Лука, или Темное бессмертие - Тилье Франк - Страница 21
- Предыдущая
- 21/24
- Следующая
Она свернула вправо.
– Действия Ангела вписываются в такого рода демарши, но в более жестоком, более «самоубийственном», я бы сказала, варианте. Его идеи более экстремистские, больше проникнуты идеологией. О деньгах речи нет, по крайней мере пока: он ополчился против технологии и того, к чему идет человек. Он знает, что его поймают, но для него это не важно. А важно, чтобы его идеи распространились, чтобы его гнев на наш гнилой мир мог выплеснуться. Гнев, копившийся в нем месяцами, а может, и годами, и который он выставит напоказ в своем пресловутом манифесте. Следует ожидать, что мы получим толстенный кирпич в несколько сот, а то и тысяч страниц, пропитанных ненавистью. В этом смысле он крайне опасен, и будьте уверены, он пойдет на все, чтобы достичь своих целей.
Шарко слушал, не говоря ни слова. Ангел был не первым. В семидесятых годах прошлого века, придя к выводу, что индустриальное и технологическое общество слишком отдаляется от понятия человеческой свободы, преподаватель математики Унабомбер терроризировал Соединенные Штаты своими самодельными бомбами. Они были упакованы как почтовые отправления и подписаны инициалами FC, «Fuck Computers»[33]. Потом Шарко подумал о Брейвике, норвежском исламофобе, который убил семьдесят семь человек и ранил более пятисот в 2011 году, прежде чем в Интернете был обнаружен его манифест более чем в тысячу страниц.
От остальной человеческой массы их отличал только экстремизм взглядов. Они были вполне социализированы, умны, принадлежали к среднему классу, не обезглавливали животных и не носили шрамов на лицах. Они были «нормальными», обычными и потому почти не поддавались обнаружению.
Телефонный звонок вырвал его из задумчивости: звонила Одри. Она вкратце изложила результаты своих поисков и попросила разрешения съездить в Гуссенвиль. Коп задумался. Она говорила об интуиции, о фургончике с затемненными стеклами… Если она права, это могло здорово подстегнуть расследование.
– Отлично. Но только стремительный бросок, без малейшего риска. Ты просто проезжаешь мимо, быстренько все оглядываешь и смываешься, понятно? Не останавливаешься, не выходишь из машины. Если ничего подозрительного не увидишь, то возвращаешься, и мы разберемся позже.
– Понятно, шеф.
Шарко дал отбой. Он чувствовал в молодой женщине азарт своих былых лет. Он бы тоже рванул вперед, потому что, когда расследование берет вас за горло, оно сжимается вокруг и втягивает в свои мрачные извивы.
Летиция Шапелье шла дальше, направо, чтобы попасть в парк. Местность была пустынная, погруженная в вязкую темноту. Чернильное пятно в центре Города Света[34]. Шарко ответил на второй вызов – на этот раз медэксперта – и оторопел.
Он вернулся к своей спутнице только минут через пять, ошеломленный полученной информацией. Летиция ждала его под деревом. Шарко погрузился в глубину черных радужек ее глаз, которым мигрень придавала влажный блеск.
– У вас неважный вид.
– Все будет нормально. У меня эти приступы с пятнадцати лет. Словно молотком долбит. Но я привыкла.
– Ладно… А у меня новости о человеке, который скончался у здания Управления. Я знаю, от чего он умер. Ни за что не поверите.
13
Майор Фредерик Боэси, человек с военной выправкой, серо-стальными глазами и могучими руками, предложил им присесть и закрыл дверь кабинета. Когда Люси и Николя в общих чертах описали ход своего расследования, а именно похищение Бертрана Лесажа и молчание его жены, он изменился в лице. Теперь оно выражало гнев и в то же время явную тревогу.
– Ей следовало немедленно нас вызвать, черт возьми! Почему она молчала?
– Вы же знаете, как реагируют жертвы в подобных случаях, – заметил Николя. – Ее мужу однозначно грозили смертью, если она сообщит в полицию. На данный момент нам не известно ни какие требования выдвинет Ангел будущего, ни почему он напал именно на Бертрана Лесажа. Но мы будем вам признательны, если вы поделитесь сведениями о суррогатной матери. Возможно, она что-то знает и поможет нам отыскать наших двух похищенных. В обмен мы готовы сообщить вам все, что может оказаться полезным в вашем собственном расследовании.
