Мурка. Королева преступного мира - Руссо Виктория - Страница 36

— Я запутался, Мэри! Мои ценности снова рухнули и я на распутье. Я не знаю, как жить дальше.

Что-то кольнуло больно в области сердца, он назвал ее не Мурка, а Мэри. Это был дурной знак. Сославшись на проснувшийся аппетит, она поспешила покинуть остров любви, который могло смыть с лица земли ручьями ее слез.

Сонька ехала на заднем сидении автомобиля, сжатая с двух сторон бандитами Колченогого. Она жутко волновалась, мысленно молясь, чтобы все прошло идеально. Ее везли за город в то место, где якобы укрывается чекист, которого ей пришлось сдать в обмен на собственную жизнь. У Соньки закружилась голова и, почувствовав приступы тошноты, она попросила остановить тарахтящий транспорт, но получила отказ.

— У нас мало времени! Терпи! — грубым шепотом произнес Бык, сидящий справа от нее. Его многие боялись, потому что знали: за спиной этого редко улыбающегося мужчины — горы трупов. Человеком он был беспощадным, на команду «убить» его глаза наливались кровью — за это он и получил прозвище «Бык». Говорил он сдавленно из-за серьезной травмы в своем темном криминальном прошлом. За попытку «сломать» в тюрьме перебил всех сокамерников и несколько лет провел в «одиночке». Люди для бескомпромиссного убийцы совсем не имели ценности.

Второй ликвидатор — Хворый — был полная противоположность Быку. Голос у него был тоненький и в прошлом над ним частенько посмеивались, до того момента, пока он не пристрелил пару весельчаков. Хворый был потомком благородного рода, который извела революция. Не признавал ни одну силу, кроме оружия. Дуло в лоб для него было самым весомым аргументом. К Соньке утонченный ликвидатор относился с трепетом, эта женщина нравилась ему. Он вообще ценил все красивое и мог часами любоваться на картины и природу. Всю дорогу он с печалью вздыхал, не скрывая, что эта ситуация ему не комфортна. Хворым его прозвали за постоянную заложенность носа. Однажды в драке ему повредили перегородку, и с тех пор он постоянно ходил с платком.

Автомобиль подъехал к высокому забору, который укрывал от посторонних глаз одинокий дом, затаившийся в глубине леса. Оба ликвидатора вышли из машины, за ними еле плелась волнующаяся Сонька.

Василию чекист объяснил, что на репетицию сцен фильма приедут режиссер и актриса, которая претендует на роль воровки. Он тщательно подготовился к встрече: взял в театре костюм, в котором играли какой-то революционный спектакль, нацепил пустую кобуру для образа, начистил до блеска высокие сапоги, а также отрепетировал перед зеркалом мужественный и бескомпромиссный взгляд. Человек, носивший сценическое имя Гермес, очень волновался перед ответственной встречей и предвкушал всероссийскую славу, потому как ни на секунду не сомневался в собственном таланте.

Согласно указаниям Варфаламеева, Василий должен был стоять на втором этаже, а при виде Соньки громко произнести: «Ты опоздала! Сколько можно ждать?». Этот текст актер старательно проговорил множество раз, меняя интонации.

Сонька в сопровождении Быка и Хворого тихонько вошла в дом. Со второго этажа было слышно, как Василий бесконечно репетирует свою реплику. Бандиты непонимающе переглянулись, а Сонька, испугавшись, что они могут раскусить «фальшивку», громко произнесла:

— Саша, это я!

Все стихло. Девушка торопливо прошла к лестнице. Бык и Хворый двигались за ней медленно, опасаясь, что чекист может стрелять. В просторной комнате у окна гордо стоял Василий, заложив руку под кожанку для мужественности, напоминая памятник герою революции. Увидев рожу Быка, он онемел, забыв текст. Через мгновение «заговорило» оружие. «Чекист» трепыхался под пулями, в его глазах было много вопросов, потому что все шло совсем не так, как они обсуждали с нэпмэном, пообещавшим снять хороший фильм.

Глаза Соньки наполнились слезами, а когда бездыханное тело героя рухнуло, она громко всхлипнула. Бык поморщился, глядя как сокрушается подстилка чекиста о смерти своего любовника. Второй ликвидатор лишь тяжело вздохнул, подумав о чем-то своем. Сонька зажмурилась, боясь потерять сознание и, чтобы не видеть кровь, отвернулась. Бык подошел к трупу и внимательно рассмотрел наряд Василия.

