Стрелок. Путь в террор - Оченков Иван Валерьевич - Страница 15
- Предыдущая
- 15/19
- Следующая
– Угу, – отозвался Дмитрий. – Два раза минимум.
– Это как?
– Да хрен их разберешь, в каком чине эти басурмане. Я этих самых турецких благородий много на тот свет отправил. Всех и не упомнишь.
– Ну и как?
– Что как?
– Как оно – офицера-то подстрелить?
Ответить унтер не успел, поскольку отворилась дверь и в палату ввалилась целая толпа народа во главе с богато одетой пожилой женщиной. Один из чиновников, увидав непрезентабельный вид Будищева, зашикал на него:
– Что же ты, братец, в таком непотребном неглиже стоишь?! Позоришь нас перед их сиятельством!
– Полно! – строго прервала его служебное рвение придворная дама и начала внимательно рассматривать поспешно запахнувшего халат раненого.
Некоторое время они играли в гляделки, пока Блудова не пришла к какому-то выводу и не обернулась к главному врачу госпиталя:
– Мне надобно поговорить с вашим пациентом. Где это можно сделать?
– В моем кабинете, – растерялся тот. – Если вам будет угодно…
– Угодно, – кивнула та и, поманив за собой унтера, вышла.
– Вас зовут Дмитрий Будищев? – спросила графиня, как только они остались одни.
– Точно так, – удивленно пожал плечами молодой человек. – Простите, а вы…
– Антонина Дмитриевна, – представилась дама, но не стала называть ни титула, ни фамилии.
– Очень приятно, – Дмитрий попытался вести себя вежливо, отчего чувствовал себя не в своей тарелке. – Вы что-то хотели?
– А вы совсем не похожи на Вадима, – непонятно что имея в виду, заметила Блудова. – Точнее, чертами лица похожи, но вот… вашей внутренней силы в нем никогда и половины не было.
Будищев в ответ лишь пожал плечами, но не стал комментировать столь странное заявление.
– Вы верите в Бога? – продолжила расспрашивать его странная дама.
– Верую в единого Отца… – начал было тарабанить «Символ веры» унтер, но графиня прервала его:
– Я вас не о том спрашиваю. Я хочу знать – веруете ли вы?
Дмитрий на секунду задумался. Непонятно почему, но ему не хотелось обманывать эту странную старушку, хотя он был мастером на такие дела. Надо сказать, что ни в Бога, ни в черта, ни вообще во что-то сверхъестественное он не верил, по крайней мере – до того, как оказался в прошлом. Но провалившись во времени и побывав на войне, начал на многие вещи смотреть иначе.
– Я не верю, я – знаю, – убежденно, но при этом максимально двусмысленно ответил он.
– Я тоже знаю, – покивала Антонина Дмитриевна. – Скажите, вы ведь накрыли собой офицера, спасая его от взрыва…
– Инженера.
– Что?
– Я говорю, ваше сиятельство, что спасал инженера Барановского. Прапорщик просто под руку попался.
– Вы так хорошо относитесь к этому… господину Барановскому, что рискнули жизнью ради него?
– Он ко мне отнесся по-человечески, – пожал плечами Дмитрий. – И я к нему тоже.
– По-человечески? – переспросила придворная.
– Да, как к человеку, а не как к скотине.
– Кажется, я вас понимаю… Скажите, у вас есть какие-то просьбы или пожелания?
– Нет, ваше сиятельство. Хотя…
– Что?
– Передайте Вадиму Дмитриевичу, что я ни на что не претендую и ничего от него не хочу. И вообще, извиняюсь за беспокойство.
– Вы догадались, кто я?
– Не бог весть какая загадка.
– А вы умны и не чужды благородства…
– Уж какой есть.
– Ну, хорошо. Мне теперь пора, но я буду навещать вас.
– Зачем вам это?
– Вы против?
– Да нет. Приезжайте. Только рана у меня легкая, и долго я здесь не пролежу, – еще раз пожал плечами Дмитрий, но тут же, чертыхнувшись про себя, добавил: – Если, конечно, прежние не откроются.
– Вы были ранены?
– Ну да, на войне. Должны были комиссовать, но что-то крутят.
– Хотите, я справлюсь у врачей, в чем дело?
– Если вам не трудно.
– Нисколько.
– Но вы так и не сказали, зачем вам это?
