Любовь Носорога (СИ) - Зайцева Мария - Страница 3

Ну, в самом деле, что за глупости? Какое дело такому, как Паша Носорог, до скромной бухгалтерши, мирно ведущей кдп многочисленных предприятий его холдинга? Да никакого. Мы и не встретимся никогда больше.

Я осталась работать и какое-то время тихо радовалась своей удаче. А особенно, когда зарплату начала получать. Хорошую. Белую! Это такая редкость для нашего города!

Время шло, я работала, постигая подводные камни профессии. Хотя чего там постигать, когда основной подводный камень был прямо на поверхности. Не подводный, короче говоря.

Мое начальство, главный бухгалтер холдинга, Максим Юрьевич, поначалу очаровавший меня своими интеллигентными манерами и внешностью доброго плюшевого коалы, после полугодового приглядывания, появил свою скользкую сущность. Знаете, есть такие камни в реке, валуны, внешне крепкие, а встанешь — и поскользнешься. И унесет тебя течением. Вот примерно так меня и понесло.

Потому что Максим Юрьевич, несмотря на семейное положение и наличие троих детей, оказался тем еще блядуном, переимевшим всех своих подчиненных, кроме, пожалуй, Валентины Степановны, женщины преклонных лет, мирно сидящей на первичке. Да и насчет нее я была не до конца уверена…

Ко мне он подкрадывался, как кот, на мягких лапах, а когда подкрался, наконец, и обозначил свои намерения, получил по физиономии жесткой папкой с личными делами строителей. А было их там примерно под четыре сотни. Увесистая такая папка…

После этого на меня обиделись. Решили, что я неблагодарная тварь и мерзавка. Но не увольняли. Потому что я повода не давала, поймав вкус хороших и, самое главное, так необходимых мне на тот момент денег. Но и ответочку я получила по полной, конечно же.

Теперь все участки уходящих на больничный, в отпуска и декрет, автоматически переходили мне. Ну а чего бы и нет? Ротация кадров, взаимозаменяемость и прочие лозунги корпоративной жизни. Не хочешь — вали. Я не хотела. Но уходить было некуда. На тот момент я успела влезть в ипотеку, Ленка заканчивала школу, и ценник за выпускной вывалили конский.

Короче говоря, я сцепила зубы и впряглась. Оставалась поле работы, потому что не успевала ничего, а руководитель очень любил вызвать меня на ковер и долго иметь в мозг, раз уж другие части тела были ему недоступны.

Работа превратилась в каторгу. Правда, платили по-прежнему хорошо. Даже и без сверхурочных, мне положенных, но не оплачиваемых.

Уставала, конечно, адски, Ленка добавляла веселья, прямо на глазах превратившись из неуправлямого подростка в неуправляемую дрянь, с модельным ростом и внешностью. И такими же запросами.

Я проводила долгие воспитательные беседы, несколько раз с применением подручных средств, потяжелее, а затем махнула рукой. Своя голова на плечах. А у меня уже сил нет. Сунула коробку с презервативами и выпинула в жизнь. Сестра удивилась и обиделась. И ушла. Шлялась где-то две недели, а затем вернулась домой. Тихая такая, спокойная. Я поприглядывалась немного, не залезая в душу, но и не закрывая глаза. Особенно хотелось выяснить, не поменяется ли фигура месяцев через несколько.

Но нет. Похоже, пригодились презервативы.

Так и жили.

Я — пропадала на работе, стиснув зубы, и особо не строя далекоидущих планов, потому что двадцать лет ипотеки и так уже все очень четко за меня спланировали. Ленка — делала вид, что учится, продолжая лазить где-то по ночам, но уже по-тихому, без фейерверков.

И, пожалуй, это было самое спокойное время в моей жизни, после смерти родителей.

И так бы и продолжалось, если бы мне и дальше везло.

А вот не повезло.

С Носорогом я столкнулась второй раз примерно месяц назад.

Какого черта Биг Босс спустился со своих эмпирей к нам на пятый этаж, и что такого он хотел сказать главбуху лично, не дожидаясь, пока тот принесет свой толстый зад на пятнадцатый, не знаю.

