Мой домовой — сводник (СИ) - Горышина Ольга - Страница 55

— А с кем еще договоришься?

— А что, с кем-то еще надо договариваться? — почти в голос рассмеялся Виктор, переступая порог жилой комнаты. Конечно, в этот момент мы оба подумали о Вадиме. — Я с кем угодно договорюсь.

— Даже со мной? — это я уже спрашивала с дивана, откинувшись головой на подушку. Ту, на которой Виктор спал.

Он нагнулся ко мне, но не поцеловал.

— А эту задачу я оставлю Ирине Павловне. Она с ней справится. Уговаривать глупых школьниц быть умными как-никак часть ее работы.

Он продолжал нависать надо мной.

— Что? — спросила я, не вынеся его туманного взгляда.

Виктор чуть тряхнул головой:

— Не могу решить, чего больше сейчас хочу: поцеловать тебя или просто смотреть… На тебя.

Я сглотнула слишком громко и, спасая свою честь, выдала:

— Надень очки и смотри хоть до утра. Рядом ребенок…

— To есть не будь рядом ребенка…

Его губы были теперь в миллиметра от моих, и я пустила в ход руки. Он сел и потер грудь, будто я действительно его ударила.

— Не будь этого ребенка, тебя бы здесь не было… — огрызнулась я для пущей важности.

Виктор лег рядом и попытался вытащить из-под моей головы край

подушки для себя, но моя голова была сейчас слишком тяжелой от неприятных и малость опасных мыслей, и Веселкин остался ни с чем. Потому просто заложил за голову руку.

— Я же сказал, что собирался приехать…

— Я бы тебя на порог не пустила, — отрезала я громким шепотом.

— Я это знал и планировал пригласить тебя на бизнес-ланч, чтобы потянуть время до воскресенья, когда можно было взять с собой тяжелую артиллерию…

Глеб зашевелился, и мы затихли. Глазки открылись, губки что-то прошептали, и Рыжик снова провалился в сон. Однако выдохнуть я не успела. Во сне он подполз ко мне и водрузил на талию маленькую ручку, чтобы крепче прижаться к моей спине. Видимо, перепутал с мамой…

— Ну вот, опередил, — шепотом рассмеялся Виктор и громко театрально вздохнул:

— Встану в очередь.

— Твой номер шестнадцатый…

Я отодвинулась от Виктора на два лишних сантиметра. Это в рамках дивана была аж целая нейтральная полоса!

— Огласи, кто в списке. Я договорюсь пройти без очереди.

— Не смешно!

Я забыла про шепот и замерла, но Глеб не пошевелился. Фу…

— А я разве пытаюсь тебя рассмешить? Я ни с одной женщиной не был настолько серьезным.

Я уставилась в потолок, чтобы думать если не об Англии, то хотя бы о побелке, пусть тот и не требовал ремонта. Его требовала я, чувствуя себя с ног до головы липкой от присутствия в моей постели двух абсолютно незнакомых мне мужчин. Хотя и сомневалась, что контрастный душ остудит мозг и женскую природу, которой Веселкин-старший играл так же легко, как и словами.

— Так какие планы на завтра? Павловск? Или ты предпочитаешь такое место, где детей развлекают не родители?

Я зажмурилась, почувствовав на ресницах влагу. К чему слезы? К злости или отчаянию? Я не желала, чтобы меня включали в эти "родители"!

— А если я скажу, что никуда не поеду с вами? Ты говорил про одну ночь. На эту ночь я тебя и пустила.

Он молчал, наверное, секунд десять, а для него это было уже очень долго.

— Ира, давай не начинать с начала… Что, думаешь, я у Гордеевых не мог остаться? Я пришел к тебе, потому что хочу, чтобы ты была с нами. С этого дня и "со-он", если по-английски тебе будет понятнее.

Я повернула к нему голову — тело, стараниями Глеба, и до того смотрело на его отца, а вот моя шея безумно затекла от необходимости быть подальше от незваного квартиранта. Темно… Моих влажных глаз все равно не видно.

— А ты спросил, хочу ли этого я? — шепот дрогнул, на некоторых звуках сорвавшись на фальцет.

— Спросил. И ты согласилась, — из голоса Веселкина исчез весь смех до последней ноты. — Посмотри на свой палец, если у тебя память девичья. Мне казалось, ты взрослая женщина и понимаешь, что к чему… Понимаешь, где кончается игра.