Постукивая пальцами по столу, Фредерик Боэси внимательно посмотрел на них и оценил предложение:
– Отлично, в наших общих интересах работать вместе. Коротко говоря, ввиду широкого освещения в прессе и деликатности темы репродуктивной медицины и суррогатного материнства нас попросили всеми способами распутать эту историю. Другими словами, найти ту женщину и прояснить неясную ситуацию с отцовством ребенка.
Он откинул желтую обложку с толстого досье, лежащего перед ним, и достал фотографию удостоверения личности, которую подтолкнул к Николя:
– Та, что называла себя Наташей, в действительности Эмилия Робен, двадцати пяти лет…
Николя посмотрел на снимок и передал его Люси. Эмилия Робен оказалась блондинкой, в отличие от гостиничного видео, на котором у нее были черные и намного более длинные волосы. Она не улыбалась, лицо было изможденным.
– Вам удалось ее отыскать?
– Мы выяснили ее настоящее имя недели три назад, вычислив следы электронного адреса, с которого был послан последний мейл Лесажу. Компьютер, с которого он был отправлен, находится в интернет-кафе Дижона.
Он положил перед собой несколько увеличенных снимков с гостиничного видео, где было видно лицо Эмилии.
– Мы отправились в Дижон, показали эти снимки завсегдатаям кафе. Несмотря на разницу во внешнем виде, некоторые узнали ее и сообщили, что она приходила с чем-то вроде складного самоката. Мы предположили, что она живет недалеко. Дижонские коллеги прочесывали район много дней и в конце концов отыскали того, кто был способен опознать ее и указать, где она живет.
Другое фото: городской квартал.
– Она снимает квартиру в одном из районов города. Мы туда нагрянули. Никого. Тогда мы провели обыск. Все было чисто убрано, но оставалось мало вещей и не было ни одежды, ни компьютера. Только фотография с удостоверения личности, которая завалилась за плинтус. Эмилия Робен получила работу в одном из мини-маркетов в Дижоне пять месяцев назад. Она расставляла товар на полках.
– Вы говорите в прошедшем времени, – заметил Николя.
– Потому что на данное время у нас нет никаких ее следов. Обычно она оплачивала квартиру чеком в конце каждого месяца, но в октябре чек не пришел. С шестого октября, то есть уже больше месяца, нет никакого движения по ее банковскому счету. И начиная приблизительно с того же периода она больше не выходит на работу и не дает о себе знать работодателю.
Больше месяца… Целую вечность. Николя записал информацию в блокнот. Возможно, у Эмилии Робен еще оставалось достаточно наличности, которую выплатили ей Лесажи или другие лохи, чтобы жить, ничего не снимая со счета. Или с ней случилось что-то нехорошее?
– Мобильник? – спросил он.
– Ни черта. Ни абонирования, ни вообще следов, что мобильник у нее имелся. Приехав в Дижон, она поменяла и банк, и кредитку.
– Как если бы хотела сжечь все мосты…
– Именно так. Немного любительский способ исчезнуть, но достаточный, чтобы прибавить немало хлопот тому, кто захотел бы ее выследить. И вполне вероятно, что она повторила свой трюк, покидая город.
Фредерик Боэси положил ладонь на досье:
– Таково сегодняшнее положение дел: мы порылись в ее семейных связях. Тупик. Мать Эмилии Робен не поддерживает связей с дочерью уже многие годы. По ее словам, Эмилия покинула родительский дом совсем молодой, чтобы жить с типом, который выставил ее вон через два года. Отец ушел, когда ей было тринадцать. Мать говорит, что в то время девочка была «своеобразной».
– В каком смысле?
– Она делала себе надрезы, типа ритуальных, особенно в области живота. Вроде никаких суицидальных намерений, только извращенная одержимость телом, которое ей хотелось терзать и использовать как игровую поверхность. Она резала себя и вставляла в раны разные предметы, вроде жемчужин. Два-три раза побывала у психиатра, а потом сбежала вместе с дружком.
- Предыдущая
- 21/24
- Следующая