподалеку людей удивленно оборачиваться, прерывая десятки разговоров, споров и обсуждений, на фоне этого разлива красок не смотрелось ни печальным, ни неуместным. Лазу до сих пор было не обойтись без его маленького инвалидного кресла, слишком уж сложно его телу было поддерживать вертикальное положение. Однако на некоторое время эта проблема была решаема парой таких же маленьких костылей. Их они с Дамией сделали в качестве подарка на его же пятилетие, максимально легкие и эргономичные, они давали мальчику возможность минут десять, пока не кончатся последние силы, побыть чуть ближе к нормальным людям.

На лицах гостей можно было заметить разные эмоции. Жалость, любопытство, удивление, у кого-то даже восхищение. Впрочем, не обошлось и без брезгливости, презрения, отвращения…