– У меня не так много племянников, – улыбнулась графиня. – Особенно родных[20].
Вернувшуюся домой Антонину Дмитриевну встретил брат. Заметив странное выражение на лице сестры, Вадим Дмитриевич попытался расспросить ее, но та отмалчивалась, лишь иногда загадочно улыбаясь в ответ на недоуменные вопросы брата. А когда тот понял, что ничего не добьется и сдался, неожиданно сказала:
– Знаешь, Вадик, у тебя очень хороший сын!
Будищев не ошибся. Долго его действительно держать не стали, выписав, как только затянулись раны на спине. Три чиновника с тухлыми лицами, составившие комиссию, брезгливо морщась, осмотрели его крепкое тело и вынесли вердикт – годен в военное время, отправив, таким образом, в запас. Ни слушать, ни расспрашивать о самочувствии нижнего чина они и не подумали, но единодушно расписались в принятом решении в документах, и из госпиталя он вышел уже свободным человеком. Лежавшие с ним артиллеристы уже устали удивляться странному унтеру, и лишь начинавший выздоравливать Архип, болезненно морщась, сказал на прощание:
– Фартовый ты парень, пехоцкий!
– Есть немного, – хмыкнул Дмитрий, застегивая мундир.
– Барыни к тебе ездют, – подхватил второй солдат.
– Кабы барышни – другое дело, а так что же, – с легким смешком отозвался Будищев.
– Дак попросил бы хоть на штоф полугара, нешто отказали бы?
– Нельзя!
– Чего это – нельзя?
– Знаешь, – задумчиво сказал парень, – я в одной книжке когда-то прочитал, что нельзя ничего просить у тех, кто сильнее. Нужно будет – сами предложат.
– Ты, господин унтер, еще и книжки читал?
– Было дело. Маловато, правда, и все больше детективы всякие, но кто знал, что жизнь так обернется!
– Про что хоть книжка?
– Про Иисуса из Назарета.
– Акафист[21], что ли?
– Типа того. «Мастер и Маргарита» назывался.
– Ишь ты!
– Ладно, мужики, бывайте. Не поминайте лихом, если что.
У госпитального крыльца его уже ждала пролетка, в которой сидел донельзя довольный Барановский. Увидев выходящего Будищева, он не погнушался выйти ему навстречу и, крепко пожав руку, помог сесть в экипаж.
– Рад вас видеть, Дмитрий.
– Взаимно, Владимир Степанович.
– Ну и как вы себя ощущаете демобилизованным?
– А вы откуда знаете?
– Как вы мне тогда сказали? – засмеялся инженер. – Не задавайте неудобных вопросов, не получите уклончивых ответов!
– Подмазали эскулапов?
– И не только их.
– Н-да, мне теперь с вами до гроба не расплатиться!
– Прекратите, Дмитрий. Я вам жизнью обязан. К тому же вы, похоже, поделились своей удачей со мной.
– В смысле?
– Вы не поверите, но все мои недоразумения с казной каким-то невероятным образом разрешились. Начет снят, протоколы испытаний подписаны… я просто не знаю, что и сказать!
– Скажите: «Хрен с ним!»
– Как?
– Очень просто. Поднимите руку, потом резко опустите и…
– Боже правый, вы невероятны! – чуть не выпал от смеха из коляски Барановский.
– Кстати, куда мы едем?
– Ко мне домой. Паулина Антоновна ждет нас к обеду. Как хотите, но отказа я не приму.
– И в мыслях не было. Просто нельзя ли сначала домой? Хотя бы помыться и переодеться.
– А зачем? Вы прекрасно выглядите в своем мундире и с крестами.
– И с заплатками на шароварах!
Однако переполненный положительными эмоциями Барановский, и не подумав его слушать, потащил к себе. Квартиру инженер снимал в большом доходном доме в Сампсониевском проспекте[22]. Швейцар, грудь которого украшало несколько медалей, не без удивления посмотрел на прибывшего с барином унтера, однако скользнув взглядом по крестам, лишь высоко поднял брови. Поднявшись в парадное, они скоро оказались перед украшенной резьбой дверью, в которую хозяин решительно постучал.
– Надо бы звонок поставить, – как бы извиняясь, сказал он своему спутнику. – Но все как-то недосуг.
- Предыдущая
- 15/19
- Следующая