Мой домовой — сводник (СИ) - Горышина Ольга - Страница 32

— Полка под зеркалом не порядок, да? — Ну почему у Вадима такой серьезный сейчас голос?

— По мнению кота, нет. Ну что ты обиделся? Моим пряникам тоже досталось — полпакета на полу…

A мы радовались, что ночью было тихо… Тихо не было, мы просто проспали самое интересное. Проснулись как раз от грохота падающей бутылки, но решили, что это не у нас, а за окном какой-нибудь алкаш заметает следы ночной пьянки… Короче, спросонья мы казались себе очень логичными.

По дороге домой, растрясая плотный ужин, мы договорились запирать кота на ночь в бабкиной комнате. Со следующей ночи, потому что для начала я все же решила взять коробку и собрать с комода вещи, семейную цену которым я не знала. Теперь у меня было законное право войти в комнату при Вадиме. Я встала в среду на час раньше, вынула из ведра мусорный пакет, залила туда воды и пошла намывать полы.

Вадим преспокойно спал, да и с вечера он не выказал особой охоты помогать мне в этом грязном деле. А вот кот постоянно лез мне под руки, пытаясь вырвать из рук тряпку. С игрушками бы так играл! Чтобы отвлечь монстра, я вставила палочку с перьями в промежуток между матрасом и спинкой бабкиной кровати, но Чихуня по- прежнему не обращал на игрушку никакого внимания и рвал из рук тряпку.

— Иди лучше Германа ищи! — отогнала я кота и просунула руку под кровать, вслед за шмыгнувшим туда Чихуней.

Там было несколько коробок. Я вытащила одну и чихнула от пыли. Открыла я ее лишь после того, как прошлась по картону половой тряпкой. В ней лежали старые зимние сапоги. Из черной замши, белым мехом внутрь и следами свечки на молнии. Ничего интересного. Пойдет в помойку с легкой руки Зинаиды Николаевны. Следующая коробка показалась не такой запыленной, и я открыла ее сразу. Она полнилась фотографиями, сваленными туда без разбора. Я обтерла о футболку мокрые руки. Сверху лежали детские фотографии, черно-белые… Все с котом и мальчиком. Мальчик не изменился. Или же очкарики все похожи друг на друга даже в детстве.

Любопытство не порок, но надо знать меру. Я взяла верхнюю фотокарточку и положила ее на комод под книгу, которая оказалась старым телефонным справочником. Там кот ее не раздерет, и я передам фотографию Веселкину и верну обратно в коробку, если потребует. Кот действительно гигантских размеров. Чихуня, причем оба, просто котенок рядом с ним!

Чихуня-младший, видимо, обидевшись на мои даже не произнесенные вслух мысли, так и не вылез из-под кровати. Хоть швабру бери и выметай его вместе с пылью. Но я полезла туда сама, на пузе — футболку все равно стирать… и вытащила кота верхом на коробке… Вернее, внутри нее. Она стояла в самом углу открытая и в ней лежала кукла… Вот он, Герман!

— Чихуня, брысь отсюда…

Кот подчинился, но не ушел из комнаты. Сел и наблюдал, как я достаю куклу из коробки и кладу на кровать. Аккуратно. Как живая, обалдеть… Огромные сероватые глаза. Темные дуги бровей. Лохмы пепельных волос, на которых кто-то явно практиковался в стрижке — я даже знаю имя этого кого-то… Похоже, он умело превращал куклу из девочки в мальчика. Слишком уж у нее курносый нос и пухлые губки. Одежда явно не оригинальная… Да точно! Я сняла с нее лохмотья пыли — сшита из старой одежды, внахлест огромные стежками. Самим маленьким Витей? Вряд ли. Скорее бабушкой для внука. Да…

Я подняла куклу за талию и повертела ее из стороны в сторону — девочка, точно девочка… Не пупс! Гермиона, никакой не Герман. Но пусть будет Германом. Побольше пыли начесать в волосы, может, и сойдет за домовенка. Позвонить Веселкину? Прямо сейчас? А что, я взяла с кухонного стола телефон — в восемь утра могут дрыхнуть только парикмахеры, но никак не бизнесмены.

Визитка, к счастью, из кармана джинсов перекочевала в сумку. Я сначала набрала номер, а потом решила ограничиться эсэмэской. Захочет — перезвонит сам. "Мы с Чихуней нашли Германа. Могу привезти в пятницу в центр". Да, да, в пятницу. Он должен понять, что я не просто так назначаю специфический день. Значит, видеть его в другой и тем более дома, не хочу. Не дурак, поймет.