— Пижон московский! Вырядился! — прохрипел он, смачно сплюнув, и выстрелил еще несколько раз прямо в лицо.

Девушка торопливо шла обратно к машине. Ей хотелось поскорее покинуть это ужасное место, где пахло смертью.

— Не спеши, красавица! — окликнул ее Бык. Сонька замерла возле автомобиля, плохое предчувствие холодной скользкой змейкой обвило сердце Соньки. Она повернулась и уставилась на ликвидаторов. Хворый виновато опустил глаза.

— Он обманул меня, да? — безысходно произнесла она дрожащим голосом. — Значит, все это было зря…

Ей вдруг неистово захотелось жить! Она стремительно бросилась с дороги прямо в дебри леса, бежала со всех ног, огибая деревья. Ликвидаторы начали стрелять. Сонька почувствовала, как что-то обожгло руку, увидев, что ее кисть превратилась в кровавое месиво, начала терять сознание. Выстрелы стихли. Солнце пробивалось сквозь листву деревьев и падало ей на лицо, пели птицы, и это было так сказочно красиво, что умирать совсем не хотелось…

— Иди, проверь! Вдруг не сдохла?! — процедил Бык, после чего добавил: — И выстрели этой чекистской шлюхе в рожу!

Хворый с сожалением и восхищением смотрел на бледное лицо с крапинками крови. Он нацелил пистолет, но рука дрогнула, мужчина не мог себе позволить надругаться над такой красотой. Он все же выстрелил, но рядом с ее головой, после чего поспешил вернуться к машине.

— Колченогий сказал закапать ее, — вяло протянул Бык.

— В лесу полно волков — обглодают. Ее все равно никто не найдет в этой глуши, — отмахнулся Хворый и получил одобрительный взгляд. Ликвидаторы поторопились вернуться в город, сказав шоферу, чтобы тот отвез их в ресторан, потому что они очень проголодались.

Варфаламееву показалось странным, что звуки выстрелов были на улице. Василий был крепкого телосложения и возможно смог выбраться из дома, а на природе ему выдали дополнительную порцию свинца. Когда шум мотора стих, он выбрался из своего укрытия и осторожно продвигался к дому, на всякий случай, прячась за деревья. Он не сразу заметил Соньку — ее тело лежало в противоположной стороне. Нестерпимая обида прорезала его грудь, молодой мужчина вдруг закричал громко, отчаянно, ему хотелось выплюнуть обжигающую боль наружу.

Царь получил уведомление, что вопрос с гостем из столицы — чекистом — решен. Все пошло по-прежнему. О Соньке никто не вспоминал. Мэри не скрывала, что чувствовала облегчение. Она вдруг полюбила старую усадьбу, и размеры этого симпатичного дома ее больше не пугали.

— Мне кажется, ее надо освежить. Вдохнуть в нее новую жизнь! — важничала она, прогуливаясь с Колченогим по парку. Он не видел вдохновленного лица женщины, которая управляла его коляской. Мэри радовалась своей идее, словно дитя сладостям.

— Картины, мебель… Нужно поменять все! — не унималась Мэри. — И, кстати, я бы подумала на твоем месте об охране!

— Ты боишься?

— Нет!

— Разве твоих людей в доме не достаточно?

— Их всего шесть, — пожала плечами Мэри, задумавшись.

— Семь. Вместе с Ромео.

Коляска остановилась, и через мгновение Мэри выросла перед ним, как гриб после обильного дождя. Она смотрела на него чуть насмешливо, небрежно уточнив:

— Ты говоришь о Фомке?

Колченогий промолчал.

— Я тебе уже говорила, Сережа, Фомка для меня, как ребенок.

— Но дети вырастают! — не унимался мужчина, нервы которого щекотала ревность.

Она немного помолчала, потом в ее взгляде появились хитрые искры, и по-девичьи озорно Мэри бросилась прочь по дорожке между деревьями.

— Вернись коварная женщина! — окликнул он притворно строго, но ответом был ее веселый смех.

Колченогий с удовольствием наблюдал, как она дурачится, собирая васильки, узнавая в ней беспечную Марусю из далекого прошлого.