Он вдруг сел и уставился в зашторенное окно, ко мне спиной. Ссутулился и явно проверял кулаком наличие щетины. Он отлично вечером побрился. Как на свидание, прямо…

— Я соглашалась только на игру, — почти проплакала я срывающимся шепотом. — Не больше…

— Иногда жизнь решает за нас, а мы просто подчиняемся ее решениям. Кто-то называет это, плыть по течению, а я считаю это несопротивлением судьбе. Порой кажется, что обстоятельства тебя давят, а бог тебя по какой-то непонятной причине ненавидит, а потом понимаешь, что просто надо было взобраться с крестом на Голгофу и чуть пострадать…

— Странная аналогия, — сказала я уже более твердо. — С бизнес-планом ты тоже ходишь к гадалкам?

— Я — нет, а некоторые — да.

Он наконец обернулся.

— Ира, неужели ты не понимаешь, что все это не просто так, что наша встреча не случайна? Сама подумай, ну какой шанс был у твоей сестры устроиться на работу именно в мою фирму и мой шанс — отдать кота именно твоей подруге как раз в тот момент, когда ты искала квартиру, а моей матери надо было ее срочно сдать… И что в момент нашей встречи ты оказалась свободной от прошлых отношений? Никакого, — ответил он, не дав мне и рта раскрыть. — Это звезды сошлись, или моя бабушка кому-то там на небесах нашептала…

— Или домовому, — буркнула я зло.

— Ну, возможно… Тут и в домового поверишь… Отчего нет-то? Ира, ну будь взрослой. Ну пожалей ты меня! Ну как я объясню теперь ребенку, что ты ушла?

— Ты делаешь это все ради ребенка, верно?

Веселкин кивнул и опустил глаза.

— Ну, конечно. Не ради себя ж! — он снова смотрел мне в глаза. Наверное, те достаточно ярко из-за невыплаканных слез светили в ночи. — Ира, я не буду врать, что у меня тут любовь с первого взгляда. Ты мне нравишься, но не более того… Все это ради Глеба, да… Так все закрутилось… Я не собирался жениться, я никого не искал себе даже просто для более-менее серьезных отношений… Да, от Карины я пытался избавиться уже полгода, но на ее место пришла бы другая дура… Ира,

— он тронул меня за плечо, но остался в полоборота, — обещаю тебе, никаких Карин. Я не хочу вытаскивать на свет все наше грязное белье, но Оля поступила со мной подло. Как и мать, впрочем. Понимаешь, секс и дети — это две разные вещи. Я не хотел от нее ребенка, но раз так получилось, то я не снял с себя отцовских обязательств, но видеть ее женой — нет, боже упаси… И мне до безумия жаль, что у моего сына вот такая мать, но я могу сделать так, что у него будет еще и вторая мама…

Теперь он уже привалился ко мне, судорожно убирая с моего лица волосы, но явно не для поцелуя, а словно боялся, что я пропущу даже одно слово, если на глаза мне падет хотя бы одна волосинка.

— Мне не нравится, какой Аркашка отец. Мне не нравится, какой он муж. Мне вообще не нравится атмосфера у них дома, а парню это важно. Важно видеть, как отец ведет себя с матерью, как она ведет себя с ним. Это формирует его отношение к женщине. И чем это раньше бессознательно отложится с его мозгу, тем лучше. Я не хочу, чтобы он нашел себе жену, как Оля. Не хочу…

— А чем я лучше? — спросила я, вложив в голос всю скопившуюся в моем теле злость, сделав его похожим на бас. Или у меня просто пересохло во рту, как в Сахаре.

— Ты лучше. Просто поверь мне… Или ему, — Виктор освободил от моего плеча руку и ткнул пальцем в стенку. — Эта серая сволочь всех кусал, а тебя вот нет. Это тоже знак. И вообще, знаешь, как моя мать с Костровым познакомилась? Через кота. Она Барсика возила в ветеринарку, а Костров как раз давал там согласие на усыпление своего старого кота, на котором врачи крест поставили. Матери они тогда тоже говорили, что все, не спасут, хватит, лет уже, дескать, восемнадцать… Но Костров какие-то там лекарства за баснословные для нас тогда бабки купил, Барсик под капельницами лежал, и еще шесть лет у бабушки потом прожил. Ну мать в общем была Кострову хорошей женой, и друзья по бизнесу удивлялись, чего тот по молоденьким девкам не бегает и на хрена ему сдался чужой ребенок. Но я тоже был ему хорошим сыном и потом, можно сказать, спас фирму… Так что коты в нашей семье — хороший знак. Они знают, кого выгонять, а кого приманивать. Моя мать тоже предпочла кота моему отцу. И я с ней в общем-то согласен. Он редкостное дерьмо, и все, что тебе во мне не нравится, можешь смело валить на него…