Я как раз выходила из его кабинета, обрадованная дополнительным участком ушедшей на больничный коллеги и уныло прикидывала, сколько часов сверхурочно мне еще придется здесь просидеть, когда уткнулась лицом во что-то твердое и нереально приятно пахнущее. Прижала к себе папки с документами покрепче, подняла взгляд из-под компьютерных очков.

Мама дорогая! Носорог! Стоит! Смотрит! Стрррашно!!!

Ноги сами подкосились, я дрогнула на каблуках, и Паша придержал меня за локти, чуть прижав к себе. И глядя. Неотрывно глядя на меня! Ужас какой! А я и застыла, как мушка в янтаре, глупая, под этим его черным взглядом, не могла глаз отвести и не моргала даже, кажется. Не знаю, был ли открыт рот, не помню, истерся это ужасный момент из головы, но, наверно да. И, скорее всего, вид у меня был на редкость идиотский. По крайней мере, Паша смотрел странно. Я не уверена, что удивленно, потому что эмоции на его лице прочесть было невозможно. Но явно с каким-то… Выражением. Я хлопнула губами, пытаясь что-то выдать, хотя бы "здрасте" сказать, а меня уже отстранили, как табуретку, с пути убрали, и только дверь кабинета хлопнула.

А через секунду раздался оттуда такой матерный рев, что я, разом опомнившись и ощутив резвость в ногах, пискнула и понеслась прочь, словно за мной черт гнался. Или носорог.

И потом до конца рабочего дня не могла из головы выбросить своего работодателя. Его суровое жесткое лицо, крепкий захват железных пальцев на моих локтях, терпкий аромат парфюма. Черный жестокий неулыбчивый взгляд. И тело отзывалось на мои мысли неконтролируемой дрожью. Ужаса, скорее всего.

Но потом я успокоилась, и гора работы, а особенно, неожиданный привод в полицию моей бешеной сестрички, нажравшейся в общественном месте и плюнувшей полицейскому на фуражку, этому очень сильно способствовали. Нашлись более приземленные причины для волнения. А всякую эфемерную чушь, вроде замораживающе ужасных глаз своего работодателя, я выкинула из головы.

Да и было бы, о чем вспоминать…

Он-то, судя по реакции, вернее, ее отсутствию, явно обо мне забыл ровно в ту же секунду, что и взгляд отвел…

И это хорошо. Очень хорошо. Как часто цитировала мама: "Храни нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь"… Не помню, откуда это, но вот вообще ничего не изменилось с тех пор.

Не надо и гнева барского. И любви.

Вот поэтому я и впала в ступор вчера, когда лифт внезапно поехал вверх, явно самостоятельно оценив приоритетность вызова, чего раньше за ним не водилось, и в раскрывшиеся двери вошел Паша Носорог.

Глянул на меня мельком, но так, что я отшатнулась в угол, и так там и встала, унимая мелко подрагивающие коленки.

Черт, черт, черт!

Угораздило меня!

Кофе в моей руке был горячим, но я не чувствовала этого совершенно. Потому что, вопреки инстинкту самосохранения, не могла отвести глаз от как всегда мрачного и жесткого лица Носорога. Лихорадочно соображала, как теперь быть, что надо сказать. Ведь надо же? Надо что-то сказать? Хотя бы поздороваться? А как? Я же с ним не знакома? Хотя, опосредованно его знают все, кто работает здесь. В конце концов Паша — именно тот, кто платит… Если не поздороваюсь, вдруг воспримет, как неуважение?

Короче говоря, я нагнетала в себе панику со свехзвуковой скоростью и успела чуть ли не в обморок упасть, а двери еще даже захлопнуться не успели!

Паша был совершенно невозмутим, спокоен, и вроде бы даже и не смотрел на меня, и не ждал, скорее всего, ничего… И, может, не замечал совсем… А я уже успела мысленно провалиться прямо до первого этажа, прикинула, как буду вставать на биржу труда после увольнения за нарушение корпоративной этики (какой? какой?), и сжать проклятый стаканчик до боли, не чувствуя, что обжигаюсь.

А потом Паша неожиданно провернул номер.

Он посмотрел на меня. Молча. В упор. С тем же непонятным выражением в глазах, что и месяц назад.

Я застыла. Даже коленки перестали дрожать. Пальцы обожженные на стаканчике заледенели. Сердце замерло. Вот реально, даже не стучало, как мне кажется, затихарившись от ужаса.