Минута. Тишина. Две. Тишина. Я убрала телефон и пошла в душ. Вернулась я уже к ответной эсэмэске: "Ирочка, спасибо. + 1000 к карме за скорость. Жаль, я сегодня улетаю в Италию. Вернусь с выставки, сразу отзвонюсь". Какое счастье, что он не прислал сердечко. И вообще не прислал ни одного смайлика.

Я запустила пятерню в мокрые волосы и потрясла ими. Оказалось, что устроила коту душ, и тот сразу же поднял лапу то ли в запрещающем, то ли в требующим продолжения жесте…

— Иди к миске!

С едой у нас чуть наладилось, хотя поздним вечером, когда мне вдруг безумно захотелось молока, я снова обнаружила кота на столе, раздирающим двойной полиэтиленовый пакет на пряниках. Правда, Чихуня тут же сунулся следом за мной в холодильник и жадным взглядом проводил мою руку с пакетом молока. Пришлось достать глубокую тарелку и налить на донышко буренкиного лакомства. Чихуня сначала сунулся в миску, но потом уселся на попу и уставился мне в глаза: типа, уйди, есть мешаешь… Я ушла, но утром нашла молоко разлитым по всему полу. К счастью, тарелка осталась цела, Вадим не видел всего этого безобразия, и я все равно собиралась мыть пол у бабки.

Сейчас кот демонстративно прошествовал мимо миски, обернулся на меня, точно подмигнул, и завернул за угол коридора. Мне это не понравилось, и я пошла проверить, что он собрался сделать. И правильно — улегся прямо на куклу! Пришлось согнать, спрятать Германа обратно в коробку и надеть поверх картонки полиэтиленовый пакет — от греха подальше.

— Это не твое, Чихуня! Это другого Чихуни, — сказала я строго, но кот зло показал мне зубы. — Сейчас покусаешься тут!

— Кусается? — это вылез из-под одеяла Вадим и стоял в дверях все еще босиком и в мятой футболке.

— Нет, — ответила я тут же, толкая коробку обратно под кровать. — Ему не понравился сам факт уборки. Пыль не погоняешь…

Вадим что-то сонно буркнул себе под нос и пошел умываться. Чего встал, когда не на работу? Или девять часов — это не шесть, это уже ого-го, как много! Жизнь меняется. Жизнь не может не меняться. Правда, не всегда в лучшую сторону. Зато теперь у нас есть Чихуня…

Я обернулась, чтобы погладить кота, но его уже и след простыл. Есть он у меня, как же! Это я у него есть, в домработницах… И, кажется, у обоих Чихунь…

Мы не заперли кота в бабкиной комнате, мы просто закрыли туда дверь, когда кот ушел спать на кровать старой хозяйки — а потом всю ночь лежали и вслушивались во все звуки и шорохи. Вадим даже пару раз подрывался проверить кота, но я хватала его за руку со словами: лежи смирно. Кот не даст себя в обиду — захочет выйти, заорет. Но кот не орал — видимо, все эти ночные и утренние трели были у Чихуни вынужденной акцией протеста против запирания вожделенной комнаты. Теперь кот находился внутри комнаты, а мы снаружи, как по сторонам одной баррикады, не мешая друг другу жить.

Мешало коту только мучное. Он совался в каждый магазинный пакет. Наконец Вадим не выдержал, достал одну печеньку, положил перед котом и безапелляционно сказал:

— Еще раз увижу мордой в пакете, в кухню больше не зайдешь!

Кот, не взглянув на печенье, развернулся и ушел с кухни сам, но Вадим так и оставил сладость у кошачьей миски, а я не стала встревать и обсуждать или осуждать его методы воспитания. Но чтобы утро не казалось пустым — а мы, кажется, кроме проблем с котом, ничего уже и не обсуждали — я спросила Вадима про куклы.

— Мальчики не играют в куклы. Мальчики играют в машинки и в войнушку, — сказал он не задумываясь и, к счастью, не спросил, почему я спрашиваю. Я заранее знала его комментарий, что Веселкин — дурак. Впрочем, обсуждать методы воспитания, применяемые к сыну Виктором Анатольевичем, мне хотелось еще меньше. Сестра не звонила и не трындела о нем. К счастью!

Но порадовалась я рано. Она все же поймала меня по дороге на работу: хорошая секретарша, знает расписание не только шефа, но и мое!